Хроники Мидгарда. Нуб детектед - Альтс Геймер

Когда через несколько часов он вновь открыл глаза, уже начало смеркаться. Сулла сидел в пяти шагах и терзал огромным клювом какую-то несчастную мышь. Белоголовый орлан-исполин, четырехметровым размахом крыльев способный нагнать страх на кого угодно, явился на зов повелителя. Рядом с Кезоном на охапке прелой травы валялась пузатая бутыль с эликсиром, к которой тот немедля припал. Бутыль лежала одна, а одежды не было вовсе. Целебное зелье сразу стало работать, Кезон с удовлетворением наблюдал, как затягиваются на теле раны и порезы, как покрывается розовой кожей разорванная акулой стопа. Сулла аккуратно переставил могучие лапы и поближе переместился к хозяину. Его голова несколько раз комично склонилась, принимая своеобразную позу почтительности.

— Как дела в городе?

— Все спокойно. Волнения улеглись.

— Хорошо. Почему только одно зелье? И где моя одежда?

Сулла беспокойно повертел клювом.

— Я не умею воровать, повелитель. Я — глашатай. Мне и это было трудно достать.

— Воровать? Почему тебе пришлось воровать? Почему не взял из моих запасов во дворце?

— У тебя больше нет дворца, сир. И слуг нет.

Кезон рывком поднялся с земли.

— Вот, значит, как. Кто сейчас у власти? Куда смотрели Стратор и Ульпий? Как допустили переворот? Лишь шесть страж я плыл на бревнах от Запретного города и вернулся, чтобы застать свое государство в руинах!

— Четыре дня? — Сулла угрюмо выдержал его взгляд. — Нет, не через океан лежал путь твоего возращения. Три месяца тебя носило по Морю Безвременья, государь! И пока тебя не было, тут произошло многое.

— Юпитер всемогущий! — вскричал Кезон и обхватил голову руками.

Хоть и низвергнутый правитель, но по-прежнему великий человек, он сумел быстро взять себя в руки. Он выжил. Он вернулся. Он отомстит. Сулла не сводил с хозяина немигающего взгляда.

— Вот, оказывается, каков гнев ушедших Иерархов! Каким болваном я кажусь себе теперь! Я попал в зону хронопарадокса. Впрочем, мне следовало предвидеть. Говори.

— После того как ты, государь, увлек своих сторонников в экспедицию против Запретного города, жрецы принесли жертвы в храмах. И все стали ждать вашего возвращения или гонцов с вестями о победе. Готовился триумф Кезону и его гвардии. Но прошла неделя — и ничего. Наконец, переродившись в ворона, вернулся Коракс и рассказал о разгроме. В городе начались волнения. Альба Лонга и Дакия восстали. Ульпий взял власть, а Стратор с войсками отправился усмирять колонии. Народ ждал перерожденных. Но почти никто не возродился. Всех как будто поглотила пучина. Город пребывал в отчаянии. Во всем винили тебя, владыка. В храмах поносили твое имя, которое вскоре стало проклятием. Теперь его вообще вычеркнули из исторических анналов, а если хотят упомянуть о твоем правлении, тебя именуют просто — Диктатор. Ульпий и Стратор объявили об учреждении консульского правления, где Ульпию принадлежит светская власть, а Стратору — военная. Вскоре прибыло посольство Запретного города, и отныне между нашими державами — военный и торговый союз. Альба Лонга получила автономию, Дакия — статус протектората, где от руки Стратора правит его младший брат Феликс. Твоего префекта держат в теле ворона в храме Ювенты.

— Зачем глумятся над стариком? Им он не сделал ничего дурного!

— Кроме того, что не признал власть Консулов. Он — живое напоминание глубины твоего падения и символ силы новой власти.

— А что моя жена? И наложницы?

— Недолгим оказался твой брак. Корнелия отреклась от тебя, государь. Ходили слухи, что ее к этому принудили, но разве это меняет дело?

— Непостоянство… Имя тебе — женщина, — прошептал Кезон.

Сулла, не обращая внимания на муки господина, механически продолжал перечислять факты.

— Чтобы соблюсти закон, тебя официально, в храмах, объявили покойником. Корнелия приняла ухаживания Стратора. Через две недели состоится их бракосочетание в храме Ювенты. А наложниц Ульпий отдал в Публичный театр, и теперь их каждое воскресенье можно увидеть во время представления труппы театра на площади богини Русины. Твоя личная стража пыталась оказать сопротивление, но бунт жестоко подавили. Тела павших выставили за ворота города на всеобщее осмеяние.

Кезон рывком встал, в ярости потрясая кулаками. Ослепленный гневом, он подскочил к изогнутому стволу пальмы и принялся неистово колотить по нему, изрыгая проклятия. Разбив руки в кровь, без сил опустился на сухую листву. Его голова поникла. Но всего лишь на несколько секунд. Только на мгновения скорлупа, скрывающая личность сверхчеловека, треснула и показала его истинное лицо — лицо, искаженное горечью утраты, лицо мятущегося и безмерно страдающего от горя смертного, — а потом он вновь проявил свое необыкновенное самообладание и холодно вопросил:

— Это все?

— И да, и нет. Рассказать можно еще многое… Но смысл один — тебе нельзя, сир, появляться в городе. Тебя немедленно схватят и после «легис акцио» [5]придадут позорной казни. Скорее всего, в тайне, чтобы не волновать народ.

— У меня нет армии, нет слуг и сторонников, у меня нет жены, дома и даже одежды! Что посоветуешь, мой глашатай? Похоже, ты один хранил мне верность. Ты — единственный мой советчик.

— Я не советчик, а всего лишь слуга. К тому же — с клювом вместо рта.

— Твой клюв всегда изрекал мудрые вещи, а глаза с высоты видели многое, недоступное людям. К тому же мне не из кого выбирать. Я готов принять твои советы, Сулла, какими бы они ни были. Вещай, глашатай, я даю тебе на то мое дозволенье.

— Не знаю, владыка, я не могу желать тебе смерти, это противно моему естеству, но, может, стоит переписать заново страницы твоей жизни? Начать все с чистого листа?

— Ты советуешь погибнуть и переродиться? Это скверный совет, Сулла. Кто сразит меня? Равный? Ты же знаешь, что их нет. Я превосхожу любого из воинов Баркида. Значит, в случае смерти мне суждено быть отброшенным на два-три уровня назад и влачить не месяцы, а годы в теле низших существ. За это время огонь, который переполняет меня, спалит изнутри мою душу дотла, иссушит мои вены, выжжет мне глаза.

— Огонь? О каком огне ты говоришь, владыка?

— Об огне моей мести и пламени моей ненависти. Я вижу, Сулла, что в глубине души ты осуждаешь нашу экспедицию в Запретный город. Не спорь, за годы, которые мы провели вместе, я научился читать твои мысли. А знаешь ли ты, что ужасная цена, которую все заплатили за нее, — цена предательства? Нас ждали, чтобы уничтожить. И сегодняшний альянс Баркида с Запретным городом, оформившийся так быстро после войны, — наилучшее тому доказательство. Измена, как червь, подточила нашу плоть, проделала ходы внутри тела нашего государства. Вот страшная разгадка поражения, Сулла, и клянусь Юпитером, кто-то ответит мне за это.

— Ты думаешь, что Ульпий и Стратор…

— Либо порознь, либо сообща вступили в сношения с Запретным городом. Я знаю это так же, как и то, что меня зовут Кезон Юстиниан, что значит Справедливый, и я вернулся, чтобы отомстить. Веди меня к Камню Иммерсии, я понял, что мне следует делать.

Сулла, уже несколько секунд к чему-то настороженно прислушивавшийся, комично подергал головой вверх-вниз и издал отрывистое клекотанье.

— Сюда идут.

— Нас выследили?

— Не знаю. Возможно.

В десятке стадий от них заросли самшита раздвинулись, и на пляж из кустов выбрались три стражника с пилумами [6]и скутумами [7]в руках. Не люди — всего лишь юниты. Регулярная стража. Кезон быстро отвернулся, меняя внешность. Стражники переглянулись и решительно направились к ним. Локтях в пяти лидер патруля, ветеран-принцип в серебряной лорике [8]тонкой работы остановился, воткнул в песок щит и поднял левую руку.

— Незнакомец! Откуда ты и что здесь делаешь?

— Я всего лишь несчастный моряк, потерпевший кораблекрушение…

— Что произошло? Откуда шло твое судно? Какой груз был на борту?

— Наш актуарий [9]вышел из Дакии три стражи назад с грузом пальмового масла. На подходе к Баркиду западный ветер бросил нас на рифы. Мои товарищи спустили шлюпку, но я упал за борт, уцепился за рею и добрался до берега. Я измучен и не могу идти.

Принцип повернулся, обратив грозный взгляд на Суллу.

— Глашатай Диктатора! Ты должен предстать перед пр е тором. [10]Следуй за нами. Незнакомец — ты тоже!

Кезон поднялся на ноги.

— Я уже сказал, что слишком измучен, чтобы идти.

Принцип сдвинул брови.

— Сопротивление? Карается смертью!

— По какому праву вы задерживаете меня? Я не сделал ничего дурного! Или Баркид больше не свободный город?