Ромео и Джульетта (Пер. Т. Щепкина-Куперник) - Уильям Шекспир

Ох, только б до твоей дожить мне свадьбы —

Так больше ничего я не хочу.

Вот-вот, как раз о свадьбе и хочу я

Поговорить. – Скажи, Джульетта, дочка,

Была бы ты согласна выйти замуж?

Я о подобной чести не мечтала.

О чести! Каб не я тебя вскормила,

Сказала б: ум ты с молоком всосала.

Так о замужестве пора подумать.

В Вероне многие из знатных дам

Тебя моложе, а детей имеют.

Что до меня – в твои года давно уж

Я матерью твоей была. Ну, словом, —

Твоей руки Парис достойный просит.

Вот кавалер-то, ах, моя синьора!

Что за мужчина! Восковой красавчик!

В веронском цветнике – цветок он самый лучший.

Ох, да, цветок, уж подлинно цветок!

Скажи, могла бы его ты полюбить?

На празднике у нас он нынче будет.

Читай, как книгу, юный лик Париса.

В нем красотой начертанную прелесть.

Вглядись в черты, которых сочетанье

Особое таит очарованье;

И все, что скрыто в чудной книге той,

Ты в выраженье глаз его открой.

Как книга без обложки, он лишь ждет,

Какой его украсит переплет.

Но не поймал никто еще той рыбы,

Чью кожу взять на переплет могли бы.

Да, смело может красота гордиться,

Коль эти заключит в себе страницы.

Когда рассказ прекрасный в книге скрыт,

То ею всякий больше дорожит.

Ценней ее застежка золотая,

Смысл золотой собою охраняя.

Так раздели, что есть в его судьбе;

Не станешь меньше, взяв его себе.

Нет, толще станет – так уже ведется.

Как смотришь на любовь его, ответь.

Я постараюсь ласково смотреть,

Но буду стрелы посылать из глаз

Не дальше, чем велит мне ваш приказ.

Входит слуга.

Синьора, гости собрались, ужин готов, вас просят, молодую синьору зовут, кормилицу клянут в буфетной; и все дошло до крайней точки. Мне приказано скорей подавать. Умоляю вас, пожалуйте сейчас же.

(Уходит.)

Идем, Джульетта, граф уже пришел!

Иди, дитя, и вслед счастливых дней

Ищи себе счастливых ты ночей.

(Уходит.)

СЦЕНА 4

Улица.

Входят Ромео, Меркуцио и Бенволио с пятью или шестью другими масками, за ними слуги с факелами.

Ну что ж, мы скажем в извиненье речь

Иль так войдем, без всяких объяснений?

Нет, нынче уж не в моде многословье.

У нас с собой не будет Купидона

С повязкой на глазах, с татарским луком,

Похожего на пугало воронье

И ужас наводящего на женщин,

Ни устного Пролога, что с запинкой

Сопровождает вход наш под суфлера.

Пусть думают о нас, что им угодно, —

Мы только протанцуем и уйдем.

Мне факел дайте: для веселой пляски

Я слишком грустен; я светить вам буду.

Нет, милый друг, ты должен танцевать.

О нет, вы в танцевальных башмаках

На легоньких подошвах; у меня же

Свинец на сердце: тянет он к земле

И двигаться легко не позволяет.

Но ты влюблен. Займи же пару крыльев

У Купидона и порхай на них!

Стрелой его я ранен слишком сильно,

Чтоб на крылах парить, и связан так,

Что мне моей тоски не перепрыгнуть.

Любовь, как груз, гнетет меня к земле.

Чтобы совсем ты погрузился, надо

Любви на шею камень привязать.

Но груз тяжел для этой нежной вещи.

Ужель любовь нежна? Она жестока,

Груба, свирепа, ранит, как шипы.

За рану – рань ее и победишь.

Ну, дайте же футляр мне для лица.

(Надевает маску.)

Личина – на личину. Ну, теперь,

Коль строгий взор во мне изъян заметит,

Пусть за меня краснеет эта харя.

Ну, постучимся и войдем, – и сразу,

Без разговоров, пустимся мы в пляс.

Мне факел! Пусть беспечные танцоры

Камыш бездушный каблуками топчут8.

Я вспоминаю поговорку дедов:

Внесу вам свет и зрителем останусь.

Разгар игры – а я уже пропал!

Попалась мышь! Но полно, не горюй!

Коль ты устал, так мы тебе поможем,

И вытащим тебя мы из трясины,

Из этой, с позволения сказать,

Любви, в которой по уши завяз ты.

Однако даром свечи днем мы тратим.

О, нет!

Да, в промедлении своем

Мы тратим время, точно лампы днем,

Прими совет наш мудрый пятикратно.

Здесь пять голов; в них пять умов. Понятно?

Как знать? На этот маскарад умно ль

Идти нам?

Почему – узнать позволь?

Я видел сон.

Я тоже, – чем хвалиться?

Что видел ты?

Что часто лгут сновидцы.

Нет, сон бывает вестником судеб.

А, так с тобой была царица Меб9!

То повитуха фей. Она не больше

Агата, что у олдермена в перстне10.

Она в упряжке из мельчайших мошек

Катается у спящих по носам.

В ее повозке спицы у колес

Из длинных сделаны паучьих лапок;

Из крыльев травяной кобылки – фартук;

Постромки – из тончайшей паутины,

А хомуты – из лунного луча;

Бич – тонкий волосок, и кнутовище —

Из косточки сверчка; а за возницу —

Комарик – крошка, вроде червячков,

Живущих у ленивиц под ногтями11.

Из скорлупы ореха – колесница,

Сработана иль белкой-столяром,

Или жучком-точильщиком, давнишним

Каретником у фей. И так она

За ночью ночь катается в мозгу

Любовников – и снится им любовь;

Заедет ли к придворным на колени —

И снятся им поклоны; к адвокату

На пальцы – и во сне он видит деньги;

На женские уста – и поцелуи

Сейчас же сниться начинают дамам

(Но часто Меб, разгневавшись, болячки

Им насылает – оттого, что портят

Конфетами они свое дыханье);

Порой промчится по носу она

Придворного – во сне он милость чует;

А иногда щетинкой поросенка,

Уплаченного церкви в десятину12,

Попу она во сне щекочет нос —

И новые ему доходы снятся;

Проедется ль у воина по шее —

И рубит он во сне врагов и видит

Испанские клинки, бои и кубки

Заздравные – в пять футов глубины;

Но прямо в ухо вдруг она ему

Забарабанит – вскочит он спросонья,

Испуганный прочтет две-три молитвы

И вновь заснет. Все это – Меб. А ночью

Коням она же заплетает гривы,

А людям насылает колтуны,

Которые расчесывать опасно.13

Все это – Меб.

Меркуцио, довольно!

Ты о пустом болтаешь.

Да, о снах.

Они ведь дети праздного ума,

Фантазии бесцельной порожденье,

Которое, как воздух, невесомо,

Непостоянней ветра, что ласкает

Грудь ледяного севера и сразу

Разгневанный летит оттуда прочь,

Свой лик на юг росистый обращая.

Пусть этот ветер нас отсюда сдует.

Окончен ужин, и придем мы поздно.

Боюсь, что слишком рано мы придем.

Предчувствует душа, что волей звезд

Началом несказанных бедствий будет

Ночное это празднество. Оно

Конец ускорит ненавистной жизни,

Что теплится в груди моей, послав

Мне страшную, безвременную смерть.

Но тот, кто держит руль моей судьбы,

Пускай направит парус мой. – Идем!