Вредная привычка выходить замуж. Короткие повести и рассказы о любви - Марина Горина

Мать и Лилька были счастливы. А Адель, наконец-таки, плакала, взахлеб и навзрыд, когда никто ее не видел. Подушка была мокрая от слез. Она плакала по такой странной причине, что сама бы никому не поверила, если кто рассказал такое! Она плакала от немыслимого счастья – у матери и Лильки были свежие, сытые лица и веселые глаза. Адель складывала в новый двухкамерный холодильник ветчину в вакуумной упаковке и плакала. Она за 300 баксов поменяла все трубы в квартире у матери, переклеила обои и отштукатурила потолки. И плакала. Работать без выходных – да ради Бога! Один раз, получив премию после удачной сделки, купила себе бриллианты, с рук, по дешевке. Они светили таким же радужным светом, как и у Айши, много лет назад.

…Филипп пришел к ней ночью, неожиданно. Адель притопала с работы очень поздно, вымотанная до последнего предела, Лилька была у матери. Звонок разбудил ее в середине сумбурного сна. Она ругалась с шефом и доказывала, что от услуг SJS надо отказываться, а шеф гладил ей коленку под столом. Она злилась, потому что отгрузки надо было переносить на новый терминал, сдачу которого подрядчики задерживали, дефектоскопия трубопроводов шла медленно, а Адель знала – пропили электроды УОНИ сварщики, не тем нержавейку варили! Но шеф говорил, что апельсины можно качать по любому трубопроводу, что разнородку варить можно чем угодно. А она чувствовала, что ворованные электроды шеф прячет здесь, в кабинете.

Адель вынырнула из утомительного сна и поплыла через темноту прихожей к светлячку дверного глазка. Филипп. Сон продолжался. Она часто, очень часто видела его во сне. Открыла дверь, лохматая, в пижаме. Он, не спрашивая, переступил порог. Сон длился и длился. Теперь солнца взрывались не в телефонном молчании, а в ней самой. Ночь – странная штука. День не обошелся бы без разборок, разглядывания друг друга, демонстрации гордыни и обид. В темноте ночи пропасть длинною в полтора десятка лет была не видна.

Все вернулось на рассвете. Когда они сидели на кухне.

– Ты можешь остаться сегодня дома? Не уходи никуда, Адель. Ты такая красивая, ты другая, но ты все равно Адель…

– Нет, Филипп. Я работаю, я кормлю семью. Я держусь за работу зубами. Меня и моих девчонок кормить некому. Мне безумно повезло, впервые в жизни, и я не хочу все потерять. Я вообще режимная девочка. Чтобы хорошо работать, мне надо спать семь часов. И нормально есть. И соблюдать режим.

Все началось опять, но только теперь время, место выбирала она. Как-то надо было ехать в срочную командировку, свидание отменялось. Она позвонила Филиппу, и сказала, что вечером улетает, но они смогут пообедать в ресторанчике рядом с офисом. Странная заминка, она почувствовала, но не придала ей значения. Они обедали. Напряжение повисло над столиком. Адель посмотрела внимательно на Филиппа. По сути, она и не видела его еще. В глазах у нее был тот, прежний Филипп. А сейчас разглядела не новую рубашку, неуверенность.

– Господи, да у него денег нет! – Адель поняла сразу и все. Увидела так, как если бы ей долго и подробно рассказывали. Папаша не вписался. В Туркмении на госслужбе работали только туркмены, проверенные до седьмого колена. Уехать в Россию они не могли. Раскрутить что-то свое – не сумели. Отец Филиппа привык быть начальником, привык брать, повелевать, вершить. Он растерялся и не вписался. И сын тоже.

Адель работала как сумасшедшая. Работала за троих, не ведая усталости. Все помнила, успевала. Она была не правой рукой шефа, она была, практически, самим шефом. Любила Филиппа тоже за троих. И упорно не хотела замечать дуру-судьбу, которая уже кралась за ней с кирпичом за пазухой.

В этот раз Судьба поджидала Адель возле двери квартиры. В облике худой, породистой, немолодой женщины.

– Алечка, мне надо поговорить с вами. – Адель открыла дверь и пропустила женщину.

– Я, конечно, понимаю ваше желание устроить свою жизнь с человеком из порядочной семьи… ваш ребенок, конечно, ни в чем не виноват – но дерево надо, Аля, рубить по себе. Мой сын просто не в состоянии кормить вашего ребенка, я знаю, что вы на это рассчитывали, но…

Дама говорила, и сама верила в то, что говорила. Совершенно не имело значение, что несла эта дурища. Адель знала, что это все, это конец. Дама, наконец, потихоньку начала оглядываться. И рассматривать зоркими, оценивающими глазами Адель. Ее стрижку из дорогого салона. Простой, помятый брючный костюм, который стоил бешеных денег. Угол, заставленный оргтехникой. Дама знала толк в вещах. И она на глаз могла определить, сколько стоит паркет, банный халат, брошенный на пуфик, двери с витражами. Кожаный портфельчик в тон к туфлям. И чего стоит эта молодая, бледная, уставшая женщина.

Дама въехала, что несла чушь. Реальность возмутила ее еще больше, чем повод, по которому она пришла к Адели. Для нее было нормальным и естественным, что какая-то разведенка с ребенком-негритенком хочет завладеть ее сыном, воспользоваться положением и богатством семьи! Это она еще бы простила Адели. Играла бы бесконечно роль снисходительной барыни. Но смотреть на эту молчаливую, без косметики, молодую женщину, в дорогих туфлях, которая была хозяйкой жизни сегодня и здесь, дама просто не могла. Вот этого она точно не могла простить Адели. Она не могла принять, что не было, давно не было ни положения, ни состояния!

У Адели возникло смутное ощущение, что бриллианты в ушах, купленные по случаю с рук, были ее, этой дамы. И что она, Адель, что-то украла у нее. Не важно, как было на самом деле – ощущение было таким реальным! И Адель знала, что дама чувствует то же самое.

Дама ушла. Через два дня Филипп уехал в Россию. Он написал Адели коротенькую записку, что должен попытаться выбраться из замкнутого круга, что должен чего-то там добиться. И еще всякую ерунду про самоуважение, самореализацию. Он опять струсил, он опять предал!

Глава 5. Филлип №3 (Селим), 2006 г.

– Нет, нет и нет! Дом в Анталии – через мой труп! Я не хочу жить в рекламном проспекте дешевого курорта! – Адель почти кричала.

– Адель, во-первых, полмиллиона евро – это не такая уж и дешевая вилла. Во-вторых, на Лазурном берегу точно такая же вилла будет в четыре раза дороже. О какой дешевке речь? – Филипп-Селим тоже уже почти кричал. – Идиот, блин, знал же, что русская жена – это…

– Ну, и что «это»? – Адель страшно забавлял русский сленг из уст турецкого гаремодержателя. Странно, но ругался он с ней на русском. А ночью говорил на турецком.

У Филиппа был дом в Стамбуле, доставшийся по наследству от родителей. В чудесном районе Бешекташ. С видом на море, садиком и толпой гостей. Здесь перманентно жил его старший брат с семьей. Приезжали сестры с зятьями, племянники и племянницы, еще какие-то дальние и ближние родственники. Первую неделю жизни Адель просто потерялась, ее знакомили и знакомили, одна родственница была особенно мила, сразу предложила показать Адели город и магазины, хорошие салоны. Потом Адель услышала, как дочь и сын Филиппа, гостившие в это же время, называли ее «мами».

Конец ознакомительного фрагмента.