Хозяин леса - Н. Шер

Милада стояла, смотрела на него, пытаясь своим взглядом покорить его. Она чувствовала его мощную силу воли, вот кто ей был нужен, вот настоящий мужчина. Ей не удалось подчинить его себе своим взглядом и она заговорила: – Родомир, почему ты всегда стараешься избежать меня, разве я не могу быть достойна твоего внимания, разве я не красива, не умна или есть кто-то кто достойней меня.

– Да, ты права, ни один мужчина не отказался бы иметь такую жену, как ты, но ты по-видимому забываешь, что ты замужняя женщина и не просто женщина, твой муж – Князь, а ты княгиня. Твои помыслы не достойны замужней женщины, а тем более княгини. Что ты еще хочешь, разве можно иметь большее, что ты имеешь и хотеть лучшего, чем кто ты есть.

– Ты прав Родомир, почти во всем, что ты сказал. Я еще больше восхищаюсь твоим благородством. Для меня нет большего счастья, чем стоять рядом с тобой и смотреть в твои глаза так близко.

Воцарилось молчание, каждый думал о своем.

– Да, я имею многое, – продолжила Милада, и меня величают Княжной, чего же мне еще нужно, как ты сказал. Как же ты не можешь понять, своей засохшей душой, закованной в не пробиваемые доспехи, мне нужно то, чего хочет каждая женщина, я хочу любить и быть любимой.

Такие откровенные слова поразили Родомира. Она сделала паузу, давая ему время осознать произнесенные ею слова.

– Твой отец болен, сможет ли он протянуть еще хотя бы два года, я не могу сказать.

Родомир тоже заметил, что с его отцом твориться, что то не ладное. Как он женился на Миладе, так стал потихоньку сдавать. С начало, это замечал только Родомир, но в последнее время это видели все, кто его хорошо знал. Он все реже выезжал со своей дружиной по дальним пограничным городищам, долго уже не мог находиться в седле, чаще приходилось делать привалы. А не виновата ли в его таком состоянии сама Милада, но разве спросишь о таком у нее самой. А она была способна на все, ни кто не знал о ее способностях в полной мере, кроме ее отца. Она могла лечить от многих болезней. Отец научил ее разбираться в травах, кореньях. Когда собирать цветы и почки, когда выкапывать коренья. Какие растения нужно собирать в зените солнца, какие ночью в полнолуние. Какие слова нужно шептать, когда срываешь ту или иную травинку. Знала много шаманских наговоров во время приготовления зелья, могла призывать во время ритуала добрых духов, а также и злых. А если вызываешь злых духов для черных дел нужно обезопасить себя от них, а после нужно уметь вернуть их обратно, чтобы они не остались навсегда с тобой. Как она с успехом могла вылечить человека, с таким же успехом она могла загнуть любого, а если надо и сломать его.

Если мой отец болеет, – заговорил Родомир, почему же ты не вылечишь его, я думаю это в твоих силах.

– Вылечить можно того, кто сам желает этого. Если человек смирился с этим и не пытается хоть как-то помочь себе, то и я бессильна. Я могу только продлить ему жизнь, но не более того. Родомир, твой отец наверное уже спит, а слуг всех я на сегодня отпустила. Она открыла дверь в свою комнату.

– Я прошу тебя, зайди ко мне хоть не надолго, порадуй мою истосковавшуюся душу. Нам есть о чем поговорить, я угощу тебя отличной медовухой, я специально для тебя ее приготовила с добавлением разных душистых трав, ты ни когда такую не пробовал. Она стояла и в ожидании смотрела на Родомира, думая, что он хоть на мгновенье смягчиться к ней и выполнит ее просьбу. У Родомира в душе было какое то смятение. Он видел, что перед ним теперь стояла не та властная и коварная Княгиня, а простая, красивая женщина, которая с тоской и надеждой смотрела на него. Одну руку она опустила вдоль туловища, не произвольно для себя теребя свое платье, другую руку положила себе на грудь, как будто успокаивая и удерживая свое сердце.

Родомир стоял и смотрел, что он мог ей сказать. Глаза ее теперь излучали только теплоту и покорность, губы ее смягчились, слегка подрагивали. Родомир понимал, как тяжело ей было сдерживать себя, чтобы из глаз не брызнули слезы. Теперь он осознал те чувства, которые она испытывала к нему. Ни какой мужчина, даже с такой задубевшей душой, какая была у Родомира, ни смог бы остаться без чувственным в таком положении. Но разве смог бы он переступить порог этой женщины, когда ее муж отдыхает в соседних покоях. Он должен прекратить это раз и навсегда, как бы не было больно это ей.

– Позвольте мне пройти, Княгиня, – сказал он, мне нужно идти, уже поздно. Она стояла не шелохнувшись. Не заставляйте меня отодвинуть вас силой и он шагнул к ней. Она в свою очередь бросилась к нему, обвила свои руки у него на шее, но он решительно и без грубости убрал ее руки и зашагал прямо.

– Родомир, – крикнула Милада. Он остановился, слегка повернул голову. Если ты уйдешь, ты пожалеешь об этом.

Хорошо, что он не видел ее такую. Из доброй и милой женщины она вновь превратилась в саму себя. Глаза ее вспыхнули огнем и яростью. Если бы в коридоре не горели свечи, они бы сами вспыхнули от ее горячей ненависти. Много ли надо оскорбленной женщине, чтобы переступить эту тонкую грань от любви до ненависти. Губы ее слегка разошлись в гневе, открыв ее белые, сильно сжатые зубы, которые, наверное, заскрипели от злобы. Она не смогла простить ему то, что он не поддался на ее чары, на которые она была способна. Еще была больше зла на саму себя, что не хватило у нее силы и способностей, чтобы овладеть им и подчинить его себе. Она стояла, потрясая руками, как будто метая молнии, со сжатыми кулаками. Пальцы были так сильно сжаты, что ногти впивались в кожу. Она шептала сама себе, – ты пожалеешь об этом, ты пожалеешь, я тебе не прощу ни когда. Если ты не будешь со мной, то не достанешься ни кому. Опустила руки, разжала их. В одной руке были его волосы, которые она успела ухватить до того, как он отстранил ее. Она заскочила за порог своей комнаты, вышла от туда с веником в руках. Замела пыль с того места, где стоял Родомир, что-то нашептывая при этом себе под нос, какие то заклинания. Зайдя к себе в комнату, закрыла ее на засов. Достала из сундука старую толстую книгу, обшитую толстой обшарканной кожей. Полистав немного, остановилась на нужной странице. Написанное было в этой книге понятно только ей. Познание этих иероглифов передавалось из поколения в поколение. Она приготовила все необходимое. В деревянную миску положила его волосы, пыль из под его ног, положила еще пучок какой то шерсти, похожую на собачью, при этом постоянно, что то приговаривала, делала какие то движения над столом, периодически заглядывая в открытую книгу. Эта ночь была очень удачная для такого коварного дела. Стоял период полнолуния. Наконец она замолчала и уставилась на свечу, пламя которой трещало и медленно покачивалось. Вот и все, обратного пути нет, остался последний момент, штрих, которым надо завершить проделанную работу, но он самый решающий, который даст толчок этому колдовству. Осталось добавить крови. Она закатала рукав платья на одной руке, взяла другой рукой острый кинжал, медленно поворачивая его перед глазами, улавливая отблески свечи от него и, безжалостно улыбаясь, она сказала – Прощай Родомир. Она подвела кинжал к оголенной руке и без сомнения полоснула по ней острым лезвием. Кровь, попавшая в чашку, сразу зашипела и запузырилась.

Это случилось, возврата нет.

Силы зла восторжествовали.

Часть 2

Родомир неожиданно резко поднялся с кровати, сел опустив ноги на пол, уперся руками о край ложа и стал внимательно прислушиваться. Десятилетиями постоянные походы и ночевки под открытым небом в суровой природе и окружающей враждебной среде дают о себе знать. Он перенял привычки диких зверей, за долгие годы это все впиталось в него навсегда. Даже когда глубоко спит, он может почувствовать опасность, ни кто не сможет подойти к нему не замеченным, как это у него происходит он и сам не смог бы объяснить. Он ощущает угрозу, каким то звериным шестым чувством. И вот сейчас, сидя на своей кровати, он думал, что же заставило его подняться во время сна, что или кто проникло в его жилище. Он сидел, затаив дыхание, прислушиваясь к обстановке. Родомир медленно начал осматривать свою избу, изучая взглядом каждый угол. Посмотрел на дверь, она была закрыта по-прежнему на щеколду. Свеча на стене тихо горела, слегка потрескивая, пламя почти не шевелилось. Он начал явно чувствовать рядом с собой нечто чужое, непонятное, от которого веяло холодной опасностью. Только он хотел встать, как невидимое что-то с силой прижало его к стене, просто припечатало к бревнам так, что он ни мог и пошевелиться. Ему сжало горло, перехватив его дыхание. Он начал задыхаться, вены на его шеи вздулись, глаза начали наливаться кровью. Родомир хотел закричать, но из его пережатого горла вырывались только хрипение и шепот. Руки его налились тяжестью, что он не мог их даже приподнять. И вот эта невидимая сила резко вторглась в его нутро. Как ни странно, голова его работала очень четко и ясно. Он понял одно, чтобы не захотела сделать с ним эта невидимая сила, он ни как не сможет ей помешать, у него не было этому ни какого объяснения. Родомир почувствовал, как это нечто начало распространяться по всему телу. Тяжелая горячая волна поднялась в его голову, как будто намереваясь разорвать его череп из нутрии. В глазах его потемнело, он был абсолютно беспомощен, у него не было даже сил, что бы поднять руки и сжать свою разрывающуюся голову. И вот, как будто железная рука с силой сбросила его на пол. Его грудная клетка начала разрываться изнутри, ему показалось, что его ребра даже затрещали. Руки и ноги начали вытягиваться, норовя вырваться из суставов. Он катался по полу сшибая все на своем пути, табуреты разлетелись в стороны, большой, крепко сбитый стол с шумом опрокинулся, вся утварь, находившаяся на нем с грохотом разлетелась по углам. Долго ли так продолжалось, он уже не понимал. Когда все это закончилось, он лежал на спине. В глазах его стоял полный туман, пламя свечи виднелось ему большим размытым пятном. Все же не полностью еще потухшее сознание начало постепенно возвращаться к нему. Пламя свечи стало проявляться четче, туман потихоньку в глазах рассеивался. Он стал лучше осознавать, что с ним происходило немногим ранее. Туман в глазах полностью рассеялся, свеча на стене по-прежнему горела тихо, чуть потрескивая и почти не колыхаясь. А может ни чего и не было, и все это ему привиделось, но тогда почему он лежит на полу.