Бриллиантовые девочки - Жаклин Уилсон

Я понимала, что она меня просто дразнит, но мне вдруг стало очень страшно. Я в панике оглядывала себя с головы до ног, опасаясь, что руки и ноги, того гляди, начнут таять в воздухе и я превращусь в привидение.

— Дикси, конечно, не могло не быть. — Мама помахала в воздухе кистью, поглядывая на пять тоненьких линий на своей раскрытой ладони. — Вот, читайте по моей руке! Четыре чудесные девочки и один здоровенький красавец сынок! Это мне на роду с самого начала написано, детка. Может быть, и хорошо, что я не знала заранее, как это все будет. Я так тосковала, когда умер мой Джордан. Ты права, Рошель, он был такой красавец, что у меня сердце начинало колотиться от одного только взгляда на него. Он был к тому же очень талантливый. Мог бы стать в музыке настоящей звездой, если бы ему чуть больше повезло. И с наркоманами он связался, в общем-то, не по своей вине. Просто это такая среда. Господи, какой был ужас, какая жуть, когда мне позвонили из полиции.

По щеке у мамы скатилась слеза. Она всегда плакала, когда говорила о Джордане.

Рошель сопела и гримасничала, будто тоже плачет. Она вечно изображает, будто смерть отца — трагедия всей её жизни, хотя ей было два года, когда он умер от передозировки наркотиков, и вряд ли она его хоть немного помнит.

Мама погладила красивые светлые кудри Рошель и поцеловала её в щеку, как будто они все ещё скорбят о покойнике.

Я посадила Фиалку себе на палец и стала приглаживать ей пёрышки. Мама обернулась ко мне. Я локтем отпихнула Рошель. Она надулась и щёлкнула по Фиалке, так что та кубарем свалилась у меня с пальца.

— Ах ты, свинья! — закричала я, бросаясь на неё с кулаками.

Рошель со смехом увернулась. Я укачивала бедняжку Фиалку, гладя её по клювику.

— Смотри, что ты наделала, Рошель, он же погнулся!

— Ах ты боже мой, и как же бедняжка теперь будет клевать свой корм? — гримасничала Рошель. — Хотя она ведь не ест по-настоящему, правда? И улететь она тоже не может. Это ненастоящий попугайчик, если хочешь знать.

— А ты ненастоящая девочка, раз так дразнишь сестрёнку, — сказала мама. — Не поддавайся, Дикси, детка.

— Мам, расскажи о моем папе, — попросила я.

— Как раз это я и собиралась сделать, лапуля. Милый Терри! Я была в таком отчаянии, оплакивая Джордана, а Терри был сама доброта — он слушал меня часами, помогая во всем разобраться…

— Дубовый гроб, урна или роскошный гроб из красного дерева, обитый лиловым атласом, — сказала Рошель.

— Отвяжись, противная девчонка! — разозлилась мама. — Можешь смеяться сколько влезет, но если бы не доброта Терри, я бы тогда с ума сошла. Я уже была близка к этому, у меня ехала крыша каждый вечер, как только я оставалась одна…

— И поэтому у тебя съехала крыша с этим кошмарным Терри, — сказала Рошель.

— Ты совсем обнаглела, дорогая моя! Следи за своими словами! Я, конечно, на восьмом месяце беременности и раздулась, как слон, но с тобой справиться сумею, даже не сомневайся, — сказала мама. — Терри — чудесный парень, просто чудесный, и, если бы он не был уже женат, мы бы с ним и не расставались. Хотя это, наверное, судьба моя такая — ни с одним парнем не жить вместе долго. Наверное, Бриллиантовые девочки должны просто держаться вместе, а когда мы состаримся, пусть о нас позаботится Младшенький.

— А кто отец Младшенького?

Мама вздохнула:

— Я знала, что это ненадолго. Он был такой милый, такой одухотворённый. Представляете, настоящий художник! Жалко, что он не познакомился с вами, девочки. Было бы здорово, если бы он написал наш общий портрет — «Девочки Бриллиант».

— Мама, а почему ты нам не говоришь, как его зовут? — спросила я.

— А может, она и сама не знает, — пробормотала Рошель.

— Нет, правда, мам, почему ты вечно связываешься с какими-то парнями? — сказала Джуд.

— Сейчас я ни с кем не связалась, госпожа наставница. Вообще-то, надо признать, что мне не везло с парнями.

— Мягко говоря, — сказала Джуд.

Мама надулась, но ничего не ответила. Она позвонила на работу моему отцу — спросить, не сможет ли он нам помочь. Похоже было, что он не в восторге от её звонка. Мама вздыхала, морщилась, говорила «да-да» и «я ведь никогда не беспокою тебя дома, дорогой, перестань на меня ворчать. У нас же общая дочь. Ты не хочешь поговорить с малышкой Дикси?»

У меня перехватило горло. Я мучительно сглотнула, стараясь смочить рот слюной, чтобы язык отсох от гортани. Но этого не понадобилось. Мама снова кивнула.

— Извини, Дикси. Папа передаёт тебе привет. Он скоро позвонит, но сейчас он по уши в работе.

— По уши в трупах? — усмехнулась Рошель.

Джуд дала ей пинка. Рошель завизжала.

— Девочки, тихо! — сказала мама. — Нет, Терри, послушай, это всего одна минута — мы переезжаем, и нам нужна машина. Пожалуйста, дорогой, выручи, будь хорошим товарищем.

Я ждала, вцепившись в Фиалку, — вдруг он все же захочет со мной поговорить.

Мама положила трубку и улыбнулась обнадёживающе:

— Ну вот! Все устроено.

— Папа приедет с машиной? — спросила я.

— Нет, дорогая, он не может приехать на выходных. Это сложно. Его можно понять. Но у него есть на работе товарищ, он его попросит. Может быть, нам придётся немного ему заплатить, но сущую ерунду. Дикси, детка, папа сказал, что очень по тебе соскучился и просил поцеловать тебя за него.

Я получила от мамы поцелуй и смылась к себе в комнату. На моей кровати было свалено все моё добро, поэтому я свернулась калачиком под одеялом Джуд. Она пришла через несколько минут.

— Что ты делаешь в моей кровати? Ой, я говорю, как три медведя!

Я не поднимала головы от её подушки.

— Ты плачешь, Златовласка?

— Нет.

— Врёшь! Хочешь мне всю подушку засопливить!

— Уже не плачу, — сказала я, садясь и утирая глаза рукавом кофты.

— Ты плакала только оттого, что хотела увидеть папу? Вот дурочка! Я своего папу никогда не вижу — и нисколько не расстраиваюсь.

— Да, но твой был противный и бил маму. И Мартину. Я думаю, он и тебя бил, хотя ты была совсем маленькая.

— Пусть бы он сейчас попробовал! — Джуд ударила по воздуху с такой силой, что кровать подскочила. — Я бы с ним быстро разобралась. Маме без него гораздо лучше. Маме без всех них гораздо лучше.

— Как же мама не догадывается заранее, что они её бросят? Ведь она смотрит в хрустальный шар, читает карты таро и составляет гороскопы.

— Ох, эти мамины глупости! Не верь ты в них, Дикси. Это просто стеклянный шарик, старые карты и дурацкие картинки со звёздами. Неужто по этой идиотской рухляди мама может предсказывать будущее?

— Она просто больная?

— Она такая же больная, как я.

Джуд взяла меня за руку, в которой была Фиалка. Она легонько шлёпнула попугайчика и притворилась, будто тот клюнул её в палец.

— Ой! Ты бы придерживала своего орленочка, Дикси, дорогая! Давай-ка посмотрим, может, я смогу прочесть твою судьбу по ладони. Ага! Я вижу приближающиеся перемены. Предстоит смена обстановки — так хотят звезды. Или это планеты? Вот тут у тебя холм Меркурия. — Она пощекотала мою ладонь. — Видишь, какой выраженный. Он, несомненно, определяет будущее. О, а это что? Смотри-ка, отклоняющаяся линия! Это очень много значит!

— Что? Что это значит?

Я понимала, что Джуд просто шутит, но она так точно изобразила мамин голос и интонацию, что казалось, она и вправду читает мою судьбу по ладони.

— Значит, что на новой планете тебе будет весело! Видишь, линия загибается кверху, как улыбка. — Она прочертила линию по моей ладони.

Я покрутила кистью.

— А так она загибается книзу, как у хмурого человечка, — сказала я с тревогой.

— Значит, надо держать руку правильно, — сказала Джуд и опять меня пощекотала. — А как обстоят дела у нашего юного попугайчика? Протяните-ка крылышко, пожалуйста. — Джуд сделала вид, что изучает кончики перьев Фиалки. — Ага! Кому-то предстоит расправить крылышки и улететь в голубые дали.

— Но она ко мне вернётся? — спросила я.

— Ох, какая же ты трепыхалка!

Мы слышали, как вернулась Мартина. Мама что-то сказала, в ответ раздался вопль Мартины:

— Мне начхать, я сказала, что никуда не поеду!

— Н-да… — протянула Джуд. — Нетрудно предсказать, что у кого-то будут неприятности.

3

К субботе, дню переезда, Мартина все ещё не уложила свои вещи. Она как ушла к Тони вечером в пятницу, так и не вернулась до утра.

— Она просто хочет поставить на своём, — сказала мама, устало намазывая нам бутерброды к чаю.

Она была все ещё в чёрной шёлковой ночной рубашке. Эта рубашка всегда сидела на ней в обтяжку, а сейчас натянулась до того, что один из боковых швов начал расползаться.

— Интересно, Мартина смылась на всю ночь, и ты это принимаешь совершенно спокойно, а когда я пришла домой в двенадцать, так ты чуть с ума не сошла, — напомнила Джуд, уминая свой бутерброд.

— Дурочка, я же знала, что Мартина в полной безопасности тут же за стенкой, а ты носишься по крышам и дерёшься со всяким хулиганьём.