Война амазонок - Альбер Бланкэ

– Любезный Мансо, вам надо проводить меня в отель Ван-дом, – сказала герцогиня.

– Хоть на край света.

– Не скрою от вас, что на меня могут напасть.

– У меня есть палка и довольно крепкие кулаки, – просто отвечал носильщик.

– Напасть на вас! Вас все так любят! – удивилась госпожа Мансо.

– Любезные друзья, Мазарини, изгнавший меня, был бы очень рад держать меня в тюрьме, как он когда-то держал там де-Бофора и как держит моих братьев, но сегодня вечером я, напротив, должна бояться моей партии.

– О, Боже!

– Вот печальные последствия междоусобной войны. Но я не хочу обвинять никого. Сегодня мне нужно видеть де-Бофора, а завтра, я надеюсь, мне нечего будет опасаться.

– Герцог де-Бофор не способен на плохое! – вскричала госпожа Мансо.

– Он! О, конечно, я в этом уверена, – произнесла герцогиня де-Лонгвилль с легким вздохом.

– Такой достойный принц!

– К несчастью, есть одна дама… – сказал кроткий и в то же время твердый голос Маргариты.

– Пойдемте! – с живостью предложила герцогиня, которая, вероятно, не хотела продолжать разговор об этом щекотливом предмете.

– Хотите послушаться моего совета? – спросил носильщик.

– Очень он нужен! – колко возразила его жена, не имевшая большого доверия к идеям супруга.

– Напротив, друг мой, говорите, – любезно сказала герцогиня.

– Я знаю Париж, и, вероятно, улицы наполнены миллионами шпионов.

– Да, я узнала одного негодяя, прогнанного из моего дома, куда он успел забраться как лакей.

– Почему бы вам не надеть платье вашей крестницы?

– Герцогиня не унизится, – с негодованием заметила госпожа Мансо.

– Напротив, прекрасная мысль, друзья мои! – с живостью воскликнула герцогиня де-Лонгвилль. – Поскорее, милая Маргарита, поспешим.

Через десять минут герцогиня де-Лонгвилль, сестра принцев Кондэ и Конти, одна из знатнейших дам Франции, положила свою прелестную руку на сильную руку простолюдина и совершенно спокойно пошла по улицам Парижа, на которых тогда господствовало большое смятение.

– Да защитит ее Господь! – сказала Маргарита, запирая дверь.

– Мансо первый силач на рынке, достанется тем, кто нападет на нее.

– Она идет видеться с де-Бофором. Чего она от него хочет?… Должно быть, он очень ей нужен, если она осмелилась на такой поступок: ведь он ее любил!

– Сплетни!

– Куплеты, сочиненные на непостоянство де-Бофора, когда он предпочел ей мадам де-Монбазон, известны, мама.

– Де-Бофор может любить кого хочет, и самый красивый мужчина в Париже может любить мадам де-Монбазон, первую красавицу при дворе.

– От которого и она также изгнана, – сказала Маргарита со вздохом удовольствия.

– Это правда. О! Этот Мазарини! Если бы могли его изжарить! Преследовать таких знатных людей! Особенно герцога де-Бофора! Держать его в тюрьме три года! Ах! Маргарита, как жаль, что ты неблагородная! Ты могла бы выйти за него.

– О! Мама, кажется, герцог де-Бофор совсем не думает о женитьбе.

– Молчи, злая! Если он внук короля Генриха с левой руки, это не причина, чтобы клеветали на него, это самый добродетельный принц!

Маргарита закашлялась со значительным видом и засмеялась, но мать не любила насмешек на этот счет. Она хотела рассердиться, но в этот момент в дверь сильно постучались.

– Это не может быть Ренэ, – сказала госпожа Мансо.

– Кто там? – спросила испуганная Маргарита.

– Отворите, отворите! – испуганно произнес взволнованный голос.

– О, Боже мой! Ренэ! Что с ним? – закричала Маргарита со слезами на глазах.

Госпожа Мансо знала Париж, и, хотя она не была робкой, однако сочла благоразумнее сначала спуститься на первый этаж и посмотреть в окно.

– Отвори! Отвори! – закричала она, поспешно спускаясь с лестницы. – Ах! Негодяи! Негодяи!

Маргарита быстро открыла дверь и с испугом отступила. Вошел крестьянин, поддерживая Мансо, у которого лицо было окровавлено и который, казалось, был готов испустить последний дух.

– Папа! – воскликнула молодая девушка, помогая крестьянину довести отца до стула.

– Я ничего не вижу, – сказал он слабым голосом.

– Это вы, деверь! – воскликнула госпожа Мансо, входя в комнату.

– Я привел к вам Жака в прекрасном состоянии.

– Что же такое случилось? – вскричала торговка, суетясь около мужа, между тем как дочь перевязывала широкую рану, которая была у него на лбу.

– Надо доктора, – сказал крестьянин.

– Бегу! – поспешно согласилась госпожа Мансо, выбегая из дома.

– А она?… – с тревогой спросила Маргарита.

– Исчезла… похищена!

– О, Боже!

– Я пришел из Гонесса, – сказал крестьянин, – и хотел идти сюда, как вдруг услышал на улице шум, я узнал голос Мансо. Он упал от удара шпаги в голову. Разумеется, я и не подумал защищать эту госпожу.

– Томас, ты меня обесславил! – вздохнул носильщик.

– Это была герцогиня де-Лонгвилль, – прибавила Маргарита.

– Фрондерка! Тем хуже для нее! Я держу сторону короля и кардинала!

– Тише, дядюшка, если мама вас услышит!…

– Человек, командовавший убийцами… – сказал Мансо.

– Ну?…

– Я его знаю, это…

Мансо не мог сказать больше ни слова, истощенный от потерянной крови, он лишился чувств. Госпожа Мансо воротилась и ввела за руку герцогиню де-Лонгвилль.

– Герцогиня спасена! – вскричала Маргарита.

– Шш…

Торговка обернулась и пропустила доктора, которому указала на мужа.

Пока доктор занимался носильщиком, герцогиня увела молодую девушку на двор.

– Маргарита, – сказала она, – ты моя крестница, и я тебя люблю, надо оказать мне важную услугу. Эта попытка к похищению… Я смогла спастись лишь благодаря темноте, но попытка, наверно, возобновится. Предполагая, что я не застану герцога де-Бофора, я приготовила письмо. Ты должна отнести это письмо к нему.

– Я к вашим услугам, приказывайте, – произнесла Маргарита с готовностью.

– Возьми! – сказала знатная дама, подавая Маргарите записку.

– Он получит письмо, клянусь вам.

– Но если увидят, как ты выйдешь отсюда? Этот квартал должен быть окружен.

– Я знаю проход почти напротив нашего дома.

– Берегись, дитя, а если у тебя отнимут это письмо…

– Не отнимут, клянусь вам.

– Ступай скорее.

Герцогиня проводила Маргариту до двери. Госпожа Мансо так была занята своим мужем, который все не возвращался к жизни, что не заметила ухода дочери.

– Ах! Если мазаринцы убили его, пусть они дрожат! – сказала она со свирепой энергией.