Черные вороны - Иван Бодунов

— «Черные вороны», — не раздумывая, предложила Мещанинова.

— Возражения есть? — спросил Климов. — Принимается. Итак, за новую фирму.

Подали горячее. «Черные вороны» ели, немного пили, танцевали, курили и не говорили о деле. Рядовая в те годы компания молодых людей, уверенных в себе, богатых, хорошо одетых, привыкших к красивой жизни.

Кроме Гостиного двора в Ленинграде есть торговые каменные ряды и попроще. Гостиный двор в то время представлял собой средоточие частных складов и магазинов. Здесь торговали серьезные купцы, дорожащие именем фирмы, если и нарушающие закон, то осторожно, солидно, ради крупных выгод Всякая шушера, мелкие спекулянты и просто жулики торговали, мошенничали, кричали и ссорились на Александровском или Никольском рынках. Рынки эти, расположенные вдоль той же Садовой улицы, на которую выходила боковая линия Гостиного двора, были подальше от центра, в местах невидных. Здесь торговали книгами и костюмами, сапогами дореволюционного времени и штанами, сшитыми по последней моде. Здесь продавались тульские и бельгийские охотничьи ружья, патроны, медвежьи пули — «жаканы», дробь и порох. Продавались и недозволенные товары — наркотики, самогон, контрабандная косметика, краденые чулки, поддельные редкости. Здесь кричали зазывалы, тайно играли в азартные игры, — словом, кипели, бурлили, разорялись и богатели снова люди мелкие, ерундовые, не привыкшие к труду, но любящие наживу.

Торговец охотничьим оружием считался среди этого отребья почтенным коммерсантом. У него был настоящий порох и настоящие пули, а иногда даже действительно хорошие охотничьи ружья, привезенные когда-то из Бельгии. Он не лебезил перед посетителями рынка и не всучивал за бельгийское ружье старую поломанную тулку. Покупатели к нему подходили не часто, и он спокойно, не суетясь, показывал им ружья, объяснял их достоинства, не скрывал и их недостатки. Чуть поодаль от его лотка целые дни терся какой-то оборванец, ничего как будто не продававший. Изредка к продавцу оружия подходил покупатель и, делая вид, что осматривает ружье, негромко шептал несколько невнятных слов. Тогда продавец окликал загадочного оборванца и кивал на пришельца. Покупатель и оборванец уходили в дальний конец рынка, в угол, куда никто не заглядывал и где можно было — поговорить спокойно. Там они торговались, осматривали тайный товар, и один получал деньги, а другой — купленное. И снова стоял оборванец, глядя равнодушными глазами на кипучую жизнь рынка. И казалось, что он стоит просто так, от нечего делать. Просто любуется, как торгуют другие.

Пошептавшись с Климовым и Ладыгой, торговец ружьями переправил их к этому удивительному оборванцу. Они удалились с ним в невидимый угол, опять пошептались, дали ему деньги и унесли два нагана с пятьюдесятью патронами каждый. В общем шуме и гвалте, среди тысяч крупных и мелких торговых сделок эта, совершенно незаконная, не привлекла ничьего внимания. Двое модно одетых молодых людей вышли из рынка, пешком прошли по Садовой и Невскому до кондитерской «Де Гурмо» и, подсев к столику, за которым их ждали Михайлова и Мещанинова, заказали себе по чашке какао и пирожному со взбитыми сливками.

— Все в порядке? — спросила Мещанинова.

— От капитала осталась половина, — ответил Климов. — Зато можно приступать к приобретению автомобиля. Надо только найти шофера без предрассудков. У меня есть один на примете. Правда, пьяница и бездельник, но если его держать в руках, то пригодится.

Шофер Пермяков работал когда-то в той же литографии, из которой только недавно уволился Климов. Так как Пермяков был каждый день пьян, а через день очень пьян, и так как после целого ряда мелких аварий он, наконец, ухитрился разбить вдребезги единственный, принадлежавший литографии, автомобиль, его не только уволили, — это бы еще полбеды, — но и передали в прокуратуру дело о привлечении его к уголовной ответственности. Пермяков понял, что теперь самое время менять местожительство и, отказавшись от тихих радостей жизни в пригороде, переехал в Ленинград. Здесь он встретил на Невском Климова. Тот дал ему в долг пятнадцать рублей и помог найти недорогую комнату на Выборгской стороне, в Нейшлотском переулке. Теперь, когда Черные вороны приобрели оружие и могли приступить к дальнейшим операциям, Климов отправился по этому адресу и долго ждал Пермякова, который пока что, конечно, не удосужился отдать пятнадцать рублей. Климову повезло: Пермяков, ввиду отсутствия работы, а значит, и средств, вернулся в полпьяна, то есть в том состоянии, когда он еще мог, в общем, соображать, что ему говорят.

— Есть работа, — сказал Климов.

— Я готов, — бодро ответил Пермяков, слегка, впрочем, покачиваясь.

После длительной беседы у него в закутке Пермяков согласился быть шофером Черных воронов, получая по десять рублей в сутки в тех случаях, когда Вороны его приглашали. Он обязался не пить в эти дни или пить умеренно, ничему не удивляться и не задавать никаких вопросов.

V

т Нейшлотского переулка до центра расстояние не маленькое. Деньги на извозчика у Климова были, однако он пошел пешком. Ему надо было подумать.

Интересно все-таки получилось. Жил рабочий парень. Работал. Ходил на танцульки. Одалживал до получки, чтоб купить пару туфель. И вдруг оказалось, что и одалживать не надо, и получки ждать не надо, да и работать вовсе необязательно.

Далеко же он ушел от пригородных парней, своих товарищей по работе! Вот они, бывшие его товарищи, склонились над литографскими камнями и тщательно проверяют, точно ли лег на камень рисунок. Кончится рабочий день и, надев просаленные пиджачки, пойдут они по домам, чтобы пить чай, нянчить детей или читать газету.

Нет, Климов уже не может так жить. Он даже не подумал об этом, он это почувствовал. Огромные, казалось ему, страсти кипели в нем, и огромные, на его взгляд, силы ощущал он в себе.

Опять выплыла мысль о том, что надо будет завтра же сказать остальным Черным воронам. Он уже все предвидел и на все решился. Что-то скажут его друзья? Шоферу Пермякову они добавят к десятке трешник, и он будет молчать. Мещанинова, эта гиена в юбке, небось, будет даже довольна. Ладыга? Черт его знает, что такое Ладыга. Еще испугается, побежит доносить.

Михайлова, пожалуй, на убийство не пойдет. Но ей и не надо идти. А молчать и получать деньги ее Ладыга уговорит. Если, конечно, сам не струсит.

Климов подумал, что они справятся и вдвоем с Ладыгой. Фу ты, черт! Жалко шофера? Но он не знает, кто такой этот шофер. Может быть, он окажется бандитом, скверным, злым человеком.

Убийство шофера представлялось такой мелочью, что о ней не стоило и говорить.

Шел Климов по проспекту Карла Маркса от Выборгской стороны к Финляндскому вокзалу, и казалось ему, что выбился он из бедной рабочей жизни на большой путь.

У Финляндского вокзала он позвал извозчика и, не торгуясь, за тридцать копеек, хотя красная цена была двугривенный, поехал к себе на Петроградскую сторону, к дому, в котором он снимал комнату.

В ресторане «Кахетия» начался второй, очень важный для дальнейшего разговор.

— Завтра, — сказал, почему-то радостно улыбаясь, Климов, — мы приобретем автомобиль. Шофера придется заменить. Понимаете?

— Я понимаю, — спокойно сказала Мещанинова.

— Ну, вот, — продолжал Климов, — я думаю, мы справимся вдвоем с Ладыгой.

— Нет, — возразила Мещанинова. — Я еду с вами. Я ведь авантюристка. Я хочу видеть, как это все произойдет.

Краем глаза Климов поглядывал на Ладыгу. Ладыга молчал. На верхней его губе непонятно, с каким выражением, топорщились маленькие усики. Взбунтовался, однако, не он, а маленькая Михайлова, которая, как казалось Климову, от природы была неспособна противоречить людям.

— Мы с Ладыгой на это не можем пойти, — начала она, страшно волнуясь. — Шубы красть, и то было страшно, а шофера ведь придется убить? Да? Ведь за это расстрел полагается. И потом, убийство — это… Это ужасно, — убийство!

Тут, наконец, заговорил Ладыга.

— Тамарочка, — сказал он ласково, стряхивая пепел с папиросы, — а на что же ты будешь жить, девочка моя? Мы ведь с тобой в институте месяца три не были. Что же ты думаешь, придем, и нам за все три месяца стипендию выложат? А если нас уже исключили? К родителям отправишься?

Он еще раз затянулся папиросой, выпустил дым и торжествующе посмотрел на Климова: вот, мол, как я ей все изложил.

Михайлова вся раскраснелась, в глазах у нее показались слезинки.

— За красивую жизнь надо платить, Тамара, — усмехнулся Климов. — Да и что такое какой-то шофер?

В эту минуту кто-то хлопнул сзади Ладыгу по плечу. Все четверо вздрогнули. У Ладыги вся кровь отхлынула от лица, больно уж серьезный шел разговор.

— Вот вы где, оказывается, — радостно сказал подошедший к ним красивый молодой человек. — Прожигаете жизнь? То-то, я смотрю, на лекциях вас не видать.