Не обещай (СИ) - Ренцен Фло

— Кати, — говорит мне Франк, когда мы затем по моем приезде в офис наговариваемся по видео про Карре-Ост. — Проект новый наклевывается — тебе Мартин не рассказывал?

— Не успел.

— В восточной части. Сносить придется много, зато потенциал большой.

— Сносить тоже надо грамотно уметь, — глубокомысленно замечаю я.

***

«Поехали к тебе».

Если бы Миха караулил меня сегодня возле работы, нарисовался на выходе, нетерпеливо схватил под локоть и прошептал бы мне эти слова, я безо всякого сомнения послала бы его на хрен.

Но Миха — прагматик, не лишенный интуиции и с работы меня сегодня не забирает.

У меня нет привычки открывать «звонку», не спросив, кто такой этот звонок, но Михе я сегодня открываю сразу.

Он заносит мне чехольчик с планшетом. Пусть за этим планшетом я со вчерашнего дня не скучала: мне — радость, Михе — повод. Не знаю, каким образом я умудрилась вчера его забыть, не сам же он его слямзил. Но даже если и так — сейчас и он, и Миха — в тему.

Я не под кайфом от спонтанного сексуального влечения, как было с Риком, поэтому подмечаю все: как деловито он заходит ко мне в прихожую, как будто я ждала его и он здесь «у себя», как складывает все лишнее сразу, куда надо, только что ключик на крючок не вешает, как целует меня сразу не в щеки, а в губы, затем — языком в язык, не жадно, но основательно. И будто бы снова почти привычно.

Ничто от меня не укрывается, и не отталкивает ничто. И не заставляет оттолкнуть его.

Я знаю, зачем он здесь. Я также снова захотела получить нечто и чувствую, что сейчас он снова может и хочет мне это дать. Пускай себе заблуждается насчет того, что хотим мы с ним одного и того же.

Раздеваемся на сей раз старательно и почти спокойно. У Михи все это сегодня не спонтанно, а значит, времени достаточно. А я — вообще птица вольная.

В постели он сегодня нетороплив до занудства, но искусен. Женатик.

«Красивый, сексуальный, обаятельный... амбициозный, успешный, обеспеченный... Объект вожделения многих» — размышляю с систематичностью анализа, ощущая приемлемо удовлетворяющие движения во мне. И ни на секунду не считаю его своим.

«Еще раз скажет, что скучал — выпру. Прямо сейчас. Даже кончить не дам» — думаю с порочным удовлетворением, удовольствием даже.

— Помнишь Аргентину... — шепчет Миха, поглаживая мою задницу.

Аргентину?.. Чего ее не помнить...

Когда-то я была примерной «девушкой». Гёрлфренд. Поездила с ним на турниры. Довелось однажды и в Аргентине побывать. В Буэнос-Айресе меня архитектура впечатлила, улицы, проспекты, и я решила: пойду на «инженера-строителя». Мне даже захотелось там жить остаться вместе с ним, мол, буду там учиться, он — играть. Тогда Миха был уже студентом, но мне почему-то казалось, что играть он будет вечно. Как не помнить.

Только какая сейчас, на хрен, может быть Аргентина?.. Почему из всех пятнадцати лет он именно ее вспомнил?

— Тогда... — усердствует Миха, — ...после матча...

Ну и?.. — думаю. Мало ли, что там было после матча. Между сетами я дала ему в раздевалке — это, что ли?.. Матч-то он, помнится, выиграл, серию проиграл, но на тот момент это было уже неважно. Он уходит из тенниса, сказал он мне после матча, чтобы сконцентрироваться на банковско-финансовом. До этого трахнул в раздевалке. Ну, и перед награждением предложение сделал.

Непонятно, мне ли Миха пытается напомнить про Аргентину или сам себя подогревает, но проникает он в меня теперь быстрее и глубже. Я принимаю его с удовольствием, которого не тревожат даже его бредни.

Конечно, насчет «жить в Аргентине» — это было «так», вспышка восторженности. Мне понравился город, и я замечталась. Оставаться там со мной Миха бы не остался, да и я бы маму одну в Берлине не бросила. А после его «предложения» вообще все затерлось. Мы и страну толком не успели посмотреть, а фотообои с «Пещерой рук» уже после свадьбы купили, как напоминание, что, может быть, когда-нибудь опять туда съездим.

Михины движения во мне — это уже прямо какие-то вскакивания. Вот проняло его, а...

— От... валивается... — пыхтит он надо мной в экстазе.

Слежу за его взглядом и до меня доходит, что он подразумевает панно над кроватью, которое ему хорошо видно, потому что он сейчас сверху.

Непроизвольно хихикаю и соглашаюсь с закрытыми глазами:

— М-м-да, починю как-нить...

Над «нашей с ним» кроватью на этом месте фотообои были... так он фотообои вспомнил... Вот хохмы... Вот тебе, блин, и Аргентина...

Все не как тогда, конечно. И это ничего, что он не догоняет. Я не ради него сейчас всем этим занимаюсь. Но финансизм научил его проницательности — насчет Аргентины Миха больше не повторяется. Молодец. Может, дам ему еще.

На прощанье, которого и сегодня не следует, Миха явно порывается спросить, удостовериться, буду ли я «готова», к примеру, и завтра, чтоб ему, в случае чего, зря не приезжать. Но он все же подавляет в себе этот вопрос — просто целует меня в дверях. Что ж, значит, буду. Ведь как поумнел с возрастом.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Матч-пойнт

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Матч-пойнт

Михино открытие, что моя спальня вот-вот треснет и развалится на куски и находиться в ней опасно для жизни, влечет за собой ряд последствий.

Во-первых, по случаю намеченного ремонта панно я в каком-то порыве решаю было обновить паркет в гостиной, но узнав по нашим каналам на работе, сколько придется ждать доставки материала, останавливаюсь на том, что для начала заказываю себе в спальню новую люстру. Мне везет — люстра быстро приходит ко мне на работу и мне остается только довезти ее до дома.

Во-вторых, вызвать фирму, чтобы отремонтировать панно из-за короны оказывается нереально сложно. Решаю починить панно своими силами и имею неосторожность проболтаться об этом маме. Мама незамедлительно подключает папу, а папа с уверенностью говорит, что тут не обойтись без сварки. Договариваюсь на стройке, мне ненадолго дают сварку и даже подвозят прямо ко мне на работу. Сообщаю папе, что сварку достала, варить можно хоть сейчас, да и желательно сейчас, потому что держать мне ее на работе особо негде, а на стройке она нужна.

Папа говорит, что я молодец, но...

— ...варить он не будет.

— Как — не будет? — сокрушается по телефону мама. — Не умеет?

— Он не уточнял, — говорю ей, пробираясь к лифту со сваркой и люстрой. — Сказал просто, что не будет. Не успеет подъехать.

— Кати, давай помогу, — увязывается за нами Йонас.

— Давай.

— Ты куда, моя сладкая... — жалобно тянет нам вслед Рози.

Я обещала пообедать с ней сегодня в Тандури Кинге и киваю без дальнейших пояснений:

— Я не забыла. Из дома подъеду.

— Кати, а...

А вот Мартин, кажется, забыл.

— Да, все правильно, — киваю и ему, — у меня отгул сегодня...

— Как — отгул? Там Йеноптик...

Да не разродится он так быстро, твой Йеноптик. Не сегодня, по крайней мере...

Шефу этого, однако, не поясняю — разворачиваюсь на ходу, взмахиваю у него перед носом накладной на люстру, лукаво улыбаюсь и иду догонять Йонаса.

Йонас грузит в мини нас — меня, сварку и люстру — и предлагает:

— Поехать с тобой?

— Только если ты варить умеешь.

Он не умеет и не успевает вовремя сориентироваться и сбрехать, что умеет.

***

На самом деле возле дома меня поджидает Миха.

Я обмолвилась ему про намечающийся «крупный ремонт», он и вызвался приехать — условно, чтобы хотя бы попытаться помочь мне заняться люстрой.

От ощущения чего-то, похожего на признательность, позволяю этому самому помоганию начаться с секса, который у нас с ним потихоньку превратился в дежурный.

Черт его знает, Миху, чего он ищет у меня. Вернее, он не из тех, что заморачиваются с долгими поисками, а значит, нашел уже.

Что нашел? Было бы интересно, я бы давно спросила, но мне неинтересно. Я не копаю насчет этих его «скучал» и не ворошу воспоминаний про Аргентину. По-моему, всем нам просто холодно, вон, в Берлине то и дело люди замерзают. Вот и мы с ним ищем, где погреться.