Требуются детективы - Фридрих Незнанский

— Успокойтесь, успокойтесь, Галина Борисовна… — Грязнов нажал кнопку громкой связи: — Галка, где наш чай?!

— Несу, несу, — прогудел аппарат.

Через минуту Истомина пила чай, держа чашку здоровой рукой.

— Вы уверены в том, что вас хотели убить, или это просто догадки? — спросил Кротов.

— Уверена… — ответила Истомина.

— Когда произошло это… покушение? — уточнил Грязнов.

— Четыре дня назад. В нашем дворе.

— Опишите, пожалуйста, это место подробнее.

— Наш дом стоит кольцом. Внутри детская площадка, стоянка для машин. Это случилось ближе к вечеру. Я поставила машину на место и пошла к подъезду. По дороге искала в сумке ключи. Тут он и напал на меня.

— Кто?

— Неизвестный…

— Вы не видели его лица? — спросил Грязнов, делая пометки на листе бумаги.

— Нет. Он напал сзади. Я услышала быстрые шаги за спиной и машинально обернулась. Тут же увидела нож и, наверное, чисто инстинктивно выставила вперед руку. — Истомина говорила медленно, глядя прямо перед собой. — Ладонь и предплечье как будто бы огнем обожгло. Я громко закричала. И он бросился бежать.

— Нападавший не пытался вырвать у вас из рук сумку? — Грязнов посмотрел на Истомину, прекратив записывать.

Женщина отрицательно покачала головой.

— А взять что-нибудь из машины?

— Нет.

— Он ничего не говорил? Какие-нибудь угрозы? Что-то такое?

— Нет. Он молчал. У него было легкое дыхание и еще странный запах одеколона.

— Чем странный? — насторожился Грязнов.

— Мне показалось, что этот запах больше подошел бы женщине. Знаете, я очень люблю духи. Трачу на них много денег. И очень хорошо разбираюсь в ароматах.

— Это ваше хобби?

— Да. Мое лицо, мои мысли — все это забирает телевизионная камера, но она не передает аромата, и это часть того немногого, что осталось скрытым ото всех, кроме близких. — Она посмотрела на Грязнова: — Извините, что-то я разлимонилась, как говорит моя дочь. В общем, я большой спец по духам, и мне кажется, у этого субъекта не вполне правильный для мужчины вкус.

— Но сейчас эпоха унисекса, — заметил Кротов.

— Все равно. Даже универсальные духи пахнут по-другому.

— А почему вы не увидели лица этого странного субъекта? — спросил Кротов. — Ведь он подошел совсем близко.

— Во дворе было довольно темно. Кроме того, на нем был головной убор. Да и очень быстро все это произошло… Понимаете, мне было не до разглядывания.

— Хорошо… Т&к кого вы подозреваете? — Грязнов укоризненно посмотрел на Алексея Петровича.

— Бывшую жену человека, за которого я собираюсь замуж. Вернее, не бывшую, они еще состоят в браке, но скоро разведутся.

— Запутанная ситуация. — Кротов поднялся со стула.

— Запутанная, — согласилась Галина.

— А кто он, этот муж, который не муж, но пока муж? — спросил Кротов.

— Злобин. Сергей Злобин.

— Тот самый Злобин? Компания «Конус»? — спросил Грязнов.

Истомина кивнула. Грязнов и Кротов переглянулись.

— Вы рассказали о своих подозрениях ему? — Кротов стоял, опираясь рукой о стол.

— Нет. Ему это пока знать ни к чему. Если это окажется неправдой, я буду выглядеть бабой, бьющейся за богатого жениха. А мне этого не хочется.

— Хорошо. Я думаю, мы возьмемся за эту работу, — сказал Грязнов. — Это будет недешево стоить, но для вас это, наверное, не проблема. Теперь расскажите, почему вы подозреваете ее. Ведь наверняка при разводе ей обломится солидный куш от состояния мужа.

— Хорошо, я расскажу. Но это долгая история…

— Ничего, мы не спешим…

4

…Такое случилось первый раз. Это действительно первый раз в моей жизни. Так удивительно, я никогда не испытывала ничего подобного. А я все-таки не девочка уже. И замужем была, и ребенка родила. И влюблялась, конечно, по молодости, и романы безумные были, но чтобы вот так… Вы еще молоды, не сможете всего понять. В молодости каждая любовь кажется неземной и самой серьезной. А с возрастом, когда много чего уже испытал и пережил, только тогда можно отличить настоящее, ценное от того, что скоро пройдет, испарится, исчезнет и ничего не останется. Только с возрастом можно осознать подлинную исключительность чувств.

Так было с Сергеем… Я, честно говоря, вообще находилась в какой-то эйфории. Потому что было море, солнце, горы. Вы знаете, я за неделю на море готова отдать десять лет жизни. Это смешно, но я в самолете с ним разговариваю. Да-да, с морем. Как только увижу его, так начинаю беседовать. Я говорю, как по нему соскучилась, что скоро приду к нему… Я знаю, это глупости, но каждый раз, в какое бы время ни прилетела, бросаю чемоданы в отеле и сразу бегу на море. И знаете, оно меня лечит. Я перестаю думать о проблемах, для меня больше не существует никаких трудностей, и в голове — ни одной тревожной мысли. Как будто только что родилась. Я целыми днями улыбаюсь, как безумная. И смеяться могу по любому поводу.

И еще я ведь тогда первый раз была на море одна. Без дочери, без мужа, без друзей-подруг. Даже от самых близких периодически нужно отдыхать. Одиночество иногда бывает очень полезно. Оказывается, так здорово ни от кого не зависеть. Ты предоставлена сама себе и занимаешься только собой. Первые три дня я спала. Просыпалась к обеду, шла на море. Я не люблю гостиничные пляжи, там слишком много людей. Если смотреть на берег из моря — напоминает тюленье лежбище. Я всегда уходила дальше, к скалам, там было совсем пустынно. А*если забраться в расщелину, то кажется, будто ты вообще один на этом свете. Я оставалась там до вечера и не испытывала скуки. Было ощущение какой-то нереальности происходящего. Как будто все это не со мной, я просто смотрю фильм. Я не могла представить, что бывает так хорошо.

Вечером возвращалась в отель, переодевалась и шла в город, чтобы где-нибудь поужинать.

А приморские городки — это ведь отдельная история. Мне кажется, там живут самые добрые и радостные в мире люди. Там вечный праздник и веселье. Я никогда не замечала грустных или злых лиц, не слышала ссор, не видела драк. И ощущение, будто весь город, все его жители охвачены одним желанием — доставить тебе как можно больше радости, счастья и удовольствия. Подарить тебе несколько дней карнавала, безумия, жизни. Каждый вечер я ужинала в разных ресторанчиках. И они все были восхитительны, но каждый особенный. И в каждом свое неповторимое фирменное блюдо. И пока не попробуешь все — невозможно остановиться.

После я просто гуляла по городу. По узким центральным улочкам, по широким набережным — всюду. Там везде была жизнь. А когда уставала от шума, опять уходила на пляж. Купаться ночью в море — по-моему, ничего не может быть сказочнее. Потом возвращалась в отель, выпивала что-нибудь в баре и ложилась спать.

Я избегала знакомств, хотя желающих пообщаться было много. Постоянно липли какие-то мужики и престарелые тетки. Особенно досаждали последние. Почему-то именно меня они выбирали объектом мучения и изучения. Сначала донимали бесконечными рассказами про своих неблагодарных детей, негодяев мужей, паразитов зятьев или невесток-хищниц. Повествовали о тяготах ремонта, о больном кишечнике любимой кошечки, о лучшем лекарстве от запоров и средстве для похудания. Потом, умело раскидывая сети, пытались вытрясти из тебя всю информацию, касающуюся твоей личной жизни, семьи, работы, доходов. Да все равно чего! Лишь бы поучаствовать в чужой жизни. Дать массу полезных и нужных, по их мнению, советов. Предупредить о надвигающейся опасности (они-то лучше знают со своим опытом!), упрекнуть тебя в наивности, предостеречь от излишней самонадеянности и вообще расписать план твоей жизни на ближайшие двадцать лет.

Одна из этих милых дам, узнав о моем разводе, загорелась мыслью немедленно, не отходя от кассы, выдать меня замуж.

— Как же так! — кричала она. — Такая симпатичная женщина, такая воспитанная, милая и — одинокая! Это немыслимо. Куда смотрят мужчины? Не переживайте, деточка, курорт — лучшее место для поисков мужа.

— Я вовсе не собираюсь искать мужа, — слабо протестовала я. — Я приехала отдохнуть, а не устроить свое семейное счастье.

— Одно другому не мешает, — не сдавалась дама. — Я познакомлю вас с хорошим человеком. Поверьте мне, у меня легкая рука.

Я была в ужасе и посчитала отдых безнадежно испорченным. Я представила, как все оставшееся время придется отбиваться от ненужных свиданий, навязываемых деятельной теткой, и бегать от нее по всему отелю, чтобы не дай бог не встретиться. Потому что я со своей врожденной вежливостью не могу обижать и отказывать людям. То есть я привожу тысячи различнейших доводов, почему не могу сделать то или иное, называю миллионы объективных причин, это звучит очень убедительно, но заканчивается все тем, что я, как овечка на заклание, иду совершать то, что мне совсем не нужно, не хочется, мешает и вообще значительно подпортит жизнь. Но ничего не могу с собой поделать.