Сборник рассказов. Избранное - Анастасия Фёдорова

Салем потер лоб. Как гиноид может принимать такие решения? Возможно, он ошибся в ее программировании?

– Вы требуете от объекта, который не приспособлен для данного действия, невозможного, – продолжала она, – попробуйте заставить рыбу летать, а цветок ходить. От каждого объекта возможно требовать только то, для чего он был создан в цепочке эволюции. Ты хочешь сострадания, игнорируя полностью причину его появления и последствия.

– Я лишь хочу доказать, что оно возможно и является звеном в системе эволюции, А-316, и ты мне в этом поможешь.

– Если бы люди обладали другими органами чувств для познания, то, возможно, ты бы имел понятие о совершенно других вещах, которые тебе сейчас недоступны.

– Помолчи, пожалуйста, – Салем вскипел.

Как гиноид, сроком жизни всего мгновение по сравнению с продолжительностью его жизни, может учить его?

– Что ж, будем продолжать, – произнес он уже спокойнее, – на сегодня достаточно. Пойдем, А-316.

Девушка встала и проследовала за ним к выходу из лаборатории.

Дни сменялись неделями. Тесты, задачи, запахи, музыка. Звуки смеха, рыданий, ярости, отчаянья, пылких признаний, ласковые и нежные слова. Палитра цветов, дождь, радуга, солнце, звезды, лунные дорожки на озере. Гиноид положительно реагировала на красоту, восторгалась чудесами природы, откликалась на созидательные эмоции, но полностью отсутствовала какая-либо реакция на боль, страдания, смерть. Скорее она относилась к ним скептически, как к бесполезной трате времени. Как к чему-то ни на что не похожему. В своем проекте Салем хотел обучить робота не только восхищаться красотой, но и сочувствовать, сострадать тяготам лишения, боли и невзгодам, постигающим живых существ, побудить в ней желание помочь им. Но ничего толком не выходило. Реакция на положительное имела место быть; на отрицательное – не существовала. Ученый опустил свой лоб на замок из пальцев. «Неужели в аутентичном мире нет сочувствия? – задавался он вопросом, в который раз вспоминая их диалог. – Неужели это так естественно, отсутствие взаимопомощи, отсутствие желания помочь, лишь добить умирающего?».

– Я словно бы забыл поставить эмоциональное зеркало, и сигнал идет в одну сторону. Не может же она? Как Жанна – вдруг вспыхнуло имя жены, – нет, это фантазии, – отмахнулся он.

– А-316, что ты есть?

– Я гиноид, имя А-316.

– Чего ты хочешь? У тебя есть свои желания?

– Я хочу видеть в этом мире красоту, стабильность, порядок, – повторила гиноид. – Ранее я уже говорила об этом.

– Но как ты можешь игнорировать составляющие этого мира? Как можно игнорировать смерть, разрушение?

– Это ни на что не похоже, – ответила она, – не похоже.

– Но ты не можешь отрицать того, что является частью нашей жизни, – вновь гнул свою линию Салем.

– Это является частью вашей жизни, но не моей. Люди слишком погрязли в удовлетворении своих амбиций. Вы отказываетесь от созидания, стремясь разрушить все в угоду тщеславия и желания власти. Вы боитесь. Мне же неведом страх. Разве тебе не приятно впитывать капли теплого дождя всей поверхностью своей кожи, лежа в ароматной свежей траве? Подставлять лицо согревающему солнцу, любоваться радугой, слышать щебетание птиц, находясь в объятиях другого человека?

Салем глянул на нее исподлобья и тут же подумал, что глупо обижаться на робота. Да что она знает о его жизни.

– Но что ты предпримешь, если я, например, буду умирать?

– Ты смертен, Салем, ничего. Я не в силах продлить срок твоего существования.

Салем вскочил, подбежал к роботу и отключил гиноида. Разговоры с ней были краткими и всегда сводились к одному и тому же. Только красота и только порядок. Нет жестокости, а, следовательно, нет жалости. Этого для гиноида словно не существовало. Все это человеческие пороки, разрушающие стабильность настоящего мира.

Уставший, выбившись из сил, он с трудом дошел до кровати. Утомление давало о себе знать. Сон не шел, напряженный мозг требовал разрядки. Пара таблеток снотворного и через пять минут глаза сомкнулись, погружая Салема в новый мираж.

Она приблизилась близко-близко, обдавая дыханием его лицо, от которого он и проснулся.

– Жанна, – уже не удивился он. – Ты.

Перламутрово-серые глаза при свете ночника с интересом заглядывали в его глаза, отходящие ото сна. Она наклонилась ближе. Между их губами оставалась пара миллиметров, и он уже чувствовал исходящее от них тепло. Салем потянулся с привычной легкостью, требуя прикосновения. Но она отстранилась, легко, как дуновение ветра.

– Постой, – только и успел выговорить он.

– Ты не справишься один, тебе нужен помощник.

– Помощник?

– Ты не справишься один. Ты не справился бы один тогда. Я… Я… – с последними словами тень растаяла.

Раскаленным прутом, ввинчиваясь в мозг, прозвучали ее слова. Сердце дернулось и сжалось в груди. Он вспоминал. Жанна, Жанна, как она любила его эксперименты. Жена ученого. Она сама инициировала некоторые эксперименты, подавала идеи, словно черпала их из информационной паутины множества коррелированных умов ее тяга к познанию. Сколько раз он возвращал ее в сознание. Ели бы не этот чип. А после с восторгом рассказывающую о новых ощущениях, продвижении, видениях. Волна одиночества вновь захлестнула его, душа и топча своей вязкой массой, затягивая в депрессивную воронку. А на последний эксперимент он пошел сам, добровольно. Он сам предложил ей его. Или это была вновь ее идея, он уже не помнил. Отсканировать ее полностью. Всю. Чтобы подарить ей вечную жизнь в системе иного существования. Но что-то пошло не так. Она как будто чувствовала, но упорно настаивала на своем. А затем. А затем ее не стало. Салем принял дозу успокоительного, запив стаканом янтарного виски.

Темнота комнаты сменилась полумраком пещеры. На возвышении в центре площадки стояла девушка, громко выкрикивая слова на незнакомом языке. Из ее руки в тело лежащего на каменном столе мужчины бил светлый циановый луч. В окружении толпы магов тело задергалось и неожиданно ожило. Будучи когда-то человеческим, оно изменялось. Руки удлинились, на пальцах выросли чернеющие когти. На спине огрубела и потрескалась кожа. Лицо покрылось зеленоватой чешуей. Девушка продолжала, уже нараспев, читать длинное заклинание, которое подхватили собравшиеся жрецы. Испытуемый вращал красными глазами и кричал что-то нечленораздельное, пытался разорвать веревки, связывающие его. Яркая вспышка озарила потолок пещерки. Со стола, освободившись от пут, восстало чудовище. Собравшиеся рукоплескали девушке. Она кланялась и улыбалась. Чудовище посмотрело в упор на Салема и оскалилось желтыми зубами. Черты лица изменялись, то, заостряясь, напоминая змеиные, то, расплываясь, вновь становясь человеческими. Губы сложились в трубочку и подули в его сторону, неслышно. Лишь ее горячее дыхание долетело до него.

– Сааааалеееем, саааааалееееем, – зашелестело со всех сторон.

– Саааааалем, – зашипели как змеи жрецы.

– Сааааалееееем, – заскрежетал монстр.

Глава 3

– Салем! Ну ты где там! Ответь уже, – из динамика кто-то настойчиво повторял его имя. А с экрана монитора смотрело полноватое лицо с кудрявыми волосами. – Э-э-эй, да где ты! Ау-у-у-у!

– Питер? – ученый опешил, – но как ты? А, впрочем, неважно, чертов хакер. – Что, что тебе нужно? Что случилось?

– Ты давно не выходил на связь. Да года два уже прошло. Ты в порядке?

– Да, Питер. Да. Послушай. Я тут подумал. Я свяжусь с тобой позже, хорошо? Я сейчас занят.

– Окей, жду с нетерпением.

Монитор отключился.

Жан потер подбородок и удовлетворено хмыкнул в сторону коллег: «Питер, значит Питер. Узнал его, сумасшедший гений. Отлично».

Несколько дней спустя обрывки сна крутились в голове ученого: монстр, чудовище, Жанна, восхищение. С пробуждением азарт, жажда экспериментов, надежда на удачное развитие эксперимента зажглась искрой в груди Салема. Балансируя на грани безумия, он решился еще на одни эксперимент, но для воплощения его в жизнь ему требовалась помощь. Долго не решаясь посвятить кого-то в тайны своей разработки, перебирая в уме всех своих знакомых, которые с легкостью могли предать его, почуяв наживу, он все же набрал номер своего старого друга на телефоне: «Алло, Питер! Питер, это Салем, да, да. Ты звонил мне недавно, взломал мою систему, помнишь? Мне нужна твоя помощь. Ну вот так сразу. А зачем тянуть? Ты технический дизайнер. Да, я помню. Питер, я предлагаю тебе контракт на два года максимум. Я все оплачу. Да и перелет тоже, разумеется. Девочек? Нет. Вылетишь завтра? Отлично. Жду!».

Телефон отключился сам, ученый даже не успел завершить звонок. Сигнал в этом месте был слабый и часто пропадал. Однако разговор состоялся, и со дня на день Салем ожидал приезда Питера. Его давнего друга. Технического дизайнера, хакера, да и черт знает, кем он только не был.