Лик смерти - Коди Макфейден

— Я не слишком тактичен, Смоуки, поэтому выкладываю все как есть. Тебе предлагают место преподавателя в Квонтико, если ты сама захочешь. Не обязательно принимать это предложение, но я должен тебе о нем сообщить.

Я была потрясена, и у меня невольно вырвался вопрос:

— Почему?

— Потому что ты — лучшая.

Что-то в его поведении подсказывало мне — все гораздо серьезнее.

— Но?

Он вздохнул.

— Никаких «но». Ты — лучшая. Ты — высококвалифицированный специалист и более чем кто-либо заслуживаешь награды.

— И что?

— Начальство во главе с директором считает, что ФБР перед тобой в долгу.

— В долгу?

— Из-за того, чем ты пожертвовала, — сказал Джонс приглушенным голосом. — Ты потеряла семью. — И он дотронулся до своей щеки. Уж не знаю, случайно или имея в виду мои шрамы. — Тебе столько пришлось пережить из-за работы!

— И что, — спросила я сердито, — они жалеют меня или беспокоятся, как бы я не бросилась под машину?

В ответ он широко улыбнулся, чем несказанно меня удивил.

— В обычных обстоятельствах я бы тоже так подумал. Но не сейчас. Я разговаривал с самим директором, и он ясно дал понять, что это не отступные, а вознаграждение! — И Джонс оценивающе на меня посмотрел. — Ты когда-нибудь встречалась с директором Ратбоном?

— Один раз. Он показался мне честным парнем.

— Так и есть, он сильный, честный, насколько позволяет положение, и он сказал мне совершенно откровенно, что ты просто создана для этой работы. Вдобавок тебе поднимут зарплату, и ты сможешь обеспечить спокойную и стабильную жизнь для Бонни. Вам больше не придется рисковать. — Он замолчал. — В общем, по словам Ратбона, это лучшее, что ФБР в состоянии для тебя сделать.

— Я не совсем понимаю.

— Они прочили тебе должность заместителя директора, то есть мое место.

— Да, я знаю.

— Так вот, больше этот вопрос обсуждаться не будет.

Я возмутилась до глубины души.

— Но почему? Из-за того, что я чуть не покончила с собой после смерти Мэта и Алексы?

— Нет-нет, не поэтому, все гораздо проще.

И меня наконец осенило. С одной стороны, я не могла в это поверить, а с другой — ФБР есть ФБР.

— Дело в моем лице? Ведь так?

Гнев пополам с болью вспыхнул в глазах Джонса, а затем потух, уступив место усталости.

— Хорошо, Смоуки, скажу все как есть. На дворе двадцать первый век, век, в котором правят средства массовой информации. Всех вполне устраивает твоя работа. К тебе как к руководителю отдела никаких претензий. Но, — губы Джонса скривились в едкой усмешке, — они, видимо, сошлись на том, что директорская должность тебе не по плечу. Романтика хороша для охотника и не имеет никакого отношения ни к кадровой политике, ни к управлению. Я думаю, это полная чушь, да и Ратбон согласен. Тем не менее таково положение вещей.

Я хотела было рассердиться, но, к своему удивлению, не почувствовала ничего, кроме безразличия. Когда-то и я, как любой новобранец, была честолюбива. Мы с Мэтом даже планировали мое продвижение по служебной лестнице и считали его вполне естественным. Но все изменилось.

Конечно, немалую роль в этом выборе играет выгода. Может, они и правы. Я уже не могу стать официальным представителем ФБР. Я отличный солдат, но мое лицо обезображено жуткими шрамами. Зато, как убеленный сединами ветеран, я вполне могу тренировать других. Теперь уже не до фотографий с президентом!

Но есть и преимущества. Преподаватель в Квонтико — заманчивая должность, о которой многие могут только мечтать. Она предполагает достойную зарплату, нормированный рабочий день и полное отсутствие стрессовых ситуаций. Студенты не станут в вас стрелять. Они не ворвутся к вам в дом и не убьют вашу семью.

Эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове.

— Когда мне нужно дать ответ?

— Через месяц. Если согласишься, в твоем распоряжении будет еще месяцев шесть, пока закончится перевод.

«Месяц, — подумала я, — это много или мало?»

— Как, по-вашему, я должна поступить, сэр?

Мой руководитель отразил удар:

— Ты самый лучший агент, Смоуки, с которым мне когда-либо приходилось работать. Трудно будет тебя заменить, но ты должна выбрать то, что будет лучше именно для вас с Бонни.

Я взглянула на мою доченьку, поглощенную мультиками, и задумалась: о сегодняшнем дне, о нашем замечательном утре, волшебном завтраке и походе в «Клэр». «Так что же для меня будет лучше? И что будет лучше для Бонни? Должна ли я спросить ее об этом? Конечно, должна. Но не сегодня. Сегодня я сделаю то, что задумала, — избавлюсь от вещей Мэта и Алексы. Умерших, но ни в коем случае не забытых. А там посмотрим, что получится.»

Необходимость принять решение меня не напрягала. У меня был выбор. А раз существует выбор, значит, существует и будущее. Либо здесь, либо в Квонтико. В любом случае я двигаюсь вперед, а движение и есть жизнь. Достаточно вспомнить, что было шесть месяцев назад.

«Ты продолжаешь себя уговаривать. Выбор сделать не так просто, ты знаешь. Кроется за этим что-то мрачное, угрожающее, ядовитое. Ядовитое? Ну, тут я, пожалуй, загнула!»

Я выкинула подобные мысли из головы, во всяком случае, попыталась и уютно устроилась рядом с Бонни. «Пусть воскресенье останется воскресеньем».

— Интересные мультики, котенок?

«Да», — кивнула она, не отвлекаясь от телевизора.

И никакого яда!

Глава 4

— Эй, хватит валяться! Вы что, мне не рады? — послышался голос Келли.

Она стояла на кухне, постукивала бордовыми ноготками по черному граниту столешницы и неодобрительно смотрела на нас, изогнув великолепную бровь. Ее медные волосы ярким пятном выделялись на фоне шкафчиков из белого дуба.

Мы с Бонни улыбнулись друг другу. Если бы существовал «Орден святого неуважения», Келли вполне могла бы стать его покровителем. Грубоватая, острая на язык, она всех подряд называла «мой сладкий». По слухам, ей даже занесли выговор в личное дело за то, что она назвала «сладким» самого директора ФБР. А я ни секунды не сомневаюсь, ведь в этом вся Келли, до мозга костей. Вдобавок она невероятно красива, на зависть молодым. Ведь ее красота долговечна, как красота суперзвезды, над которой не властны годы. Я видела фотографию, снятую, когда Келли было двадцать, и совершенно искренне могу сказать, что сегодня, в свои тридцать восемь, она выглядит гораздо лучше. Огненно-рыжие волосы, полные губы, ноги от ушей — Келли вполне могла бы стать фотомоделью. Но расческе она предпочла пистолет.

На мой взгляд, есть еще одно обстоятельство, которое делает Келли просто неотразимой, — ее полное равнодушие к собственному физическому совершенству. И не потому, что она не имеет представления о своей красоте, отнюдь, просто Келли не придает ей большого значения. Келли вынослива и закалена, она умнее многих ученых из НАСА и при этом — самый преданный друг, о котором только можно мечтать. Впрочем, первое впечатление о ней едва ли не прямо противоположное. Келли далека от сентиментальной слащавости. Я ни разу не получила от нее ни одной поздравительной открытки. Свою любовь она проявляет в делах.

Именно Келли нашла меня тогда, после вторжения Джозефа Сэндса. Именно она отобрала у меня разряженный пистолет, из которого я целилась в нее, пытаясь снова и снова нажать на курок.

Келли — в моей команде, мы работаем вместе уже десять лет. Она криминалист, у нее ученая степень, что очень помогает в работе. Порой во время расследования Келли к себе безжалостна. Главное для нее — истина и свидетельские показания. Келли разнесет в пух и прах всякого, против кого окажутся улики; ее не волнует ни общественное положение, ни безупречная прежде репутация подозреваемого; она ни в коем случае не будет себя чувствовать виноватой. Ее девиз: «Не преступай закон, и мы поладим».

Келли не совершенна, просто она лучше любого из нас умеет скрывать свои чувства. Она забеременела в пятнадцать лет, и родители заставили ее отдать ребенка на усыновление. Никому она не рассказывала об этом, даже мне. Я все узнала полгода назад, убийца заставил Келли открыться. Люди завидуют ее красоте, а ведь ей пришлось немало пережить и выстрадать, чтобы остаться такой, какая она есть.

— Мы очень рады, — сказала я, улыбаясь, — спасибо, что пришла.

— А как насчет угощения? В этом доме есть чем поживиться? — строго спросила она.

Вместо ответа Бонни подошла к холодильнику и достала любимое лакомство Келли — шоколадные пончики.

— Благослови тебя Боже! — воскликнула Келли, смахнув воображаемую слезу, и улыбнулась Бонни: — Поможешь мне с ними расправиться?

Бонни улыбнулась в ответ, засияла от удовольствия.

Они налили себе молока и взяли по пончику. Наблюдая за ними, я ощутила всплеск ни с чем не сравнимого, абсолютного счастья. Подруга, пончики и улыбающаяся дочурка — в этом мое спасение!