Год обмана - Андрей Геласимов

– А как же, – сказал я. – Думаешь, я дурак, чтобы припереться в такую даль и не узнать – зачем?

Впрочем, по нему было видно, что он хотел того же. Что-то ему приспичило мне показать. Видимо, за этим сюда и приехали.

Я закрыл машину, и мы пошли куда-то вглубь пятиэтажных «хрущевок». Грязь вокруг была непролазная.

«Нельзя что ли на машине было подъехать?» – подумал я.

В этот момент сзади нас кто-то крикнул:

– Сережа!

Мой пацан остановился как вкопанный, и лицо у него стало растерянное будто у настоящего пацана. Точь-в-точь как у маленького.

Он обернулся и дурацким голосом сказал:

– А, это ты, Марина.

Я тоже посмотрел и подумал: «Вот это Марина, так Марина! Классная телка. Мне бы такую – я бы не отказался!»

Эта Марина подошла и смотрит на нас своими глазами. Щеки у нее блестят. Улыбается. Такая классная. Брови черные, глаза хитрые. Я бы такую просто съел. Слопал бы как волк Красную Шапочку.

– Ты же вчера обещал приехать.

И голос у нее замечательный.

– Вчера я был занят, – мой пацан начал запинаться. – Делал кое-какую работу… по дому… Мать поручила…

«Врет, – подумал я. – Папина была идейка».

Марина тем временем глазками в меня начала постреливать. Ощутила. Они всегда это чувствуют.

– А это Михаил, – сказал наконец пацан.

Потом запнулся еще раз и добавил:

– Не ангел.

«Это уж точно, – подумал я. – Скоро ты в этом до конца убедишься».

– Здрасьте, – я протянул ей руку. – Очень приятно.

– Мне тоже, – сказала она и на несколько секунд свою ручку в моей задержала. – А я собралась в институт. У наших мальчишек сегодня зачет по режиссуре. Думала посмотреть.

«Так мы, оказывается, актрисы», – догадался я.

– Не поеду, – улыбнулась она. – Все равно ни в один отрывок не попала.

Пацан мой как застыл столбом, так и продолжал стоять, пока я не вмешался:

– Ну так что, значит, в гости идем к вам, Марина? Или можно на «ты»?

– Конечно, – глаза у нее чуть сверкнули. – А как же иначе?

Квартирка у нее была не важнец, конечно. Прихожая тесная, потолочки низкие, темновато, ну и все такое в том же духе насчет благородной бедности. Непонятно, как это мой пацан сюда дорогу нашел. Райончик-то нельзя сказать, что престижный. Да и народ здесь, наверное, не то чтобы супер-пупер. Толкутся какие-то на барахолке около «Будапешта». Не самая навороченная компания для папиного Сережи. Чего это, интересно, ему здесь понадобилось? Медом что ли намазали?

– О, Сережа пришел! – появился из комнаты очевидно папаша. Эти папаши, видимо, рождаются сразу в спортивках и в майках с длинными лямками. Еще у них всегда пузо и щетина дня этак за два.

– Здравствуйте, Илья Семенович, – подал голос пацан.

– А мы тебя вчера весь день ждали. Маринка от окон не отходила. Даже в институт не пошла.

Я посмотрел на нее, но она ничего не сказала. Только глаза ее в темной прихожей чуть-чуть заблестели.

– А это… мой друг Михаил, – пацан мой опять немного запнулся.

– Ну, проходите, будем пить чай, – отозвался папаша.

– Как добрались? – продолжал он, после того как мы все уселись вокруг очень скромненького такого стола.

– Нормально, – ответил пацан. – Как всегда, на метро.

Я посмотрел на него, но он сразу же отвернулся.

Фиг его знает, зачем он врал. Но я решил посидеть, помолчать. Мне-то какое дело? Главное, чтобы платили. За бабки я мог подтвердить, что мы сюда доползли на карачках.

Марина тоже помалкивала. Сидела, глазами на нас смотрела. То на меня, то на Сережу этого.

– Долго пришлось идти? – не унимался насчет метро папаша.

– Да нет, – сказал пацан. – Только грязно очень. Весна. Я все ботинки испачкал.

«Так вот, зачем он пошел пешком от универмага», – догадался я.

Однако почему он врет, мне все равно было непонятно.

– Так вы на какой станции вышли? – настырно продолжал отец.

– Там, где всегда… – начал пацан, но тот быстро его перебил:

– Так «Кузьминки» сегодня закрыты. У них там ремонт.

Я чуть не поперхнулся своим чаем.

– … на «Волгоградском проспекте», – другим голосом закончил пацан.

«Ну и рожа у него теперь! – весело подумал я. – Интересно, как он будет выкручиваться?»

– Я всегда оттуда хожу, – продолжал он. – Это очень полезно… и… и… главное…

Дальше он уже не нашел, что сказать. Видимо, совсем растерялся. Лицо у него стало просто жалким. Я уже еле удерживался от хохота. Тут еще папаша решил его доконать.

– Надо было на «Текстильщиках» выходить. Так было бы гораздо ближе. После «Волгоградского проспекта» идут «Текстильщики», и только потом – «Кузьминки».

Естественно! Откуда этот Сережа мог знать порядок станций на одной из паршивых веток нашего любимого метро? Это был разгром. Десять ноль в пользу бедных.

– Я очень часто хожу пешком… по две-три станции…

Он еще пытался держать марку, но папаша уже повернулся ко мне.

– Михаил, вам еще чаю?

И рожа у него была хитрая-прехитрая.

Через десять минут я остался на кухне один. Марина утащила моего пацана к себе в комнату, а папаша решил выскочить за сигаретами. От «Мальборо» он отказался. «Спасибо, жидовских не курим». Заявил, что предпочитает «наши». Больше всего уважает «Яву». Желательно «явскую». Ну, что же, у каждого свои приколы. Я остался сидеть и ждать.

Через минуту примерно, после того как убежал этот папаша, где-то в квартире затопали быстрые шаги, и на пороге кухни появился заспанный карапуз. Он стоял, покачиваясь, напротив меня и тер лицо пухлыми кулачками.

– Ты кто? – наконец сказал он, зевнув розовым ртом.

– Я Миша. А ты кто?

– Это я Миша. А ты кто-то чужой.

– Я скоро уйду.

– Хорошо, – сказал он. – А где папа?

– Вышел за сигаретами. Сейчас придет. Сколько тебе лет, Миша?

– Пять. А тебе?

– Мне двадцать три.

– Ты уже взрослый, – он опять зевнул и задрожал как котенок.

– Надо штаны надеть, – сказал я. – Где ты их снял?

– Марина сняла. Она всегда меня усыпляет.

– Сейчас она тоже придет. Хочешь чаю?

– С сахаром, – твердо сказал он.

Выпив, не отрываясь, целую кружку, он с интересом посмотрел на меня.

– Знаешь, почему у тебя борода?

– Почему?

– Потому что ты много рыбы ел. Косточки в горле застряли, а потом на лице вылезли.

– Ты думаешь?

– Конечно. У папы тоже всегда так.

Я решил поддержать беседу.

– А ты гречневую кашу любишь?

– С молоком не люблю, – ответил малыш. – Только с сахаром.

– А знаешь, из чего ее делают?

– Нет.

– Ее делают из греков. Ловят их маленькими, пока не подросли, и делают из них кашу.

– А кто такие греки? – спросил он.

Я понял, что проиграл.

– Два ноль в твою пользу, Михаил. Но штаны все-таки надо найти.

Он спрыгнул с табурета и прошлепал из кухни. Через минуту вернулся по-прежнему без штанов, зато принес большую конструкцию, построенную из «Лего».

– Что это за мавзолей у тебя?

– Это дом.

– А кто в нем живет?

Он высыпал на пол штук пять или шесть пластиковых фигурок.

– Солдатики, – сказал я. – Тогда это у тебя не дом, а казарма.

– Это Геракл и Геркулес, – возразил он. – Они не солдатики, а сильняки. Как Шварцнеггер.

– Тогда это точно не казарма, – согласился я. – Кстати, помнишь, я говорил тебе насчет греков…

В эту минуту появилась Марина. Волосы у нее были растрепаны. Одной рукой она застегивала халат, другой прикрывала ворот у горла.

– Мы тебя разбудили? – быстро сказала она. – Пойдем, не мешай нашему гостю. Где твои штаны?

– Это не гость, а Миша, – громко сказал малыш. – Я хочу с ним играть.

– Ты не беспокойся, – улыбнулся я ей. – Мы тут управимся. Иди, иди, а то скоро отец придет.

Она внимательно посмотрела на меня и медленно улыбнулась. За ее спиной мелькнуло красное лицо этого Сережи. Он тоже заглянул в кухню, а потом заперся в ванной.

– Не беспокойся, – повторил я. – У меня с детьми хорошо получается.

На следующий день я решил больше не выпускать инициативы из своих рук. Взялся за бизнес, так надо вести его по-настоящему. «Учиться, учиться и учиться», – как завещал великий папа. Тем более, что ведь по любому придется ответ держать. Педагогика – вещь серьезная. Требует глубокого научно-методического подхода.

– Сегодня учимся бухать, – сказал я своему воспитаннику, снова оторвав его от компьютера. – Чего ты там все время делаешь?

– Так, ерунду одну, – отозвался он. – А «бухать» я уже умею.

– Нет, – протянул я и загадочно улыбнулся. – Пару раз напиться на какой-нибудь наркоманской вечеринке – это не значит «бухать». С этого дня у тебя начинается новая жизнь. Радуйся, ты попал в руки профессионала. Я чемпион Москвы в полутяжелом весе.

– А почему не в тяжелом?

– Я над этим работаю. Но среди полутяжей мне равных нет.