На землях рассвета - Алексей Ефимов

На сей раз ему повезло выбраться в совершенно целый колодец — правда, с тяжеленной чугунной крышкой, которую измученный юноша едва смог сдвинуть. Выбравшись наверх, он оказался в кромешной темноте — но под ногами здесь не было обломков. Как-то вдруг он понял, что оказался в Теневике — вернее, в его подвале. У всех этих шестнадцатиэтажек было, собственно, по два подвала — верхний, совершенно обычный, и нижний, представлявший собой пронизанную туннелями пятиметровую железобетонную плиту. Причиной для создания столь дорогостоящих конструкций был слабый грунт — и Найко, наконец, понял, как ему не повезло. Никаких запасов тут, конечно, не могло быть, все эти подземелья были намертво завалены — и наградой за его ловкость станет страшная многодневная смерть от голода, в одиночестве и темноте.

Найко умер от отчаяния и проснулся уже мертвым — он не дышал, сердце не билось. Это длилось какие-то мгновения — но и их хватило, чтобы его охватил чудовищный, непредставимый страх. Наконец, он откинулся на подушки, весь мокрый от пота, ошалело глядя в беленый потолок. Это была его комната в его доме — и будет ли что-то еще, кроме этого? Изменится ли реальность в один миг, став воплощенной преисподней — или ему просто привиделся на удивление подробный кошмар?

Он не знал, но это пугало его. Пугало очень сильно — почти до смерти — прежде всего потому, что он знал: Мроо могут придти и такой реальный сон сбудется. Ощущение неизбежной катастрофы было очень резким, а единственное, что представлялось ему… нет, не спасением, а возможностью достойного конца — было лишь одним словом: Малау.

Сердце Найко вновь бешено забилось. Малау, резиденция Дома Хеннат, находилась в Гитограде, почти в трех тысячах миль от его родного города, где он обычно и жил — Усть-Манне — и попасть туда было непросто.

Но восемнадцать лет назад он уже был там, со своими — ныне покойными — родителями: они гостили у семьи Хеннат. Там он познакомился с Аннитом Охэйо, чрезвычайно живым и активным предводителем местной детворы — и наследником Главы Дома.

Хотя им тогда было всего по шесть лет, это счастливое время Найко запомнил навсегда: никогда прежде у него не было столь близкого и искреннего друга — и никогда после тоже. Но они расстались — не по своей воле — и судьба уже не сводила их вновь. А потом, в тот самый приснившийся ему день — последний по-настоящему счастливый день его жизни — его родители погибли в разбившемся самолете и жизнь Найко пошла под откос. Хотя до совершеннолетия ему оставалась всего пара лет, без опекунства по закону нельзя было обойтись — и, как-то совершенно незаметно, опекуны стали и хозяевами. Свора жадных родственников выставила незадачливого наследника Дома Анхиз на улицу — он сам подписал все нужные бумаги, уже понимая, что в противном случае его просто убьют.

Он не пропал, разумеется — в Империи Джангра любой сильный и неглупый парень вполне мог заработать на жизнь — но жил он с тех пор весьма скромно. Тогда он тоже хотел обратиться за помощью к Охэйо — но уже хорошо знал, как относятся к незваным гостям и бедным родственникам. Потом эта идея стала казаться ему попросту глупой: попыткой вернуться в детство, в те два самых прекрасных месяца его жизни, что он провел в незнакомом мире вместе с другом. Охэйо стал совсем другим человеком, принадлежащим, к тому же, к далекому от Найко кругу: состояние Дома Хеннат делало его одним из богатейших в Гитограде — не говоря уж о родстве с Императорским Домом. Так что общего у них, наверняка, теперь было очень мало. И все же… все же…

Что-то очень важное связывало Дома Хеннат и Анхиз — родители обещали рассказать ему об этом в день его совершеннолетия, но так и не успели. Найко мог — и даже должен был — узнать это сам, но получить разрешение на поездку в одну из провинций Вассалитета было непросто, да у него тогда и не хватило бы на это денег.

Гитоград, лежавший на юго-западе Арка, тоже, разумеется, входил в Империю Джангра, но о нем отзывались с пренебрежением, и репутация у него была самая скверная: гиты слыли хитрыми и распущенными мерзавцами. Считалось, что юноши и девушки в Гитограде мало чем различались — как по внешности, так и по более интимным привычкам. Найко знал, что это вовсе не глупые выдумки: он был там, и многое видел своими глазами — хотя и не понимал тогда. Но он запомнил и главное: тот дух свободы, от которого в Империи с каждым годом оставалось все меньше. Усть-Манне был слишком близко к Становым Горам и рука ойрат, лежащая на нем, с каждым годом становилась тяжелее. Это было не очень заметно со стороны и в общем не так уж и плохо: превыше всего ойрат ценили порядок и благопристойность, и не один объективный человек не стал бы противостоять этим почтенным добродетелям.

Но Найко было трудно назвать объективным: несмотря на почти полные двадцать пять лет, он не утратил тягу к приключениям. Усть-Манне мало что мог предложить ему на этот счет, кроме ночных улиц, залитых мертвенно-синим светом излюбленных Ультра ртутных фонарей — улиц, по которым можно было бродить часами, не встретив ни единой живой души, потому что ночью все порядочные люди должны спать. Найко было сразу и приятно и страшновато считать себя единственным обитателем ночного города, но этого было, увы, слишком мало. Иногда он даже начинал жалеть о безопасности своих прогулок: лишь решетки в витринах старых магазинов и их обитые железом двери с множеством сложных замков хранили память о временах, когда власть закона здесь была еще не такой твердой. Вообще-то ойрат, бывшие кочевники, весьма терпимо относились к преступлениям против собственности — пока они не были связаны с насилием. Насильникам и убийцам же не стоило ждать от них снисхождения — наказанием служила не тюрьма, а пытки и смертная казнь разных степеней — да и сыскная полиция работала здесь преотлично.

Впрочем, несмотря на близость Становых гор, самих ойрат здесь было мало — хотя эти бледные, черноволосые, зеленоглазые люди в своей традиционной черной одежде выделялись в любой толпе. Сто девяносто лет назад они покорили Манне и другие западные земли, но Найко относился к ним с симпатией по одной, очень весомой причине: Охэйо — как и весь Дом Хеннат — принадлежал к ойрат. Им не было равных по стойкости и живости ума. Именно поэтому они и господствовали в Империи.

Сам Найко был вполне чистокровным манне, но это ничуть его не задевало. Манне считались «расово близкими» к ойрат и были самым многочисленным народом их Империи — в отличие от гитов, которые постоянно подвергались осмеянию и более серьезным гонениям, часто незаслуженным, ибо и другие народы Империи вовсе не были невинны — даже самые благонадежные из них.