Мороз и ярость (ЛП) - Принс Лиззи

— Спасибо, что вызвались, — кричит один из стражников, и остальные смеются, как будто он сказал что — то веселое.

Вызвались для чего? У меня чешется кожа и ломит кости. Я хочу броситься в гущу боя и защитить этих людей от охраны. Конечно, здесь не кучка детей и святых, уже больше двух часов ночи, но это не значит, что эти люди заслуживают того, чтобы их окружили, по какой бы причине жрецы и стражники ни загнали их в угол.

Хотя я отчаянно хочу помочь, меня сильно превосходят численностью. Я ни за что не смогу сразиться с сорока стражниками с оружием и вдвое меньшим количеством жрецов, которые любят размахивать кулаками. Черт. Мои глаза обшаривают улицу в поисках чего — нибудь, что могло бы отвлечь внимание. Кое — что, что я могу сделать, чтобы помочь, потому что больше никто не придет. Людей годами учили отводить взгляд, если они не хотят оказаться втянутыми в тот же кошмар.

Я прижимаюсь всем телом к стене здания, красному кирпичу, который все еще теплый с начала дня. Крики такие громкие, что у меня звенит в ушах. Заглядывая за угол, я замираю от ужаса, когда на мужчину обрушивается электрический удар. Звук, который он издает, неестественный. Я отвлекаюсь, но в конечном итоге именно шум становится моей ошибкой. Я не слышу никого позади себя, пока кто — то не тычет меня в бок.

Меня никогда не била молния, но я представляю, как мое тело застывает в судорогах и огонь горит в каждом дюйме моих вен, — ощущения примерно такие же. Я бы разозлилась, что одному из стражников удалось подкрасться ко мне, если бы могла чувствовать что — то еще, кроме сердитого жужжания миллиона жалящих скорпионов, пытающихся выползти из моей кожи. Мой мозг словно вырвался из — под контроля и мечется в голове.

Реально я понимаю, что это не более чем несколько секунд боли, но клянусь, это длится уже целую вечность. Я падаю на колени, все еще горячий бетон обдирает кожу, когда я жестко приземляюсь. У меня едва хватает времени, чтобы болезненно вздохнуть, прежде чем чья — то рука зарывается в мои темные волосы, рывком поднимая меня на ноги. Кровь стекает по моим голеням, но я едва поспеваю за этим придурком, который тащит меня за собой.

— Думала, ты будешь шпионить за нами, а не присоединишься? — Мужчина позади меня хихикает, как будто это очень весело. Я не утруждаю себя ответом. Какой в этом смысл? Он не хочет знать мой ответ, а я не хочу, чтобы мне надавали пощечин за тот умный ответ, который я хочу ему дать.

— Смотрите, что я нашел, парни. — Рука, держащая меня за волосы, подталкивает меня к кругу, окруженному другими стражниками. Должно быть, он схватил мою сумку, когда я лежала, потому что он бросает ее другому стражнику. Этот человек быстро вытаскивает мой бумажник и сканирует мое удостоверение личности с помощью своего телефона, прежде чем бросить все это на землю. Ублюдки.

— Идеально. Повезло, что с Рен Торрес у нас ровно шестьдесят. Давайте доставим этих чемпионов туда, где им место, — говорит стражник, который проверил мое удостоверение, запрокидывая голову и издавая громкий возглас.

Я хочу выбить ему зубы, но слово «чемпион» вызывает каскад мурашек по моей спине. По коже пробегают озноб, когда до меня доходит понимание. Нет. Это не может означать…

Я слышала, что некоторые полубоги могут переносить людей из одного места в другое в мгновение ока, но я никогда не видела этого в реальной жизни. Тем не менее, нет никаких сомнений в том, что именно это и происходит. В одну секунду я нахожусь на вонючей чикагской улице посреди ночи, а в следующую меня ослепляет свет солнца. Стражники каким — то образом перенесли нас.

Я поднимаю руку, заслоняясь от солнца, и, прищурившись, осматриваюсь по сторонам. Мой желудок резко сжимается. Мы все стоим на пыльном поле у подножия ряда крошащихся каменных скамеек. Это древний амфитеатр.

Некоторые из нас выглядят более растерянными, чем другие. Вместе с пятьюдесятью девятью моими попутчиками по путешествию находятся еще несколько сотен человек. Десятки стратегически расставленных стражников удерживают нас в центре огромного поля. Жрецы в своих красных одеждах медленно ходят по кругу, как будто осматривают стадо крупного рогатого скота, готовое к забою. Входит еще одна группа растерянных и напуганных людей, и гнев пульсирует в такт моему пульсу. Я представляю, как лед течет по моим венам, но на самом деле чертовски трудно контролировать Фурию, которая хочет вырваться на свободу.

Повсюду люди с разными выражениями на лицах. Некоторые выглядят взбешенными, другие плачут. Один худощавый парень размахивает колотушкой, словно собирается устроить на кого — то средневековую охоту. Здесь, должно быть, по меньшей мере пятьсот человек всех возрастов, форм и размеров. Большая часть толпы — обычные люди, которых явно вытащили из постелей или из других ночных развлечений. Много людей в пижамах, а некоторые слоняются без дела, как будто они только что закончили тяжелую ночную вечеринку. А есть мускулистые, стройные воины, которые выглядят так, будто всю жизнь тренировались, чтобы оказаться здесь.

Я точно знаю, что это такое. Это начало Олимпийских Игр, где будут выбраны двенадцать чемпионов для участия в серии испытаний, которые легко могут привести к смерти. Это событие положит начало Играм, и это всегда ужасающая кровавая баня. Я качаю головой, отчаянно пытаясь выбраться отсюда. Не только для меня, но и для всех этих других ничего не подозревающих дураков.

Блядь. Блядь. Блядь. Я в полной заднице.

ГЛАВА 3

В

дальнем конце поля находится сцена, которую недавно построили. Ее новизна бросается в глаза в полуразрушенном амфитеатре. Звук, с которым кто — то нажимает на микрофон, заставляет меня вздрогнуть, когда я обращаю свое внимание в ту сторону. Должно быть, мы где — то далеко от Чикаго, потому что солнце ярко светит прямо на нас. Сейчас определенно не середина ночи, где бы мы ни находились.

— Добро пожаловать! — гремит мужской голос со сцены. Он выдыхает воздух над микрофоном, и он разносится по амфитеатру. Все замолкают.

— Черт, — ругаюсь я на длинном выдохе. Я знаю этот голос.

Еще до того, как парень у микрофона заговорил, я узнала его. Это Фаддей Вартен. Ведущий Олимпийских Игр. Он участвовал в каждом соревновании с момента их создания, с улыбкой на лице и своими фирменными зачесанными назад волосами. Коричневый цвет стал намного менее естественным, чем двадцать лет назад, но он по — прежнему выглядит так же.

На сцене рядом с ним — Натаниэль Роджерс. Верховный жрец, который восседает во главе «Вестников Олимпа». Организация, которая дала нам жрецов и правит гражданами на территории Зевса и Геры. Я ненавижу его с яростью, которая грозит вспыхнуть и взорваться каждый раз, когда я вижу его пышные волосы и глаза — бусинки.

До того, как боги пробудились, Натаниэль был пастором с большим количеством последователей для такого молодого человека. В то время ему было всего чуть за двадцать, но он повидал свет, согласно всем многочисленным биографиям, которые существуют о нем. Он посвятил себя поиску способа воскресить спящих богов. Никто не знает как, но Натаниэль пробудил их от мистического сна. Он сразу же завоевал их расположение и воздвиг огромный храм в центре Чикаго, который назвал Святилищем Олимпа. Прежде чем кто — либо успел осознать произошедшее, он назначил себя первосвященником и учредил жрецов.

Я вытираю вспотевший лоб и поправляю прическу. Стражникам удалось растрепать большую часть волос из моего конского хвоста, и мне нужно убрать их от лица из — за того, что сейчас произойдет. Я собираю их в узел и делаю несколько шагов назад. Я нахожусь у края толпы, но за моей спиной все еще слишком много людей. Я не хочу быть в гуще событий, когда начнется то, что должно произойти. Я не боюсь сражаться с этими людьми, но я не хочу, чтобы боги заметили меня. И все же, когда альтернатива смерть, вариантов остается не так уж много.