Сказ о колдуне, царевиче и чудовище - Гладыш Ираклиий

На покой разошлись, когда светало. Спал Колдун тревожно, мучился кошмаром. Снился ему поединок с оборотнем. Вот и фигура уже сложена из пальцев, и заклинание летит прямо в цель, бьет в грудь, сгущается вокруг нечисти в плотную сферу, но ничего не берет проклятого. Отмахивается оборотень от магических снарядов, как от мух надоедливых, подходит близко-близко и сам накладывает на чародея заклятие. Лицо Колдуна немеет, становится гладким, безликим, будто залитым толстым слоем теста. Оборотень хохочет, отходит от жертвы и оборачивается — и Колдун вместо звериной морды видит свое лицо.

Из кошмара его вырвал Старейшина, который тряс гостя за плечо: «Эй, вставай, птичек я достал!» Чародей вскочил, еще не до конца отошедший от страшного сна и от ночных возлияний, уставился на довольного, до сих пор не протрезвевшего хозяина, который держал в руках двух петухов, а третьего под мышкой и широко улыбался, как человек, которому доверили ответственное задание, и он его с честью выполнил.

От души Колдун поблагодарил нового друга и стал собираться в путь-дорогу. Позавтракав вкуснейшими блинами, которые наготовила жена Старейшины (понятное дело, не в честь чародея, а молодого царевича ради), тепло простившись с хлебосольными хозяевами, путники поехали к горам. У подножья отвесной скалы Колдун спешился:

— Дальше пойду один, — сказал он Ивану. — А ты привяжи коней, и без самодеятельности!

Царевич послушно кивнул, взял лошадей под узцы и с интересом стал наблюдать за действиями Колдуна. А тот перво-наперво закрыл глаза и провел руками по траве, по мелким камешкам. Прислушивался, будто земля ему что-то шептала. Встал с довольной улыбкой, убедился, что меч в ножнах не застревает; закинул за спину мешок с петухами и еще какой-то колдовской утварью. Растер в пальцах щепотку земли, принюхался, толи выругался, толи заклинание шепнул, и полез наверх.

Привели следы к пещере. Когда-то подземный толчок большой силы расколол скалу на двое, и теперь основание разлома служило входом в каменную утробу. Колдун постоял, прислушиваясь, но внутри было тихо, как в могиле. Этим его было не обмануть — чуял он каждой клеточкой тела, что там чудище. Достал меч, подсветил себе путь заклинанием radius lucis и двинулся вперед. Усложняло продвижение то, что около пятнадцати саженей предстояло идти по текущей из пещеры речке. Неглубокая, но дно каменистое, скользкое, приходилось смотреть не столько по сторонам, сколько под ноги. К счастью, скоро та свернула налево и ушла под землю, а Колдун постепенно выбрался на сухое место и оказался в довольно просторном гроте. О том, что он подошел вплотную к обиталищу нечисти, говорили валяющиеся везде кости разной степени обглоданности и дурной запах. Колдун закрыл глаза, стараясь уловить в звенящей тишине любое движение. И уловил — совсем рядом раздался сдавленный крик, шлепок в воду и складный набор слов, от которых не то, что девица зардеется, а и взрослый муж удивленно бровь подымет.

— Да чтоб тебя! Иди на мой голос, Иван! — у Колдуна от злости аж дух перехватило.

Через пару минут мокрый парень появился в гроте и прижал к носу рукав кафтана, чтобы хоть как-то уберечь царские ноздри от вони.

— Да что ж ты такой упертый-то, а, царевич! — Колдуна досада разобрала. — На тебя положиться невозможно! Сказал же стеречь коней — если их украдут, что делать будем?

— Не серчай, Колдун. Сердцем чую, здесь мне быть надо, — Иван раскаянно опустил глаза, но по его физиономии было видно, что настрой у него решительный, и раскаянья нет ни на йоту.

Вздохнул Колдун и поднял с земли небольшую кость:

— Видишь, пока чудище по мелочи перебивается, птиц да кролей давит. Но скоро полнолуние, тогда в полную силу войдет. А пока оно где-то недалеко спит сном непробудным, значит, у нас есть время подготовится.

— Откуда знаешь, Колдун? — Иван присел с ним рядом на корточки и подражая Колдуну начал растирать щепотку пыли в пальцах. Принюхался, расчихался, ничего не понял, только руки испачкал.

— Есть одна догадка. Но сначала надо кое в чем убедиться.

Начал Колдун готовится ко встрече. Достал из мешка трех петухов, что у Старейшины купил. Убил белого и рыжего, сцедил кровь в разные плошки. Начертил какие-то знаки и выпустил черного петуха в круг. Возле круга с одной стороны вылил кровь белого петуха, а с другой — рыжего. И все заклятия бормотал.

Смотрел Иван на все эти приготовления, не мешал. Под конец не выдержал:

— Как думаешь, жива Алена?

Колдун пожал плечами.

— Я бы не надеялся на чудо. Семь дней прошло, ни одного следа девицы мы не нашли.

— Жива она, сердцем чую, — царский сын нахмурил брови. И перевел разговор в другое русло:

— Часто чудища на нашу землю захаживают? На моем веку — это первое.

Колдун ухмыльнулся:

— Редко. Заклятия охраняют наши границы, просто так через них не проскочишь. Да и чувствуют, опасно им здесь, истребят их без жалости. Таков закон.

— Понятно, — сурово сказал царевич со знанием дела. Потом подумал-подумал, и уточнил:

— А разные это какие? То дракон какой вылезет, то живность лесная в шкуре медведя с головой быка?

— Не про то я, Иван, — вздохнул Колдун. — Суть у них разная. Кто-то из них от рождения бешеный, хуже подбитого зверя. Таких не жалко. Некоторые сознательно выбрали путь зла, за что и получают по заслугам. Но вот сейчас мы дело с молодой Стрыдней иметь будем. Они не по своей воле оборачиваются, не по злобе. Это зачарованные, видать, поперек чужого интереса пошел человек. А может, и под проклятие попал.

— То есть мы убиваем без вины виноватого?

— Не факт. Может, этот человек дите сгубил, вот безутешная мать взяла на душу грех и пошла к чародею. А может, ты прав — безвинное оно. Повторю, что мы не знаем. Но в полнолуние, то бишь, завтрашней ночью, обращение завершится, и будет Стрыдня людей давить да их сердцами питаться.

— Да зачем убивать-то сразу? Разобраться ведь еще можно, помочь? — в голосе Ивана звучало отчаянье, которое Колдун понимал очень хорошо. Сам такой в юности был. Но помнил наказ Учителя и слово в слово повторил его сыну царскому:

— У Колдуна нет власти перестроить мир. Единственное, что нам остается — бороться со злом в каком бы обличии оно не было. Ни у тебя, ни у меня нет права делать только то, что велит совесть. Мы обязаны делать то, что необходимо.

Закрыл Иван глаза, привалился спиной к стене каменной. Руки трясутся. Выждал Колдун несколько минут и твердо, но тихо произнес:

— У каждого свой путь,