Полусредний мир - Александр Дон

— Этот-то? — презрительно спросил Цапгкорн, оглядывая волшебника. — Да он не способен даже превратить собственную задрипанную клячу в приличного мула. Был я сейчас на конюшне — у последнего пропойного гнолля выезд шикарнее. Где уж ему! Во-во, гляди! Ковыряет вилкой в кружке. Экий болван!

Цапфлея одарила мужа таким взглядом, что если бы в организме гоблинов содержалось хотя бы три сотых процента взрывчатых веществ, Цапгкорн бы немедленно и оглушительно взорвался.

Цапгкорн же, не обращая на жену никакого внимания, вздохнул и закончил мысль:

— Впрочем, нам до волшебных делишек нет никакого дела. Лишь бы таверна не пустовала. Но с этим беда: нынче в карманах у людей — как в головах у волшебников: только ветер свистит!

В зале между тем наблюдалось оживление: очаг тлеющего конфликта разгорался в полноценную трактирную драку.

Пьяный гном, употребивший четверть кружки тролль-грога, пытался завязать ссору с гигантским горным троллем. Ссора возникла из-за того, что гном, наступивший троллю на ногу и не дождавшийся ответной реакции, счел себя глубоко оскорбленным. С воплем: «Ах, так ты уже славных гномов не замечаешь, рыло каменное!» он бросился на тролля.

Разница в росте не позволяла гному смело смотреть в лицо противнику — даже поднявшись на цыпочки, он мог разве что смело посмотреть троллю в пах, и гном компенсировал ее оглушительными визгливыми воплями. Меланхоличный тролль не обращал на гнома ни малейшего внимания, что приводило того в совершенное неистовство.

Попрыгав вокруг тролля минут пять и не добившись никакого результата, гном выхватил топор и принялся методично разрушать обстановку трактира.

— Пожалуй, не следовало добавлять столько мухоморной настойки в тролль-грог, — задумчиво сказал Цапгкорн, наблюдая, как гном крушит деревянную колонну.

— Все равно подпорки надо было менять, — ответила Цапфлея, обтирая грязной тряпкой пыльные бутылки. — Хорошо бы, чтоб он снес вон ту стойку. Она уже давно шатается.

Будто услыхав ее, гном перекинулся на стойку и принялся яростно колотить по ней топором. Послышался треск, затем грохот и придушенный вопль.

Посетители трактира, до этого момента пассивно наблюдавшие за гномом и подзадоривавшие его криками, сочли, что время для небольшой вечерней драки настало.

Сидевший с краю колбасник заехал в ухо ночному грабителю, а вор-сундучник изо всех сил огрел булочника глиняной кружкой по голове.

Через минуту трактир бушевал.

Воздух густо наполнился руганью, воплями и сочными звуками ударов. Барабанный хряск ломающихся ребер дополнялся короткими литаврами зуботычин, пиццикато воинственных криков и мелодичным перезвоном бьющейся посуды. Трактирная симфония успешно преодолела увертюру, прошла главную сцену, когда дерущиеся совместными усилиями повалили стойку с напитками, и уверенно приближалась к финалу. Быстрое кулачное крещендо перешло в соединенный ударный аккорд, сопровождавшийся победным гортанным воплем.

Раздался короткий свистящий звук, напоминавший бронхиальный пароксизм великана-камнееда. Цапгкорн быстро присел.

Огромный боевой топор просвистел по залу и с грохотом вонзился в стойку на том самом месте, где мгновение назад была голова Цапгкорна.

— Я думаю, пора вынимать жареного гуся, — сказал Цапгкорн, вылезая из-под стойки.

Услыхав про гуся, дерущиеся быстро успокоились. Напряжение в зале стало спадать. Драка увяла.

Порядком умаявшиеся горожане с чувством выполненного долга вылезали из-под столов, осторожно ощупывая челюсти и производя ревизию уцелевших зубов и ребер. Судя по предварительным результатам, вечер удался на славу.

Наскоро разметав веником по углам осколки посуды, оборванные манжеты и выбитые зубы, Цапгкорн отправился на кухню за гусем.

А вернувшись, он обнаружил в зале нового посетителя.

За самым дальним столом возвышалась фигура в черном плаще и капюшоне, надвинутом на глаза так, что разглядеть лицо незнакомца было совершенно невозможно.

Появление человека в капюшоне нисколько не удивило гоблина. «Взбесившийся ёж» был тем местом, где часто появлялись люди, не ищущие дешевой популярности, и предпочитающие широкую известность в узких кругах, вроде ночных убийц и грабителей.

Но в этом посетителе было что-то странное.

Чутье старого гоблина безошибочно подсказывало ему, что что-то здесь не так, но Цапгкорн никак не мог понять, что именно. На первый взгляд — посетитель как посетитель, возможно, грабитель или убийца, а может, просто честный порядочный вор. Пришел отдохнуть после трудного дня, заполненного погонями, стычками, поножовщиной и ежеминутным риском. Сидит себе тихонько в углу, ни к кому не пристает, никого к себе не приглашает. Посидит, выпьет пинту-другую, и уйдет восвояси. А куда он пойдет и дойдет ли — это никого не касается. Лишь бы заплатить успел. А уж в этом старый гоблин не сомневался. Недаром тугими мешочками с золотом в подвале трактира было занято шесть больших кованых сундуков, а седьмой сундук был заполнен почти на четверть. Уже шестнадцатое поколение гоблинов ежедневно снимало с «Взбесившегося ежа» свою порцию сливок, а если учесть, что гоблины живут триста лет, то срок получается немалый. Тут мысли Цапгкорна как-то сами собою свернули на мешочки. Он стал припоминать, сколько мешочков прибавилось за прошедший год, и всякий раз у него получалось, что либо одного мешочка недоставало, либо один мешочек оказывался лишним.

Подведя наконец баланс и вполне успокоившись, Цапгкорн снова вернулся мыслями к странному посетителю.

«Волшебник? — думал он, наблюдая за ним из-за стойки. — Нет, не волшебник. Те рассеянны и глуповаты, а этот собран и насторожен. Вор? Нет, не похож. Убийца? Тоже не то. Кто же он? К компаниям не клеится, сидит один как перст — и хоть бы кто подсел к нему».

И тут старый гоблин наконец понял, что именно смутило его в незнакомце.

Дело было в том, что вокруг человека в черном плаще образовался странный вакуум. При том, что таверна была забита посетителями сверх всякой меры, стол, за которым располагался незнакомец, был абсолютно пуст. Желающих разделить общество человека в капюшоне не находилось.

Цапгкорн присвистнул.

— Что-то здесь нечисто, не будь я гоблин, — подумал он. — Эта птичка не из нашего курятника!

Тут, будто в подтверждение его мыслей в таверну вломился пьяный ремесленник, огляделся в поисках свободного места, ринулся было к столу незнакомца, но внезапно остановился, будто ударившись о невидимую стену, и попятился.

Цапгкорн хмыкнул, перекинул через локоть грязную тряпку, символизирующую крахмальное полотенце, и направился к посетителю.

Обмахнув тряпкой стол и размазав грязь более-менее равномерно, он одновременно попытался заглянуть под капюшон незнакомца. Из этого, правда, ничего не вышло — капюшон был надвинут на самые глаза, — но зато он услышал голос посетителя.

— Пинту эля и холодную телятину, — донеслось из-под капюшона.

Цапгкорн вздрогнул. Голос у посетителя был тяжелый и низкий, похожий на гул органа, и от него веяло ледяным холодом. Старый гоблин почувствовал себя так, будто его на несколько секунд опустили в могилу.

Впечатление, произведенное голосом, было столь сильным, что Цапгкорн не только чрезвычайно резво выполнил заказ, но даже против обыкновения не стал разводить эль водой, и по собственной инициативе украсил блюдо зеленью за счет заведения, чего не случалось ни с ним, ни с его предками за всю многовековую историю «Взбесившегося ежа».

Как раз когда он поспешал к столику с блюдом и кружкой, в таверну вошел молодой человек в потрепанном дорожном плаще, с небольшим, завернутым в мешковину свертком в руках. Быстро скользнув взглядом по посетителям, он не колеблясь направился прямиком к человеку в капюшоне. «Сейчас он тебя, голубчика, огреет», — подумал гоблин, краем глаза следя за посетителем. Но против ожидания юноша свободно прошел к столу и отвесил низкий поклон незнакомцу в капюшоне. Тот ответил едва заметным кивком. Молодой человек торопливо присел на краешек скамейки.

Гоблин напряг слух. Но шум в таверне стоял такой, что до него долетел только обрывок разговора.

— Я выполнил ваше приказание, мессир, — почтительно сказал юноша. — Вот она. Была именно там, где вы и предполагали.

Незнакомец в капюшоне что-то ответил, Цапгкорн не расслышал, что именно, потому что в этот момент в зале послышался сильный шум. Вынужденный отвлечься, гоблин все же успел заметить, как человек в капюшоне взмахом руки отпустил посетителя, и тот, поминутно кланяясь, исчез, причем свертка у него уже не было.

А в таверне между тем разворачивались новые события.

Огромный горный тролль медленно выходил из состояния оцепенения. Тролли, как известно, соображают очень медленно, так что смысл оскорблений, высказанных гномом четверть часа назад, начал доходить до него только сейчас. Тролль медленно поднялся. Глаза его загорелись зловещим красным огнем. Он обвел мутным взглядом таверну, схватил тяжеленную дубину и с ревом ринулся к пьяно раскачивавшемуся и икающему на краю стола гному.