Фостер, ты мертв! - Филип Дик

— Что он сказал? — спросил Майк шепотом.

Отец нашарил трубку и раскурил ее слегка дрожащими руками.

— Он сказал: “Вот ваш флаг, ребята. Вы славно потрудились!” — Боб Фостер поперхнулся, неловко вдохнув обла ко едкого табачного дыма. — Президент был краснолицый, загорелый и без следа смущения; он вспотел и улыбался.

Умел подать себя, многих знал по именам, громко шутил.

Глаза мальчика восторженно расширились.

— Президент из самой столицы приехал к нам, и ты с ним разговаривал!

— Да, — подтвердил отец, — разговаривал. Все кричали, приветствуя его. Подняли флаг — большой зеленый флаг Готовности.

— Ты сказал…

— Я сказал ему: “И это все, что вы нам привезли? Кусок зеленой материи?” — Боб Фостер глубоко затянулся. — Тогда-то я и стал анти-Г. Только в то время я этого еще не понимал, а понял лишь, что нас бросили на произвол судьбы с куском зеленой материи в руках. Вместо того чтобы быть единой страной, единой нацией, единым народом в сто семьдесят миллионов человек, которые сообща могли бы позаботиться о своей обороне. И вместо всего этого — множество отдельных городов, обнесенных крепостными стенами. Мы скатываемся к средним векам. Сколачиваем местные дружины…

— А Президент еще вернется? — спросил Майк.

Вряд ли. Он… просто ехал мимо.

— Если он вернется, — напряженно прошептал Майк, не позволяя себе даже надеяться, — можно будет его увидеть? Хоть одним глазком?

Боб Фостер медленно сел. Его обнаженные худые руки казались неестественно белыми, в глазах читалась боль — и покорность судьбе.

— Сколько стоит эта проклятая штука? — спросил он хриплым голосом. — Твое ненаглядное бомбоубежище?

У Майка замерло сердце.

— Двадцать тысяч долларов.

— Сегодня четверг. В субботу мы с тобой и твоей матерью пойдем в магазин… Дела в эту пору обычно идут неплохо, люди покупают деревянную мебель на рождественские подарки. — Боб Фостер выколотил едва тлеющую трубку. — Договорились?

Майк не мог произнести ни слова; он только кивнул.

— Прекрасно, — сказал отец с напускной бодростью. — Больше тебе не надо будет слоняться по центру, глазея на витрины.

Убежище установили — за дополнительную плату в двести долларов — сноровистые рабочие в фирменных спецовках “Дженерал Электронике”. Двор привели в порядок, землю разровняли, счет с должным почтением оставили под дверью. Огромный пустой грузовик с грохотом укатил вниз по улице, и воцарилась тишина.

Майк Фостер с матерью и небольшой группой восхищенных соседей стояли на пороге дома.

— Ну, — промолвила наконец миссис Карлайл, — теперь у вас есть убежище. Самое лучшее.

— Да, это так, — согласилась Рут Фостер. Она очень остро чувствовала присутствие окружающих — уже давно в их доме не собиралось так много людей. Ее переполняло мрачное удовлетворение, почти злорадство. — Совсем другое дело.

— Ну! — подал голос мистер Дуглас. — Теперь у вас есть куда пойти. — Он взял в руки оставленную рабочими толстенную книгу — “Инструкцию по эксплуатации” — и, открыв первую страницу, с восхищением покачал головой. — Здесь сказано, что при надлежащем обеспечении убежище гарантирует жизнедеятельность семьи на протяжении года. Целый год можно не подниматься наверх!.. У меня модель трехлетней давности, там больше шести месяцев не протянешь. Я вот думаю, может…

— Для нас вполне достаточно, — вмешалась его жена, однако в ее голосе звучала неприкрытая зависть. — А можно спуститься вниз взглянуть, Рут?

Майк издал сдавленный звук и судорожно дернулся вперед.

Его мать понимающе улыбнулась.

— Он должен спуститься первым.

Стоя на прохладном сентябрьском ветру, группа мужчин и женщин молча наблюдала, как мальчик нерешительно подходит к шлюзовой камере.

Он вошел в убежище осторожно, словно боясь чего-нибудь коснуться. В шлюзовой камере, рассчитанной на взрослого, было просторно. Лифт под тяжестью тела скользнул вниз с едва слышным вздохом и закачался на амортизаторах, а когда Майк ступил в сторону, рванулся наверх, стальной пробкой надежно закупоривая горловину убежища.

Автоматически включился свет. Еще не оснащенное припасами убежище казалось пустым. Оно пахло краской и машинным маслом; где-то под полом тихо гудели генераторы. Едва Майк вошел, включилась система воздухоочистки. На голой бетонной стене ожили шкалы и счетчики.

Майк, широко раскрыв глаза, сел на пол, обхватил колени руками; его лицо было серьезным и торжественным. Кроме шума генераторов, в убежище не доносилось ни звука. Здесь человеку ничего не угрожало. Все, что нужно, было в пределах досягаемости — или вскоре будет: вода, пища, воздух. Чего еще желать? Протяни руку — и коснешься… ну, всего, что только может потребоваться. Здесь можно оставаться вечно, ни о чем не тревожась, не шевелясь. Никакой нужды, никакого страха, только тихое урчание генераторов, надежные, чуть теплые стены со всех сторон…

Внезапно Майк торжествующе закричал. От пронзительного вибрирующего звука загудело в голове. Он плотно сомкнул веки и сжал кулаки. Его переполняла отчаянная радость. Он снова закричал — и с блаженством погрузился в громовые раскаты собственного голоса, усиленного замкнутым пространством.

В школе все стало известно еще до его прихода, ранним утром. Майка приветствовали улыбками и толчками.

— Правда, что твои старики купили самую последнюю модель “Дженерал Электронике”? — спросил Эрл Питере.

— Конечно, правда, — уверенно ответил Майк, переполненный неведомым ему прежде чувством собственного достоинства. — Заходите как-нибудь, — добавил он самым небрежным тоном. — Я вам покажу.

И пошел дальше, спиной чувствуя завистливые взгляды.

— Ну, Майк, — окликнула его после занятий миссис Каммингс, — как дела?

Хорошо, — произнес он робко и в то же время с гордостью.

— Говорят, твой отец вступил в НАТС?

— Да.

— Ты получил пропуск в наше школьное убежище?

Со счастливой улыбкой Майк показал узенькую цепочку вокруг запястья.

— Отец отправил в муниципалитет чек — за все. Он сказал: “Раз уж я на это решился, надо идти до конца”.

— Я рада за тебя, — ласково улыбнулась учительница. — Теперь ты… теперь ты — как все.

С раннего утра информашины истерично выкрикивали последнюю новость: у Советов появились бурительные снаряды.

Боб Фостер стоял посреди гостиной, пунцовый от бешенства и отчаяния, и размахивал свежей газетой.

— Черт побери, это заговор! — Его голос сорвался на крик. — Мы только купили эту штуку, а теперь погляди! Нет, ты погляди! — Он затряс газетой перед лицом жены. — Ну, что скажешь? Я предупреждал!