Странный приятель - Егор Чекрыгин

…Да, демоны побери! — Ренки бы мог отделаться парой лет заключения и приличным штрафом в казну. Ведь даже брат убитого, просил быть милостивым к юноше. А деревенская община предлагала взять на поруки круглого сироту.

…Вот только у Высокого Королевского Судьи, был собственный сын, примерно того же возраста, не вылезающий из трактиров, нарывающийся на драки, вечно приносящий отцу множество неприятностей и позорящий род.

…И если бы не его мамаша, боготворящая собственное дите — уважаемый судья давно бы применил к отпрыску самые суровые меры. Но…

Но вместо этого, он решил отыграться на бедолаге Ренки, подав на его примере жестокий урок всем возомнившим о себе соплякам, не способных ценить ни собственные, ни чужие жизни.

Удача, — девка не только ветреная, но и абсолютно безжалостная. И уж коли решила она кого-то покарать, то ее жестокость не знает границ.

Угроза остаться без ужина, может сотворить настоящие чудеса с теми, кто последние три месяца, питался лишь жиденькой похлебкой, да малым куском хлеба.

Ноги, кажется еле волочащиеся по дорожной пыли, сразу задвигались быстрее, и солнце еще достаточно убедительно висело над землей, когда показались границы лагеря.

— Ну и падаль же ты привел мне лейтенант? — С отвращением глядя на присланное пополнение, заметил полковник оу Дезгоот. — Я конечно понимаю, что ты сдаешь их по головам, а не по весу… Но какие-то приличия соблюдать же надо!

— Заверяю вас полковник, — даже не стараясь быть убедительным, ответил на это вышеуказанный офицер. — Именно таких я и получил месяц назад в порту Лиригиса. Это все чертовы моряки кормили их раз в неделю. А у меня они даже немножечко потолстели.

— И многие ли сдохли по пути?

— Не более десятка. И то, исключительно по собственной вине и глупости. Зато, и вы еще будете мне за это благодарны, я научил их смирению!

Во время пребывания в городской тюрьме, Ренки очень страдал.

…Вернее — думал что страдал.

Потому что мягкий тюфяк набитый свежим сеном, и обеды от дядюшки Тааю, — еще долгие годы потом снились ему в сладких снах.

Да уж — дядюшка Тааю, будучи владельцем того самого трактира где произошло убийство, не только искренне сочувствовал попавшему в неприятности мальчишке, но и столь же искренне был ему благодарен. Ведь отныне его заведение обзавелось собственной Историей, которую можно годы напролет рассказывать посетителям, демонстрируя столик "за котором они сидели", и "то самое место, куда он упал, обливаясь потоками крови". — Так что на вкусные и обильные обеды, он не скупился.

Но Ренки искренне страдал, потому что дни, пока шло это нелепое следствие и дурацкий суд, — бежали один за другим, а с ними, столь же стремительно и истекало время подачи прошений на допуск к экзаменам в Его Королевского Величества Офицерское Училище.

Да и сам факт, что потомок благородной семьи — оу Ренки Дарээка, подвергается аресту подобно какому-то преступнику, был в высшей степени оскорбителен…Хорошо еще, что он и так собирался покинуть родной городишко, и все об этом знали. Иначе бы Ренки не смог смотреть в глаза горожанам, да и его поспешный отъезд, мог бы быть воспринят ими как постыдное бегство!

Приговор он выслушал с недоумением. — А как же иначе? — Ведь это просто нелепость какая-то. Ведь даже брат убитого сказал речь в его защиту… Ведь все свидетели говорили одно и тоже…Ведь он лишь отстаивал свою дворянскую честь. Ибо проявление слабости или нерешительности в такой момент — упало бы грязным пятном на репутацию всего благородного сословия. И как это королевский судья… Подумать только, — Королевский Судья!!! — не может понять такой простой истинны. И вместо немедленного оправдания Ренки, начинает говорить какие-то немыслимые и нелепейшие слова… А ведь он, Ренки, еще собирался испросить у него какой-нибудь документ, объясняющий Высокой Комиссии, его столь досадную задержку.

Ведь невиновность Ренки была столь очевидна, что даже слова адвоката о подаче какой-то там апелляции на Высочайшее Имя, казались ему нелепым фарсом. — Какая к демонам апелляция?! — Его просто должны были отпустить. Сейчас! Немедленно!!! Ибо дурной этот сон, уже явно слишком затянулся!

Но его не опустили. И несколько следующих дней, он провел как в тумане.

Туман этот упал на сознание Ренки, когда холодное и ржавое железо кандалов коснулось его кожи. — Несколько дней он провел как в бреду. — Выполнял какие-то команды, куда-то шел в толпе таких же, звенящих кандалами и оглушенных ударами судьбы спутников. Ел что дают…Или отдавал свою еду кому-то другому, когда его об этом просили… Спал когда появлялась такая возможность, и просыпался от начинающегося по утрам шевеления других каторжан.

Туман исчез, сменившимся вонючим сумраком корабельного трюма.

Исчез внезапно, и взору Ренки предстала какая-то мерзкая рожа, дерзко тянущая из его рук миску с отвратительно пахнущей похлебкой.

— Ты чё пацан. — Слегка удивилась рожа тому, что обычно безропотный клиент, вдруг потянул миску на себя. — Совсем охренел?

— Пшел вон, быдло. — Посмотрев в расположенные на роже глаза, взглядом бывалого фехтовальщика, ответил Ренки, даже не думая о последствиях.

— Не… В натуре. — Совсем охренел! — Все еще не веря в происходящее пробормотала рожа.

…Тут надо сказать, что Ренки в чем-то, хоть немного, но повезло. — По закону, заменить каторгу армией, могли только осужденному, впервые попавшемуся в лапы правосудия. Да и само преступление не должно было быть совсем уж тяжким.

Каторжная команда, в которую попал бедолага, состояла в основном из бродяг, проворовавшихся приказчиков, пьяниц-дебоширов, или пойманных на мелких кражах воришек.

Было и несколько убийц, но раз Королевский Суд, счел возможным заменить им виселицу на армию, — в их преступлениях имелись смягчающие обстоятельства.

Однако, говорят что если даже собрать вместе отпрысков благороднейших фамилий, и ограничить их в еде, — даже столь достойнейшие дети, выросшие на примерах высокой Чести, и воспитанные в духе истинной благопристойности, — вскоре разделятся на банды, и более сильные, начнут отбирать еду у слабых[1].

Вот и в каторжной команде, куда попал несчастный Ренки, мгновенно появилась такая банда, сложившись из наиболее пронырливых и наглых каторжан, отнюдь не брезгующая всякими возможностями улучшить условия своего существования, за счет своих, не столь энергичных товарищей.

Увы, верзила Гаарз, был одним из таких наглецов, ошибочно принявший сумеречное состояние души Ренки, за признаки слабости и трусости.