Марсиане, go home! - Фредерик Браун

— И долго вы собираетесь гостить у нас?

Марсианин склонил голову набок.

— Джонни, ты тугодум, хоть кол на голове теши. Я тебе не служба информации. Мои дела, мысли тебя не касаются. Единственное, что я могу тебе сказать, так это то, что я прибыл сюда не для того, чтобы преподавать молокососам в начальных классах.

Льюк пристально взглянул на марсианина. Чего это он лезет на рожон? Хочет спровоцировать на скандал? Ну ладно. Тогда следует проучить его.

— Слушай, ты, мерзкий зеленый недоносок. Хотел бы я…

— Чего? Сделать с меня фотку, что ли?

— Вот именно… конечно же! — Льюк сам удивился, как это он раньше не догадался об этом. — Вот проявлю пленку — и все станет на место…

Он стремглав побежал в комнату. Его фотоаппарат уже давно, вместе со вспышкой, был готов. Он надеялся сфотографировать какого-нибудь койота, которые по ночам часто подбирались к хижине.

С фотоаппаратом в руках он и возник перед марсианином.

— Мне принять какую-нибудь позу? — осведомился последний. И тут же приставил пальцы к ушам, начал быстро перебирать остальными десятью, дико скосил глаза и высунул огромных размеров, цвета капусты, язык.

Льюк нажал на спусковой крючок. Быстро перемотал кадр и снова направил аппарат на марсианина. Но того как ветром сдуло. Где-то из-за спины Льюка раздался голос.

— И одной хватит, Джонни. Не действуй мне на нервы.

Льюк резко повернулся, держа на изготове фотоаппарат. Но там никого не было. Сзади тот же голос ехидно заметил, что он уже разок сам себя выставил на посмешище.

Льюк решил не настаивать. Обойдется и одной фотографией. А уж она-то не станет обманывать и покажет, с кем он имеет дело. Жалко, конечно, что пленка не цветная. Но, как говорится… на безрыбье и рак — рыба.

Стакан снова был пуст. Наполнил его и уселся в кресло.

— Вы перехватываете наши радиопередачи, не так ли? А почему не телевизионные?

— Телевидение? Слыхом не слышал.

Льюк попытался объяснить.

— Нет, — отрубил марсианин, — волны такого типа не доходят до нас. Слишком далеко. И слава Аргету! Хватит и того, что слышим вас. А чтобы ещё и видеть… Нет, увольте!

— А, все это болтовня. Просто вам не удалось до сих пор изобрести телевидение! Ну вы и даете! Как же это вы так, дружище?

— Во загнул! Глупости все это. Когда захочется взглянуть, что происходит в той или иной точке нашей планеты, мы просто куимируем туда. И все… Скажи-ка лучше, положа руку на сердце, мне просто не повезло, что я встретил такого монстра как ты, или все вы здесь такие паршивцы?

Льюк чуть не поперхнулся очередным глотком.

— Что ты хочешь сказать этим? Неужели вы себя считаете красавчиком?

— Еще бы! По крайней мере, так думают все мои однопланетяне.

— Ну конечно же! Еще скажите, что там, у себя, девочки так и хороводят вокруг вас. Впрочем… ясное дело это возможно только в том случае, если у вас, как и у нас, есть разделение полов, ну и, естественно, если у вас имеются марсианочки…

— Да, у нас есть различия по полу, но слава Аргету! — ничего общего с вами. Неужели у вас все происходит, как в этих радиопередачах… все эти тошнотворные вздыхания, разлюбезности? Ну, а ты-то сам, «влюблен» ли, как вы это называете, в какую-нибудь самочку?

— Не суй свой нос не в свои дела, — вскипел Льюк.

— Ну если ты так считаешь… — и с этими словами марсианин исчез.

Льюк встал, он уже еле держался на ногах, и оглянулся вокруг. Марсианина нигде в комнате не было.

Снова плюхнулся в кресло и лихорадочно присосался к стакану, надеясь на просветление таким образом в голове.

Слава Богу, или Аргету! У него хоть оставалась фотография. Завтра он поедет в Лос-Анджелес и отдаст проявить пленку. Если на фотографии не окажется ничего, кроме пустого кресла, не будет, по крайней мере, никаких сомнений — надо срочно обращаться к психиатру. А если замаячит марсианин… то уж он его, разумеется, заметит!

Но сейчас ничего другого не оставалось, как одно — побыстрее надраться и — баиньки! — в объятия Морфея. А завтра утром… проснуться попозже.

Он буквально на секунду закрыл и тут же открыл глаза.

Марсианин, как ни в чем не бывало, снова красовался перед ним! Он улыбался.

— Я только что побывал в том свинюшнике, что ты называешь спальней. Читал твою переписку. Ну и умора! Сплошной вздор!

Письма? Конечно от Розалинды. Три единственных письма, которые он получил от нее, будучи в Нью-Йорке всего неделю, три месяца назад, когда потребовалось кое-что обговорить с редактором. Он их сохранил, с трепетной надеждой, надеясь перечитывать их здесь в полнейшем одиночестве…

— О, Аргет! Ну и треп! — продолжал марсианин. — И что за дурацкая система письма! Я семь потов пролил, пока удалось разобраться в вашем алфавите, найти правильное соотношение между буквами и звуками! Что за бредовый язык, где один и тот же звук пишут разными способами?

— Да ты просто вонючка, любящая копаться в чужом грязном белье… заорал Льюк. — Моя переписка — не ваше дело!

— Спокуха. Я сам решаю, что мне делать, а что нет. Понимаю, ты человек творческий, но разве бы наедине ты выдал такие перлы как «любовь всей моей жизни», «мое маленькое золотое сокровище», «ненаглядный мой», «сладенький»…

— А все-таки вы их прочитали, сальный вы тип! Скажите спасибо, что неохота связываться. А то бы я…

— Ты? Не ерепенься! Что ты мне сделаешь? — спросил хладнокровно марсианин.

— Да как дам пинком в одно место, мигом окажетесь аж на своем Марсе!

Марсианин сардонически засмеялся:

— Побереги слюни для поцелуев «взасос» со своей Розалиндой. Спорю, что ты наивно заглатываешь все то вранье, что она тебе преподносит и уж, конечно, ты до мозга костей уверен, что она влюблена в тебя так же, как и ты в нее…

— Да она… О, Господи! Помоги мне!

— Эй, смотри удар хватит! Не стоит, Джонни!

Ее адрес указан на конверте. Я скуимирую на минутку туда, а потом посмотрим. Держись крепче.

— Не смейте…

Льюк опять оказался один.

Наполнил пустой стакан. Давненько не помнил он себя таким пьяным. Но в данной ситуации уж лучше продолжать. Не было другого желания, как до появления марсианина нажраться до чертиков и свалиться под стол. Ему было уже все равно: галлюцинация это или реальность… Терпеть такое было свыше его сил. И главное — уже не вышвырнуть этого марсианина в окно… Кто знает, может разразится страшный конфликт на планетарном уровне.

— Привет, Джонни. Ну ты молодец. Голова, как всегда, ясная?

Было бы лучше закрыть глаза. Марсианин, как назойливая муха, снова стоял перед ним.

— Метла, — вдруг осенило его. — Ну сейчас держитесь…

— Да успокойся, Джонни. У меня новости, и совсем свеженькие, из Голливуда. Твоя милашка на месте, и ей так без тебя одиноко…

— Да? Это она тебе сказала. Так что заткнитесь с вашими намеками.

— Она чувствует себя такой, такой заброшенной, что там объявился кое-кто, чтобы её утешить. Какой-то блондин-здоровяк, которого она ласково называет Гарри…

Льюк побледнел. У Розалинды на самом деле был дружок с таким именем… но, постойте, у них же чисто платонические отношения. Просто коллега по работе в Парамаунте. Все это перемывание косточек.

— Гарри Сандерма? — тем не менее прорычал он. — Это тот, который вечно одет в свои противные клетчатые брюки и пальто из верблюжьей шерсти?

— Чего не знаю, того не знаю, Джонни. Если он действительно всегда носит описанные вами брюки и пальто, то это явно не тот Гарри. Потому что этого я видел в чем мать родила. А нет, извиняюсь, на левой руке у него были часы.

Свирепо рыкнув, Льюк вскочил и, вытянув руки, готовые вонзиться в горло марсианина, бросился на него.

Но они уперлись в пустоту, словно прошли сквозь шею…

Зеленоватый коротышка рассмеялся и показал ему язык. При этом добавил:

— Джонни, может быть тебе сказать, чем они там занимались? Твоя Розалинда и этот миленок Гарри?

Реакция у Льюка была однозначной: одним залпом опрокинул стакан.

Это было последнее, что он мог вспомнить, проснувшись на следующий день утром. Он как-то все же сумел добраться до постели, но раздеться…

Голова ходила ходуном, во рту словно кошки побаловались.

Кое-как приподнял свое отяжелевшее тело с постели, уселся и с чувством тревоги осмотрелся.

Слава Богу, зеленого коротышки не было.

Покачиваясь, подошел к двери, которая вела в другую комнату. Тоже ни души.

Подумал было поставить кофейник, но тут же отказался от этой затеи. У него было только одно желание: добраться до шоссе, ведущего в город. За вещами вернется позже или пришлет кого-нибудь, если попадет в дурдом.

Сейчас самое главное решиться на первый шаг. А все остальное пусть катится ко всем чертям. Решил уехать даже не приняв душ и не бреясь. Там, уже дома, приведет себя в порядок. И там же, уже в более спокойной обстановке, проанализирует всю эту историю, от которой и свихнуться не долго. Если, конечно, ему удастся полностью взять себя в руки.