Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год - Вокруг Света

Еще у входа в питомник я услышал жалобное мычание, чем-то напоминающее мычание теленка в темном сарае, когда на улице вовсю пригревает солнце, снег почти стаял и хочется попрыгать в телячьем восторге на воле. Нам объяснили, что все свои чувства — радость, горечь, грусть, любовь — крокодилы выражают мычанием. Не таким, конечно, громким и протяжным, как у коров, но достаточно выразительным. Мы подошли к длинному, густо заросшему по берегам камышом и приземистым светло-зеленым кустарником озеру. По всей окружности оно было окружено полутораметровой сетчатой оградой. Солнце лениво ложилось на неподвижную сонную воду, довольно мутную, с легким болотным запахом. На воде, в камышах и на берегу валялись обросшие буро-зеленой тиной трухлявые бревна.

— А где же крокодилы?

— Так вот же они и есть, самые настоящие ронбиферы. После обеда отдыхают.

Впервые я увидел крокодилов на свободе, и они меня, признаться, немного разочаровали. Еще по иллюстрациям в детских книжках мы представляем крокодилов огромными, ярко-зелеными, стремительными и кровожадными. Здесь же — дремлющие бревна, не способные, кажется, обидеть и мухи.

— Это только кажется, — многообещающе улыбается в густющие черные усы Энрике Алонсо.

Он работает с крокодилами с самого детства, знает их досконально, не боится совершенно. (Хотя раз пять и прощался уже с жизнью, и бессчетное количество раз — с пальцами, руками и ногами, но отделался лишь несколькими царапинами.) Он поглубже натягивает темно-синий берет, застегивает куртку и, взяв в правую руку толстую сукастую дубинку, почти не касаясь забора, перепрыгивает к крокодилам. Мы и ахнуть не успели — он вбежал по колени в воду и, повернувшись к самому большому, метра в три, ронбиферу, со всего маху шарахнул его по макушке дубиной. Тот лениво приоткрыл левый глаз, пошевелил правой лапой и снова уснул.

— Секундочку, — попросил Энрике и подошел к нему совсем близко.

Мы начали его уговаривать, уверять, что и так верим в проворность и жестокость его питомцев. Но Энрике ответил, что проделывает это исключительно ради спортивного интереса. И так огрел по спине трехметрового гиганта, что тот вскочил на мощные короткие лапы, отпрыгнул в сторону, мгновенно захватил дубину-обидчицу пастью и в долю секунды раскрошил ее как кусочек растворимого сахара... И устремил страждущие, желтые с кровавой поволокой глазки на то место, где секунду назад стояли ноги Энрике. Но тот уже радостно, как мальчишка, хохотал рядом с нами. Крокодил сердито промычал, сделал движение, очень напоминающее почесывание, прошелся по пляжу, осторожно ставя лапы, чтобы не наступить на загорающих товарищей, и снова лег, теперь в тени больших зеленых листьев альмендры. Он раскрыл пасть и, угрожающе выставив все свои шестьдесят, величиной с палец, острейших зубов, сладко уснул.

— Это еще что! Вот если бы Синюю Бороду видели! Наверное, он сейчас после очередной схватки на дне, в иле отлеживается. Герой! Всем крокодилам крокодил! Больше пятнадцати футов в длину! Настоящий Дон Жуан — самцы боятся, потому что все, пожалуй, уже испытали на себе его зубы, а самки влюблены по уши.

Энрике с какой-то даже отеческой гордостью рассказывает о своих крокодилах, совсем как о сознательных существах.

— Началось все с того, что в этом озере, на противоположном от нас берегу, поймали большого ронбифера. Ронбифер — здешний крокодил.

От акутуса (в питомниках он есть тоже) он отличается темно-желтой окраской, толщиной, рисунком чешуи и местом обитания. И до этого здесь ловили крокодилов, но тот ронбифер был удивительно крупным, красивым и сильным. Обычно достаточно накинуть на морду петлю-намордник, сдавить как следует, закрыть глаза, связать ему лапы за спиной — и крокодил становится совершенно беспомощным. Даже хвостом, которым вообще-то он способен запросто переломать ноги, ничего не может сделать. С тем же, первым ронбифером, боролись чуть ли не полдня несколько профессионалов-каскадеров. Убивать его было жалко. Справились. Потом отгородили ему заводь, нашли пару…

Сейчас в восемнадцати больших озерах питомника больше двадцати тысяч крокодилов. Живут крокодилы долго — 70—80 лет, взрослеют быстро. Лет в шесть-семь крокодил уже не прочь закусить своими меньшими собратьями. Поэтому их расселяют по возрастным группам, как по классам.

— Удачно вы приехали, — говорит Энрике. — Чуть попозже, перед закатом, увидите, как они ухаживают друг за другом. Интереснейшее зрелище. Это целая церемония. А вот супружеских пар, матримоний, практически не бывает. Любовь кончается, как только разговор заходит о детях. Откладывают крокодилицы тридцать пять—сорок яиц, из которых в течение часа вылупляются крокодильчики размером с карандаш. С матерью дети бывают три — четыре дня, но даже к концу такого короткого срока она успевает их забыть. Не говоря уже о папе, который прямо мечтает всех их слопать. И маме лапу откусит, если будет приставать с глупыми претензиями. Проблема развода и раздела имущества решается просто, — улыбается в усы Энрике.

— Смотрите! — кричит он. — Этот за ней уже дня четыре ухлестывает!

Из-за мостика появилась крокодилица, и с нашего берега плывет к ней навстречу жених — толстый, красивый, двух с половиной метров роста. Само воплощение мужского обаяния и нежности, даже цвет кожи изменился, стал чище и ярче. Ронбифер медленно подплывает к самке, остановившейся посреди пруда, у небольшого кустика, осторожно прикасается своим плечом к ее шее, трется носом о спину, о хвост, громко томно вздыхает и приникает своей пастью к ее пасти. В продолжительном поцелуе слышен лишь нежный стук зубов... Вдруг разнежившаяся самка резко вздрагивает и рывком отплывает от обольстителя. Очумевший от страсти ронбифер тоже встряхивается, фырчит и снова подплывает к желанной, настойчиво требуя продолжения игры. Где-то сзади нас, за деревьями, раздается громкий всплеск. С брызгами рассекая воду и свирепо чавкая, несется по направлению к молодым огромный темно-коричневый крокодил. Челюсти его грозно сомкнуты...

— Это тот самый ронбифер! — сразу сделавшись серьезным, тихо, с тревогой говорит Энрике и убегает куда-то вдоль берега, по камышам. — Это Синяя Борода! — размахивает он руками. — Хуан, Хуан! Скорей сюда!

Но из небольшого домика, стоящего на холме под пальмами, никто не отвечает.

— Это Синяя Борода! — беспрерывно повторяет Энрике. — И ничего уже не сделаешь...

Синяя Борода впечатляет. Длина его — три человеческих роста, толщина — вековой дуб. Шкура похожа на старую, побывавшую в боях броню танка. Правого глаза нет. И чуть ниже левого плеча не хватает доброго пуда мяса. Но рана уже зарубцевалась. Словно тяжелая торпеда, летит он на зеленого ронбифера-любовника... Не то что охотничьим ружьем, из автомата его не остановишь. Лишь снайпер способен уложить крокодила одной пулей, попав прямо в мозг. А мозг самого большого ронбифера или акутуса — меньше грецкого ореха!

Синяя Борода загнал зеленого ронбифера в камыши противоположного болотистого берега, зашел с правого фланга, дважды перевернулся вокруг себя, приподнял высоко чад водой пасть и, пронзительно зарычав, попытался одним махом отхватить у противника правую лапу. Но зеленый ронбифер увернулся и сам нанес удар-укус Синей Бороде снизу, на уровне задних лап. Тот еще раз развернулся и молниеносно вцепился зеленому ронбиферу в бок. Вода и камыши вокруг мгновенно окрасились кровью. Но зеленый в самый последний момент сумел-таки вырваться и вонзил свои зубы в правую, уже когда-то покалеченную лапу Синей Бороды. Гроза питомника тут же ушел под воду отлеживаться на дно, в ил. А зеленый ронбифер, ошалевший от неожиданной победы, долго в экстазе носился по воде.

— Редчайший случай, — удивленно, как-то растерянно улыбался Энрике. — Может, этот ронбифер ради вас постарался? Увидел в руках фотокамеру и решил во что бы то ни стало остаться в истории победителем?! Удивительно... Вообще-то они нечасто дерутся, ребята добродушные. Разве что самки сразу после родов. В первые дни на глаза матери лучше не показываться — она способна на все, может даже перепрыгнуть через ограду.

— Энрике, а убегают из питомника крокодилы?

— Бывает, но редко. Но если убежит, поймать его весьма непросто. Ронбифер ведь может нестись по суше со скоростью тридцать километров в час. Иногда сами возвращаются. В гостях-то хорошо, а дома лучше — привыкают к вкусной пище. Мы же их мясом кормим, иногда даже деликатесами потчуем — павшими лошадьми. И рыбу они здесь едят, сардинки... В день по десять килограммов каждый съедает... Да и к нам крокодилы как-никак привыкают. Нас в питомнике работает тринадцать человек, и все уже довольно давно. Но особенно хорошо они относятся к единственной нашей девушке — Мальте. Что бы она ни делала с ними, крокодилы не злятся. И она их очень любит, особенно десятисантиметровых детишек. Даже разговаривать умеет Мальта с крокодилами. Я не раз видел. Доброе слово и крокодилу ведь приятно.