Мертвые миры - Джек Скиллингстед

Мужчина проводил меня в больничное крыло. Там я прошел подробный и бессмысленный медицинский осмотр. Пока обрабатывались результаты некоторых анализов, со мной присел поговорить помощник директора проекта Орли Кэмпбелл.

- Так значит, наш заблудившийся ягненок вернулся в стадо, - сказал он.

Орли был высоким мужчиной с мягким лицом и первыми признаками растущего живота. Мне он не нравился.

- Бэ-э, - проблеял я.

- Все тот же Бобби.

- Да, все тот же. Когда я смогу выйти?

- Это не тюрьма. Ты можешь уйти отсюда в любой момент.

- А как насчет таблеток?

- Ты их получишь, не волнуйся. Но ты должен пройти еще один сеанс, ты ведь знаешь.

- Знаю.

- У тебя дурные предчувствия? Я просмотрел твои данные. У тебя, похоже, депрессия.

- Никакой депрессии.

- Правда? Хотел бы я сказать то же самое о себе.

- Который сейчас час? Сколько времени я нахожусь здесь, Орли?

- Не так долго. Бобби, почему бы опять не потрудиться? Если хочешь перед этим еще недели две расслабиться, то ни каких проблем. Просто не забывай сообщать о себе. Это ведь тоже часть работы. Ты знал обо всем, когда шел на это.

Я думал о Ким, которая ждет у ворот. Там ли она еще? Хочу ли я, чтобы она была там? Я чувствовал, что мое сознание растворяется.

Орли продолжал улыбаться.

- Думаю, что я готов, - ответил я.

Месяц в Резервуаре - это очень долго. Конечно, будучи Глазом, человек уже не замечает хода времени. Весь мир его чувств и ощущений находится в дальней точке тахионной привязи. Я видел романтизированные иллюстрации этого состояния. На одном конце беспечный мечтатель, на другом - трудящийся робот. Между ними по эфемерному лучу света идет поток данных. Абсурд. Жизнь в человеке поддерживается внутри венными вливаниями, искусственно сохраняется водный баланс, искусственно удаляются шлаки. Специальное устройство высасывает данные. Все довольно жестоко.

В больничном крыле я провел несколько дней. Мне дали мои таблетки и пообещали давать столько, сколько будет необходимо. Я подписался на максимальное время в Резервуаре, в случае преждевременного возвращения у меня будут серьезные и необратимые повреждения головного мозга.

Мой длительный сеанс в Резервуаре помог Проекту получить отрицательный ответ на самый главный вопрос: четвертая планета была мертва.

Теперь у меня будут деньги и полная свобода в будущем, если, конечно, она мне понадобится. Я часами читал, думал о теплых странах. Ким Фам тоже стучалась в двери моей памяти, но я не открывал их.

Спустя неделю после моего возвращения я настоял на том, чтобы меня выпустили из больничного крыла. Никто даже не спорил. Я отработал свое. Когда я выходил из здания, ко мне подошел Орли. Я шел пошатываясь, ноги совсем ослабли. Вещи я нес в сумке через плечо. Орли взял меня за руку и крепко пожал ее.

- Удачи тебе, - сказал он. - Что собираешься делать в первую очередь? Маленькая "конфетка для Глаза"?

Я был настолько слаб, что даже ударить его не мог. Вид у него был мрачный и усталый, сам я чувствовал то же самое. Я ничего не ответил ему, и он продолжал:

- В последний раз ты путешествовал неподалеку от дома, да? Эта Фам оказалась настойчивой. Приезжала сюда каждый день в течение двух недель. Хорошенькая, но старше других. Думаю, что со временем молодые будут утомлять тебя.

Его самодовольная улыбка решила дело. Я набрался сил и решимости и ударил его по лицу. Из носа у Орли потекла кровь.

У ворот я нашел такси. По инерции я включил панель возможных пунктов назначения. Но вместо того чтобы ехать в аэропорт, я постарался вспомнить дорогу, и вскоре мы подъехали к дому Ким.

У дома был заброшенный вид, или мне так показалось. Многое зависит от настроения, а у меня оно было самое что ни на есть мрачное. Проект Тау Бу наложил на меня отпечаток безысходности. На четвертой планете нет никакой жизни, как, впрочем, и на всех других, которые до сих пор исследовали Глаза человечества. Когда несколько десятилетий назад был запущен аппарат-приемник, все лелеяли большие надежды. Но пока известная нам часть вселенной не подавала признаков жизни, а из-за этого наша родная Земля воспринималась одинокой, брошенной, даже обреченной.

Окна в доме Ким были темны. Я постучал, подождал, потом снова постучал. Я знал, где она прятала запасной ключ - на крючке под задним крыльцом.

В доме было тихо. Везде лежал слой пыли. Я прошел по пустым комнатам, словно призрак.

Ее не было.

Я представил себе все способы - страшные, жуткие, - при помощи которых она могла покинуть этот мир. Конечно, никаких подтверждений, что она именно так и сделала, не было. Пустой дом совсем не означает оборванную жизнь. Возможно, я слишком возомнил о себе. Но меня одолевало мрачное предчувствие. Ведь я видел белые шрамы у нее на запястьях.

Я сел на ковер на полу большой спальни. Я все еще был слаб после Резервуара. Меня мучил голод, но это было не важно. Я отдался во власть времени, пусть рассасывает напряженный узел у меня в груди. На улице стемнело, я сделал стены и потолок прозрачными, лег на спину и погрузился в неспокойный сон усталого человека.

Недостаток пищи снижает эффективность действия препарата. Утром, когда я открыл глаза, на улице было еще темно. Я чувствовал, что сознание начинает ускользать. Таблетки были у меня в сумке, но я не очень-то хотел их вытаскивать. Зачем все это? Можно пустить все на самотек, стать нитью этого ковра, стеклом, пульсирующей кровью моих собственных вен. Почему бы и нет?

Я лежал спокойно, не двигаясь и постепенно терял связь с действительностью. Небо потихоньку начинало светлеть, приближался рассвет. В какой-то момент оно приобрело такой знакомый голубой оттенок. Ким обнимает своего мертвого пса, в глазах ее столько ожесточения. "Я справлюсь".

В горле у меня застрял комок, я никак не мог его проглотить. И перевернулся. Может, я тоже справлюсь. Может быть. Я потянулся к сумке, в голове становилось совсем пусто. Я засмотрелся на движения собственной руки: кости обтянуты мягкой плотью, по которой течет кровь, подушечки пальцев касаются жестких нитей ковра. Время шло. Я встряхнулся, дернулся вперед, схватил сумку и забыл, что же такое важное хотел с ней сделать. Потом какой-то проблеск - я вспомнил, дотронулся до коробочки с лекарством, выкатил одну таблетку на ковер, подполз к ней на животе, рассеянно подмечая все вокруг себя - маленькая желтая таблетка на ковре. Потом высунул язык, лизнул ее и проглотил.

Одна таблетка для восстановления индивидуальности.

Постепенно я пришел в себя, снова меня окружал обычный земной мир. Голодный желудок замедлял процесс. Наконец я поднялся на ноги. Сначала еда. В шкафу на кухне я нашел несколько засохших крекеров. Пища богов. Потом подошел к раковине, выглянул в окно и увидел гараж. Я перестал жевать, рот у меня был забит непережеванными крекерами - словно раскрошенным картоном. Я думал о веревках, таблетках, бритвах. Но ведь есть еще и выхлопные газы.