Выкуп - Виктор Владимирович Колесников

нечисть. Только что застреленные охотником черти вскочили и, игнорируя человека, бросились на свет колодца. Тогда Павел схватил последнего монстра за глотку и, крепко прижав к себе, бросился на свет. Сломя голову, он бежал по следам, исчезающим прямо на глазах. Теперь Павлу было понятно, почему спасатели и следователи не обнаружили ни единого следа. Чем ближе к колодцу он подбегал — тем сильнее ощущал жар, исходивший из недр, а у самого колодца было невозможно находиться долго, но поворачивать обратно отец не собирался. В том жгучем адском свечении находилась его дочь и мальчик, за которого он был в ответе и перед Богом, и перед родными. Сжав изо всех сил приходящего в сознание монстра, он прыгнул в ослепляющий ярко-желтый свет…

Первые минуты по ту сторону нашего мира Павел пребывал в замешательстве. Прыгнув в колодец, он испытал нестерпимую боль, будто прыгнул в доменную печь. Но, очутившись в мире, откуда пришли черти, ощутил холод. Возможно, низкая температура и помогла очнуться. Мужчина пришел в себя на снегу. Чуть поодаль теснились толпы наряженных в маскарадные костюмы детей. Сомнений не было, Павел находился в окружении детей, а не похитителей дочери. Тысячи мальчиков и девочек окружали обугленную ель невиданных размеров. Она возвышалась над детьми, раскинув свои черные ветви, иголки которых украшали жуткие игрушки, издалека походившие на человеческие тела.

Большинство детей у ёлки смиренно стояли и не двигались, лишь некоторые горько рыдали или, осознав безысходность, покорно опустили головы и тихонько всхлипывали. Только единицы нарушали спокойствие и даже безразличие, царившее в толпе. Паникуя, они метались в толпе, словно безумцы, дёргали остолбеневших за одежду, орали, бились в истерике, звали родных и умоляли отпустить домой. Если бы не вопли паникеров, Паша смог бы расслышать шепот молящихся. Также мужчина слышал навязчивый и грубый скрип древесины. Подобный скрип создавал порывистый ветер, гнущий деревья в лесной чаще. Древесный скрип подобно дыханию медленно нарастал и так же плавно затихал.

При виде Паши — единственного взрослого на этой бескрайней площади, — дети хватали его, впивались холодными ручками, просили спасти. Вскоре их стало так много, что охотнику тяжело было пробираться к центру действа, где заняла место сгоревшая дотла ель. Подойдя ближе, взору гостя открылись новые детали наряда «праздничной красавицы».

Дерево было несуразным, изогнутым и с боку напоминало вопросительный знак. Длинные и тонкие надломленные ветки касались земли, а на самом верху, среди редких обугленных ветвей и подобных саблям иголок, такие же черные, заняли место Катины похитители. Черти как приматы перепрыгивали с ветки на ветку гигантского дерева, говорили о чем-то и бесновато хохотали. Один из них подобрался к ближайшей кукле-игрушке, безжизненно повисшей на игле, отчего кукла едва заметно дернулась. Непроизвольное движение не ускользнуло от наблюдателя. Игрушка ожила и медленно подняла голову, взглянув на чудовище. За куклу Паша принял человека. Пробитая насквозь и еще живая, в качестве украшения висела девочка. Мужчина хотел было заорать, чтобы отвлечь чудовище, но черт стремительно набросился на ребенка и вонзил в его шею зубы, отчего жертва вздрогнула, а потом обмякла и больше не шевелилась.

От увиденного паникующие бросились прочь. Они изо всех сил ринулись в кромешную тьму, не оглядываясь. Один из чертей, заметивший беглецов, вытянул руку и указал на них длинным костлявым пальцем. Округу пронзил древесный скрип, и дерево пришло в движение. Исполинская ель медленно выпрямилась и, скрипя ветвями, развернулась в сторону беглецов. Стоявшие в толпе дети завизжали. Пригибаясь и закрывая лица руками, они трепетали перед чудовищем. Ель простерла свои кривые лапы в сторону беглецов, и когда ветви оказались над ними — с силой обрушила их на детей.

— Бежать нельзя… нужно сидеть тихо… сейчас… сейчас они начнут выбирать… — из толпы доносились голоса, полные тревоги, пока дерево чертило красную линию на снегу телами беглецов, подтягивая их к себе. Опешив, мужчина наблюдал за происходящим и не знал, что делать дальше, ведь в этой толпе должна была находиться его дочь и мальчик, которому он обещал сохранить жизнь. Павел начал выискивать Катю среди детей. Поиски были тщетны — слишком много детей собралось на этом празднике смерти.

Он не решался призвать дочь криком. Отец не боялся привлечь внимание гигантского чудовища, способного одним махом прикончить его. Он трепетал от одной лишь мысли, что Катя не ответит на зов, потому что её больше нет. Перебарывая страх, он попытался найти ребенка среди останков, висевших на ёлке. Не все трупы можно было рассмотреть, как следует. Из сотен тел были и такие, которые невозможно было опознать.

Пока мужчина искал свою дочь, черти сгруппировались, и один из них, видимо главный, забрался на вершину дерева и принялся всматриваться в толпу ребятни. Он коснулся рукой лба, будто закрывал глаза от света и высматривал кого-то. Так он смотрел, пока не нашел кого искал. В это время смятение в рядах собравшихся у елки возрастало. Когда он медленно вытянул руку и указал в толпу, паника достигла своего апогея. Дети, находившиеся в поле зрения монстра, вопя, бросились в рассыпную, оголив круг притоптанного снега, в центре которого, сгорбившись, стоял одинокий, оставленный такими же, как и он сам, мальчик. Ему было не больше пяти. Он, крепко прижав к себе плюшевого зайца, в одной пижаме, босиком стоял на снегу и тихонько плакал. Несмотря на холод, причиной озноба был страх. Не взывая о помощи, он шептал что-то мягкой игрушке и, разуверившийся в чуде, смиренно ждал своей участи.

В этом странном омерзительном месте не было тех, кто мог бы ему помочь. Но хуже всего то, что здесь не было того, кто хотел помочь ребенку. Каждый доживающий свою короткую жизнь думал лишь о себе. Паша поймал себя на мысли, что не станет рисковать жизнью ради этого малыша, ведь сам подвергнет себя смертельной опасности, а впереди ещё спасение тех, кому он непременно должен помочь. «Но что если я опоздал, и их уже нет?» — в очередной раз мелькнула уничижительная мысль, перехватившая дыхание, а тем временем ель с протяжным скрипом начала тянуть свою ветвь к мальчику. Ребенок, зажмурив глаза, напрягся, будто это могло ему помочь и, не пытаясь сбежать, ждал, пока его больно не схватит кривая пятипалая ветвь. Когда монстр сжал ребенка и поднял над всеми, плюшевый заяц упал на снег. Выронил ли мальчик игрушку случайно или намеренно отпустил единственного друга, чтобы спасти свою игрушку — частичку, напоминавшую о доме и близких? Черт, отдававший елке приказ, изящным движением дирижера указал на одну из тысяч