"Рим, конечно Рим" или "Итальянское танго" - Людмила Бояджиева

Права была Надька — разошлись после школы их пути-дорожки. Только прошлой зимой столкнулись во дворе — Надька в лохматой шубе до пят из автомобиля выскакивает, а Тина в своем линялом пуховике после уборки офиса с кислейшей физиономией от автобусной остановки шагает. Пожалела подругу Надин и однажды прихватила с собой «в гости» на дачу, перед самым Новым годом. Только гостей Кристина так и не увидела — прошлась с пылесосом по трем этажам «шале», да ещё на кухне поварихе помогала провизию разбирать. Часов в восемь вечера сунула ей Надька зеленую стодолларовую бумажку и как-то невзначай заметила: «- Шофер в Москву возвращается, обещал тебя домой подбросить». На том приключения Кристины и закончились, оставив неизгладимый след в исстрадавшейся по комфорту и роскоши душе. Снова она мечтала у шоссе, зная теперь точно, в какую сторону смотреть — на Юг, вслед убегающему чужому празднику.

Сумерки вдруг как-то сразу стали лиловыми, опьяняюще сладко, пронзительно запахли гиацинты в трехлитровой банке. Запахли именно так, как должно благоухать что-то очень дорогое, изысканное, сулящее радость.

— Я ещё немного подежурю, ба. Сейчас самый поток пошел, — крикнула она по направлению к дому и встала у своего «прилавка», будто позируя для рекламы колготок. Ножки-то совсем неплохие и загар уже приличный взялся. Хоть и не средиземноморский, а так и отливает в сумерках бронзой — не зря же она в огороде с апреля в одних шортах возилась.

Авто-река неслась мимо, и где-то в её волнах затерялась Надька Старецкая, успевшая тогда шепнуть Кристине, что вовсе она не секретарь-переводчик в СП, а «Надин-Белоснежка» — «девушка по вызову». Сколько страшноватой и манящей загадочности в этих словах. Что за жизнь скрывают они — аж голова кружится! Ужины в ночных клубах и невероятно шикарных ресторанах, гулянки в отелях и на роскошных дачах, поездки на Канары или Мальдивы, а тряпки! А магазины! И всего-то делов — «ублажить мальчиков», как сказала Надька, доставив её тогда на подмосковную дачу. Кристина вытаращила глаза на подругу и оторопело разинула рот:

— Ты что?! Это же… — Не успела она сформулировать свое тогдашнее отношение к профессии путаны, как получила в руки пылесос, а после — пинок под зад: Не в свои сани не садись! Вот дура-то старозаветная!

Кристина отшатнулась от затормозившего прямо у её ног автомобиля. Белый мерседес, сияющий новеньким шиком, даже не погасил фар. Выхватил кольцом ослепительного света табуретку с банками и застывшую рядом девушку. Вышедший из машины молодой мужчина показался Кристине сногсшибательно-красивым. Рекламный образец светского денди, сошедший с экрана телевизора, показывающего фильм о Голливуде. Гибкий, высокий, поджарый. Легкий белый костюм небрежно измят, кремовая шелковая рубашка расстегнута на груди, а сверху, как знак принадлежности к высшей касте элегантности — небрежно болтающиеся концы развязанной бабочки.

Сердце Кристины замерло, а глаза сразу ухватили все — смуглую шею в распахнутом вороте, твердый подбородок, рассеченный ямочкой, решительное лицо тореадора с копной кудрявых, взлохмаченных ветром волос. Темные глаза быстро окинули «прилавок». Не говоря ни слова, он выхватил из банки с водой букет лиловых, почти чернильных гиацинтов и бросил на ящик стотысячную купюру.

«Пол-бабкиной пенсии!» — смекнула Кристина, потянувшись в карман за сдачей. Но незнакомец уже нырнул в свой сияющий автомобиль, где откинувшись на высокую спинку ждала его дама.

Взвизгнув шинами, «мерседес» рванулся с места, метнув к ногам остолбеневшей девушки придорожный гравий, и замигав яркими, как новогодняя елка, огнями. Не успела Кристина перевести дух, как случилось нечто совсе уж невероятное: из окна удаляющегося автомобиля вылетели в пыльный бурьян её нежные, бархатные цветы.

Отметив капризную позу рыжеволосой спутницы великолепного брюнета, её руку с тонкой сигаретой и равнодушно-презрительно повернутый в сторону профиль, Кристина представила разыгравшуюся в мягком нутре «мерседеса» сцену. Девочку обидели — не преподнесли при встрече цветов. Она молчала и дулась всю дорогу, а когда заикнулась о своей обиде, кавалер мигом ринулся исправлять ошибку. Да что он, издевается что-ли? Притащил букетик огородной бабки в измятом целлофане?! Цветы вылетели в окно, парочка умчалась выяснять свои запутавшиеся отношения, обдав опешившую девушку шрапнелью мелкого гравия.

Кристина хотела подобрать гиацинты, ведь знала, сколько колдовала над ними бабка и как гордилась своим приработком к пенсии. Пошарила у канавы руками, но вдруг надменно выпрямилась и отшвырнула ногой букет. Не станет она рыдать от обиды над своими деревенскими цветочками и жалкой, третьесортной судьбой. А постарается устроить её сама — своей сообразительной головой и не дешевым, что бы ни говорили святоши и завистницы, телом.

Вот, оказывается, как все просто выходит — стоило элегантному кавалеру швырнуть в канаву бедный букет, и переворот в мировоззрении свершился. Ведь это не гиацинты полетели в придорожную канаву — полетела она, Кристина, выброшенная за борт великолепного корабля под названием «красивая жизнь». В тот вечер окончательно определилось в её сознании, что хорошо и что плохо, на что наплевать и забыть, а к чему стремиться изо всех сил, придушив робость, гордость, скрутив комплексы, называемые «моралью» и «хорошим воспитанием».

Права была Надька — с нищенским чистоплюйством теперь далеко не уедешь, — только сортиры за барскими задницами мыть. Не поняла урок, Тинка! И не разобралась, что не так уж они просты — расфуфыренные куколки с уставшими глазами. Вырвали свой кусок праздничного пирога у таких вот хиленьких цветочниц, которым ничего не остается, как зеленеть от зависти, да подбирать из придорожной канавы свои копеечные букеты…

Ах, как трогательно, как победно благоухали в ту ночь гиацинты! И казались, ведь казались же, посланцами неведомого средиземноморского рая!

Наплевать на «морально-нравственную» чушь, которой накачивали тебя с детства люди, погрязшие по уши в своем мизерном, «порядочном» существовании, оказалось совсем несложно. Если хорошо знать, что хочешь. Тогда и караулить Надьку у многоэтажной белой башни, где когда-то находилась квартира её родителей, не зазорно. Блочные пятиэтажки, в которых жила Кристина с матерью, сбились серой стайкой у подножия бывшего ведомственного кооператива «Чайка» — это захоронения тех, кто не сумел проявить инициативу, выдержку, бойцовую хватку.

Кристина взбадривала себя дерзкими мечтами, просиживая вечера на детской площадке у чужого подъезда и вспоминая поучительную дружбу с Надюшей Старицкой.