Жажда снящих (Сборник) - Юлия Остапенко

– Я не скромничаю. Просто не вижу смысла обсуждать решение старшего супервизора, – сказал Тимур необычно серьёзным для него тоном. Я страдальчески вздохнула. Ладно, сами напросились. Младший наконец оторвал от меня взгляд и пощёлкал стилусом по монитору.

– Принято.

– Ну ладно уж, давайте пункт четвёртый, дисциплинарное взыскание, – зло напомнила я.

– А это и было дисциплинарное взыскание, – безмятежно сообщил Младший и закрыл ноутбук. – Всем спасибо, все свободны.

Я встаю со своего места последняя, пытаясь переждать приступ ярости. Право слово, плоский юмор Младшего со временем всё больше приедается. Взыскание, значит. Ну, ладно.

Игнат подаёт мне плащ. Я роняю руки в холодные щели рукавов. От Игната пахнет дорогим одеколоном. Его голова над моим плечом, и я слегка запрокидываю голову, так, что мои волосы щекочут его гладко выбритый подбородок. Тимур и Младший прощаются: первый – небрежно, второй – сухо, они идут вперёд, и вскоре я слышу, как они заводят свои машины во дворе. Мы разъезжаемся, чтобы встретиться снова – через два месяца или раньше, если будут новости о саботажнике. Мы никогда не встречаемся вне этого заброшенного здания. Нам это не запрещено, просто мы не хотим.

Мы с Игнатом начинаем медленно спускаться по лестнице. С пятого по второй этаж не горит ни одна лампочка, и я опираюсь Игнату на локоть. Не потому, что боюсь споткнуться, а чтобы подольше чувствовать его запах.

– Младший под тебя копает, – сказал Игнат, когда мы спустились на два этажа, и я напряглась. Он редко заговаривает со мной первым.

– Да? – сказала я и сухо улыбнулась. – Может быть. Я всегда подозревала, что он женоненавистник.

– Дело не в тебе. Он просто хочет выслужиться.

Выслужиться? Ещё и хочет? Ох, как же я не люблю, когда меня держат за дуру…

– Ты должна соблюдать осторожность.

Осторожность. Да, я должна соблюдать осторожность. И то, что я говорю себе это, говорю то, чем просто должна быть, – это так нелепо и неестественно, что…

Я быстро смаргиваю дымку. Какое долгое эхо в этот раз. Даже дежурное сновидение на супервизии его не перебило.

– Что ты думаешь про этого саботажника?

– Не знаю, – сказал Игнат и замолчал.

Мы стали спускаться дальше. Этот саботажник и впрямь выскочил как-то очень некстати, ещё и одновременно с новым практикантом… Сразу два экстраординарных события в нашем захолустье. Не то чтобы этого никогда не случалось прежде, но…

– Интересно, что за идиот решил подработать саботажем, – фыркнула я, но Игнат промолчал, похоже, не разделяя моего скепсиса.

Саботаж в среде Снящих – штука тонкая. Саботажниками у нас считаются люди, промышляющие вещими снами на стороне. Всегда ведь найдётся человек, готовый неплохо заплатить, чтобы ему наснили то будущее, которого он хочет. Грубо говоря, кто-то из нас подрабатывает исполнителем желаний. К чему может привести такая самодеятельность в глобальном масштабе, сообразить нетрудно. Ну, предположим, некий зять мечтает, чтобы вам приснилась скорая и мучительная смерть его любимой тёщи. А тёща просит другого Снящего наснить ей долгую жизнь. Оба соглашаются. Занятный парадокс приключится, прямо фантастический роман написать можно… Потому саботаж – главное преступление среди Снящих. Большинство из нас понимает, что игра не стоит свеч, к тому же супервизоры обеспечивают своих сотрудников всем материально необходимым. Это безопаснее, чем искушать нас наснить самим себе несметные богатства. Поэтому они дают нам всё, что мы хотим, – ровно столько, сколько любой из нас пожелает. Об этом сообщают при вербовке, и у юных практикантов разгораются глаза, потому что тогда они, дурачьё, не знают ещё, как мало мы способны хотеть.

В общем, саботаж – дело глупое, опасное и редкое. Ещё реже я слыхала, чтобы саботажников всё-таки ловили – уж больно трудно вычислить, кто именно снит незаконные предвидения. А если их и находили, о последствиях нас никто не оповещал. Но те, кто попадались, просто исчезали навсегда. Скорее всего их ликвидировали, и сомневаюсь, что они отделывались лёгкой смертью.

Ну вот – почему я на этой лестнице думаю только о работе? И никогда ни о чём другом.

Когда лестница закончилась, Игнат выпустил мой локоть и, не сбавляя шага, пошёл вперёд. Я вышла наружу вслед на ним и, закурив, смотрела, как он удалятся от здания по разбитой грунтовке. Ночь выдалась ветреная, налетающие порывы трепали волосы Игната и полы его пальто. Он шёл, сунув руки в карманы. Я тоже сунула руки в карманы и, выждав, пока силуэт Игната растворился в далёком месиве огней на шоссе, пошла вперёд. Под ногами у меня хрустела галька. Над пустырём свистел ветер.

Домой я вернулась утром. Подходя к подъезду, увидела возле дверей Ингу. Она и Ленку с собой притащила. Значит, снова будет клянчить денег. Господи боже, только не сегодня. Мне дико захотелось развернуться и уйти, всё равно куда, и плевать, что Инга наверняка заметила меня ещё раньше, чем я её. Но ноги привычно несли к родной обшарпанной двери, а рука так же привычно нащупывала в кармане ключи. Когда я подошла к подъезду, Инга выпрямилась. Ленку она крепко прижимала к себе обеими руками, будто боялась, что девчонка вырвется и убежит. За плечами у Ленки ранец, стало быть, дорогая сестрёнка решила проведать меня между делом, до того, как отвести ребёнка в школу. Пусть ещё только скажет, что по дороге ей было, мать её.

– Ты бы ещё на лестничной клетке перед квартирой моей расселась, – сказала я. – С табличкой между ног.

– Ты дома не ночевала! – было сказано мне в ответ, и я молча протиснулась мимо Инги в подъезд. Пока я шла к лифту, за спиной у меня хлопала дверь, стучали каблуки и хныкала Ленка.

– Мария, подожди! Послушай меня!

– Ма-а, мы в школу опоздаем…

– Замолчи. Мария!

Она всё-таки успела проскочить в лифт, прежде чем закрылась дверь. Ленкин ранец прищемило съезжающимися створками, она взвизгнула и заныла ещё громче.

– Ма-а!

– Ребёнок в школу опоздает, – напомнила я.

Инга вскинула на меня глаза. Покрасневшие, наспех подведённые. Чёрные от ярости и мольбы. Я опустила голову и полезла за сигаретой.

– Мы с шести часов тебя ждём, – шепот Инги звучал хрипло. Шум лифта его почти заглушал. – Я уже не знаю, когда тебя можно застать. К телефону ты…

– Чего тебе опять надо? – спрашиваю я, выпуская ей в лицо облачко дыма. Инга щурится, кривит рот, но не возмущается. Ха, в том ли она положении, чтобы возмущаться. Лифт останавливается, я выхожу, мои дорогие родственницы – следом за мной. Они стоят, как побитые собаки, и ждут, пока я открою дверь. Мои пальцы подрагивают, у меня не сразу получается вставить ключ в замок. Ленка тихонько ноет, что ей пора в школу. Инга молчит.