От революционного восторга к… - Роман Феликсович Путилов

моя, погруженная в лекарственную кому, тушка: — наверное, никогда не опустятся. А вы, господа большевики, хотите новых беспорядков. Сами вооружаетесь, привечаете солдат и матросов, обещая им все, что они хотят услышать. А зачем?

— Рабочие должны иметь возможность бороться за свои права, в том числе и…

— Да, да, да. Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться. Извините, что перебил…

— Вот видите, как хорошо вы это сказали…заулыбался председатель райкома.

— Это не я сказал, это ваш господин Ульянов пишет своим сторонникам… — я развел руки в стороны

— Вы знаете, где скрывается товарищ Ленин? — Федоров от волнения даже схватил меня за рукав.

— Нет, не знаю. Знаю, что он уехал на юг, на воды, у него с нервами большие проблемы, срочно лечить надо, вот он и, прихватив любимого товарища по партии и немного партийных денег, отъехал на воды, возможно в Кисловодск. Теперь он оттуда иногда присылает некоторым товарищам свое виденье момента, а я имею возможность эти письма читать…

— Опять жандармские штучки…- Федоров брезгливо поморщился, чуть ли не сплюнул.

— Смешно…Вообще-то, это не мой вождь смылся неизвестно куда, да еще с двумя саквояжами немецкий денег и французской дворяночкой… Не находите, что это похоже на краткий пересказ бульварного романа о Нате Пинкертоне?

Я оглядел двор, где мои милиционеры стали расслабляться, от долгого ожидания.

— Ладно, у нас еще есть о чем поговорить, а у меня люди в готовности пребывают. Мы воевать будем или как? — я шутливо улыбался, но был готов к любому ответу оппонента.

— Или как… — коммунист прекрасно понял расклады в случае столкновения, но фасон держал.

— Прекрасно. То есть вы именем Маркса обещаете мне, что я могу отпускать своих милиционеров и мне здесь ничего не угрожает?

Большевик покривлялся, но свое слово дал. И хотя слово большевика стоило очень недорого, слишком легко они нарушали свои обещания и подписанные договора, но я дал команду взводу грузится в грузовик и следовать в расположение.

За этой суетой прошло достаточно времени, на Забалканский проспект успел прибыть доктор, который, осмотрев раненого, дал команду везти его в городскую больницу, утешив меня, что прогноз неблагоприятный и ногу, скорее всего, моряку отнимут. По перекошенному лицу Федорова я понял, что он готов от своего слова о моей безопасности, уже отказаться. Да и, вышедшие на улицу проводить телегу с раненым, партийные товарищи как-то нехорошо стали приближаться к нам.

— Ну что, слово ваше пять минут продержалось? — я вытащил гранату и встал за растерянно смотрящего на меня гражданина Федорова.

— Стойте, погодите! — председатель райкома повернулся ко мне спиной и широко раскинул руки в стороны: — Товарищи, я вам приказываю вернутся в комитет и заниматься своими делами. Вы слышите? Я приказываю!

Два десятка товарищей, злобно ворча, втянулись обратно в парадное, то и дело оборачиваясь на меня.

— Так на чем мы остановились, гражданин Федоров? Ах, да, на Ленине. Так вот, в своих письмах гражданин Ульянов пишет, что вам большевикам необходимо готовится к захвату власти, проведя при арест всех крупнейших собственников предприятий, после чего заключить мир с немцами.

— А кому Владимир Ильич это пишет? И нельзя ли…

— Ну, Михаил Николаевич, вы же старый подпольщик… Я могу только перлюстрацией писем заниматься, и вам, в виду моей с вами симпатии, их содержимое пересказывать, но как вы сами понимаете, ссылаться на меня нельзя.

— И с чего господин полицейский ко мне симпатией преисполнился? — опять ощетинился большевик.

— Просто вижу перед собой вполне разумного человека, не чета вашему безумному мечтателю Ленину…

— Вы знаете, господин Котов, вы как-то очень по-жандармски со мной беседу ведете, с подходцами их типичными… Очень знакомые фразочки — «вы человек умный», «вам не по пути с этими фанатиками».

— Я с вами согласен, в корпусе жандармов присутствовали умные офицеры, но я в нем не состоял. Я вам о другом говорю — Ленин, да и вы вместе с ним сейчас разбрасываетесь громкими лозунгами «Земля –крестьянам», «Фабрики — рабочим», «Миру — мир», сами до конца не понимая, что это означает. А если придете к власти, сами же от всех этих лозунгов откажетесь, обманув и рабочих и крестьян, и мир.- Какой мир? Не слушал никогда такого лозунга. — Ну я понимаю, что мир используется в широком смысле этого слова — община, общество. В конце концов, идите к черту, Федоров, это ваш, большевистский лозунг, а вы требуете, чтобы я его объяснял. — А что, красиво звучит, и по-боевому… «Миру –мир» — Председатель райкома партии несколько раз повторил эту фразу, смакуя ее, как «вкусную» папиросу.- Ну если не слышали, то дарю, пользуйтесь, все равно народ обманете. — Да в чем мы народ обманем! — обозлился большевик: — Опять ваши полицейские штучки.- Сейчас объясню… Кстати, а не выпить ли нам чаю?- Чаю? — Михаил Николаевич растерянно оглянулся — ни трактира, ни чайной поблизости не наблюдалось, о ресторациях речи вообще не было. — Ну что, у вас в райкоме нет паршивого чайника и щепоти заварки?- Вы что хотите… Там же эти? — Федоров, с удивлением, выпучил на меня глаза.- Кто эти? Ваши товарища? Я думал, что у вас слово «партийная дисциплина» что-то да означает. — Хорошо, пойдемте. — партийный лидер решительно направился к доходному дому, от которого мы, в процессе беседы, успели изрядно отдалится.Партийные товарищи встретили нас угрюмым молчанием, старательно отворачиваясь и делая вид, что меня не существует.- Товарищи… — Михаил Николаевич растерянно оглядел партийцев: — А не угостите ли вы нас чаем?После затянувшейся тишины, вперед вышел вихрастый пацан лет семнадцати, в черном пиджаке и такого-же цвета брюках, растянутых и засаленных на коленях. — Мы этому дракону ничего…- Молодой человек, а вас как зовут?- Никак…- парень глядел мне в глаза с вызовом и с «пролетарской ненавистью».- Странное имя, но дело, конечно, ваших родителей…- Ты моих родителей не трогай! — Так я и не трогаю, говорю, что имя странное «Никак»…- Фролов я, Николай…- О, уже другое дело. Так, скажи, Николай, у тебя ко мне что, претензии имеются? Я тебя лично обидел?- Ты, дракон, товарищей моих, как при старом режиме…- Можно уточнить — кого из твоих товарищей?- Семена Кузеева, брательника моего двоюродного. Помнишь, такого, сатрап?- Конечно помню. Кузеев Семен, кличка Кузя, восемнадцать лет… Отчества, извини, его не помню, их там