Легион смертников - Скэрроу Саймон

– Если ты хочешь знать, кто убил тебя и твоих солдат, то я, Аякс, сын Телемаха.

– Аякс, – повторил Филипп. Сглотнул. – Почему?

– Потому что вы – мои враги. Рим – мой враг. Я буду убивать римлян, покуда не убили меня. Приготовься умереть.

Он встал и обнажил меч. Глаза Филиппа расширились от ужаса.

– Нет! – вскрикнул он, выставив вперед окровавленную руку.

– Ты уже смертельно ранен, встречай смерть с достоинством, – нахмурившись, сказал Аякс.

Филипп на мгновение замер, а потом откинул голову назад и в сторону, подставляя шею. Зажмурился. Аякс отвел руку, наметил удар в шею над ключицей и с силой взмахнул рукой. Выдернул меч. Хлынула алая струя крови. Глаза Филиппа открылись, челюсть упала, раздался булькающий звук, и он упал на бок, дрожа, пока не истек кровью. Аякс вытер лезвие меча о рукав туники убитого и со звоном убрал меч в ножны.

– Карим! – крикнул он.

Один из его помощников, смуглый азиат, бегом подбежал к нему.

– Командир?

– Возьми пятерых и обыщи дома. Добейте раненых и убейте всех, кого найдете. Тела перевезете через бухту и выкинете в мангровые заросли. Крокодилы быстро о них позаботятся.

Карим кивнул, а потом поглядел поверх его головы и выставил руку.

– Гляди!

Аякс обернулся и увидел тоненькую струйку дыма, подымающуюся в небо за стеной крепости.

– Это дозорная башня. Они зажгли сигнальный огонь.

Быстро оглядевшись, Аякс махнул рукой двоим помощникам.

– Гепит, бери своих людей, и живо к дозорной башне. Как можно скорее убейте солдат и погасите огонь, – сказал он рослому мускулистому нубийцу. – А ты, Кант, займись сторожевой башней у входа в бухту, – сказал он второму.

Гепит кивнул, обернулся и выкрикнул приказ уже на бегу к воротам. Другой помощник, Кант, бывший актер, отданный в гладиаторы за то, что соблазнил жену влиятельного и злопамятного сенатора, улыбнулся Аяксу и махнул рукой своей группе. Аякс отошел в сторону, пропуская их, а потом широким шагом пошел к деревянной лестнице, ведущей на стену крепости. Поднялся на привратную башню. Оглядел крепость, территорию базы, подметил небольшое речное судно на песке неподалеку от мангровых зарослей, там, где в глубь суши уходила тоненькая полоска реки. Обернувшись, посмотрел, как Гепит и его люди ворвались в дозорную башню и потушили сигнальный огонь. Струя дыма в небе начала рассеиваться.

Аякс почесал щетину на подбородке и задумался над ситуацией. Многие месяцы он и его люди были в бегах, спасаясь от преследовавших их римлян. Были вынуждены искать укромные бухты и постоянно следить за горизонтом, высматривая врага. Когда припасы подошли к концу, они начали время от времени выходить из укрытия и грабить торговые суда, идущие без охраны, а также совершать набеги на прибрежные селения. Дважды они видели римские военные корабли. В первый раз римляне преследовали их до самой темноты, но беглецы под покровом ночи поменяли курс, а затем стремглав вернулись в укрытие, и когда рассвело, римляне их не нашли. Во второй раз Аякс увидел два корабля, проходящие мимо их укрытия, когда стоял на скале неподалеку от берега. Его корабль был хорошо замаскирован, корпус и мачту обвязали пальмовыми листьями.

Это непрекращающееся бегство очень утомило людей. Они сохраняли ему верность, но Аякс видел, что некоторые уже потеряли надежду. Невозможно всю жизнь жить в каждодневном страхе, что тебя поймают и распнут на кресте. Нужна новая цель, такая, какая была у них во время восстания рабов на Крите, когда они присоединились к нему[3]. Снова оглядев базу, Аякс удовлетворенно кивнул. Эта база станет идеальным местом, откуда они смогут продолжить борьбу с Римской империей. Лицо его окаменело, когда он вспомнил, какие страдания причинил Рим ему и его товарищам. Годы рабства, жестокая судьба гладиатора… Рим должен поплатиться за это. В этом Аякс не сомневался. Пока люди идут за ним, он продолжит вести войну с врагом.

– Сейчас это кстати, – тихо проговорил он, оглядывая базу. – Как нельзя кстати.

Глава 2

Центурион Макрон свесил ноги с койки, двинул плечами, крякнув, и аккуратно встал. Несмотря на то что он был коренастым и невысокого роста, ему все равно приходилось ходить, наклонив голову, чтобы не ударяться о доски палубы над головой. Его каюта, располагавшаяся в углу кормы военного корабля, была очень тесна. В ней едва помещались койка, небольшой стол, под которым стоял сундук, и штыри в переборке, на которых висели его туника, доспех, шлем и перевязь с мечом. Почесав задницу через льняную ткань набедренной повязки, он зевнул и проворчал:

– Проклятые корабли… Кто пойдет служить на флот, если он в своем уме?

Макрон находился на корабле два с лишним месяца и уже начал сомневаться, что их небольшой отряд, отправленный на поиски беглого гладиатора и его выживших сообщников, хоть когда-то найдет их. Последний раз корабль Аякса видели больше месяца назад у берегов Египта. Римляне пустились в погоню и один раз даже заметили на горизонте парус, но потеряли след, когда наступила ночь. С тех пор поиски были совершенно бесплодны. Два римских корабля прошли вдоль берега Африки до самой Лептис-Магна, развернулись и пошли обратно на восток, обшаривая все побережье в поисках Аякса и его сообщников. Два дня назад они миновали Александрию, провизия подходила к концу, но Катон, на время операции исполняющий обязанности префекта, был готов довести людей до крайности и только потом прервать поиски и повернуть на базу. Макрон был голоден, разозлен и по горло сыт этой затеей.

Надев тунику через голову, центурион выбрался на палубу по узкой лестнице. Пошел босиком, поскольку очень быстро понял, что ходить по палубе намного лучше так, а не в подбитых железными гвоздями калигах, армейских высоких сапогах. Когда хорошо отшлифованная палуба становилась хоть немного влажной, Макрон и его солдаты с трудом удерживались на ногах. На кораблях было две центурии, приданные в усиление морской пехоте, и это не было перестраховкой. Аякс и большинство его людей в прошлом были гладиаторами, и каждый из них по меньшей мере не уступал в боевом мастерстве лучшим солдатам Римской империи.

Триерарх, заметивший, что Макрон вышел на палубу, подошел к нему и приветственно кивнул.

– Доброе утро, командир.

– Да неужто? – скривившись, ответил Макрон. – Я нахожусь на маленьком корабле, набитом людьми, посреди вод морских, и даже без кружки вина, чтобы скрасить одиночество. Чего уж тут доброго…

Триерарх Полемон поджал губы и поглядел вокруг. Небо чистейшее, над головой лишь с полдюжины ярко-белых облаков, плывущих в вышине. Легкий ветер дует в парус, наполняя его, как живот пресыщенного эпикурейца[4]; волна слабая, и корабль мерно покачивается на ней. По правому борту виднеется тоненькая полоска земли, слева – только горизонт. В четверти мили[5] впереди – корма другого корабля, оставляющего за собой белый пенный след. Лучшего дня моряку и желать сложно, подумал триерарх.

– О чем можешь доложить? – спросил Макрон.

– Есть о чем, командир. Утром открыли последнюю бочку с соленой бараниной. Сухари кончатся завтра. Выдачу воды пришлось урезать наполовину.

Триерарх счел за лучшее не высказывать своего мнения по поводу скверной ситуации с припасами. Решать, что делать дальше, не ему, и даже не Макрону. Приказ о повороте к ближайшему порту для пополнения запаса провизии мог отдать только префект.

– Хм-м, – хмуро отозвался Макрон.

Они оба посмотрели на идущий впереди корабль, будто пытаясь понять, о чем думает Катон. Тот продолжал поиски, как одержимый. Но уж это центурион мог понять без труда. Он несколько лет прослужил вместе с Катоном, и с недавних пор тот стал старшим по званию. Однако повышение, полученное Катоном, было заслуженным, и Макрон без труда принял смену ролей, хотя до сих пор испытывал странное ощущение от того, как изменились их отношения. Катону набежало двадцать с небольшим лет, он был худощавый и жилистый, но в этом теле жили мастерство и отвага. А еще ум, который позволил ему выжить среди всех опасностей, с которыми они столкнулись за эти годы. Если бы Макрон и хотел себе кого-то в начальники, то именно Катона. Сам он прослужил в легионах больше пятнадцати лет, прежде чем выслужился до центуриона, и опыт еще раньше подсказывал ему, что его товарищ далеко пойдет. Но не настолько, с сожалением улыбаясь, подумал Макрон.