Безблагодатность - Владимир Смирнов

позади один за другим. На выходе из «Апперкота» у него сломалось весло; хорошо, что не последнее. «Слон» чуть не перевернул плот, забросив его на каменный язык. Но в итоге всё прошло на удивление гладко; к вечеру девятого дня Николай разбил палатку у входа в каньон.

Дальше было легче. «Реторту» Николай проскочил, даже не замочив ног; «Тортилла» тоже не потребовала особых усилий. Всё складывалось слишком хорошо, подозрительно хорошо. Особенно для того, кто давно потерял свою удачу.

8

Перед «Атлантами» Николай остановился и вышел на берег. Место, выбранное для привала, была утоптано, посреди поляны кто-то соорудил очаг из камней. Понятно, почему тут останавливались — впереди последний опасный рубеж, пятая категория сложности. По туристскому поверью здесь надо было бросить что-нибудь в реку — в дар Харги, злому духу нижнего мира. Но иерею, даже бывшему, не по сану верить в языческие предрассудки.

Николай съел протеиновый батончик, запил его горячим чаем из термоса и продолжил путь. Река подхватила плот и властно повлекла его в каменные объятия «Атлантов». С каждой секундой полёт становился всё стремительней; плот, казалось, совсем не слушает весла. Рафт неудержимо несло на огромный валун, вырастающий из середины реки. Николаю чудом удалось оттолкнуться от каменной глыбы; он отбросил обломок весла и вцепился в верёвки, ожидая неизбежного. Впереди показался узкий проход между двумя валунами. Если бы весло не сломалось, Николаю, возможно, и удалось бы проскочить каменные ворота; но без вёсел это было нереально. Неуправляемый плот вынесло на правый валун, подбросило в воздух и перевернуло. Николай ударился головой о камень и потерял сознание.

Очнулся он от холода. Волна прибила его к берегу далеко от «Атлантов», шум порога был еле слышен. Озябшие пальцы онемели и с трудом слушались. Николай выкарабкался на берег и постарался отползти подальше от реки.

— Сколько же я пробыл в воде? — подумал он. — Вряд ли долго, долго при такой температуре не выжить. Но на воспаление лёгких вполне хватит.

Он приподнялся, чтобы осмотреться, и едва сдержал стон — голова раскалывалась, виски как будто сжали раскалёнными клещами. К горлу подступила тошнота.

— Вот же непруха! — подумал Николай. — Только сотрясения мозга мне сейчас не хватало.

Он заставил себя встать, пошарил по карманам и выложил на камень всё, что у него осталось. Осталось немного — нож, зажигалка, телефон без признаков жизни, бессмысленный повербанк и резервная рация в гермопакете. Всё же лучше, чем ничего.

Дрожа от холода, он торопливо стащил с себя мокрую одежду, выжал её и развесил на прибрежных кустах. Сразу стало легче; августовское солнце быстро прогрело обнажённую кожу. Николай раскрыл гермопакет и облегчённо выдохнул — рация не пострадала. Он долго пытался связаться хоть с кем-то, менял частоты, даже перешёл на аналоговый режим. Но эфир по-прежнему был пуст. А чего он ждал — с его-то везением?

Надо было идти, пока не стемнело. Николай осмотрел разорванный спасжилет и отбросил его в сторону. Надел тельняшку, джинсы и разгрузку — одежда была ещё влажной, но солнце успело её нагреть. В ботинках уже не хлюпало. Куртку он решил нести в руках.

— Соберись, солдат! — приказал себе Николай.

Он спрятал рацию в гермопакет и осторожно опустил его в подсумок на разгрузке. Поправил нож на поясе, рассовал по карманам своё нехитрое имущество и зашагал по берегу вниз по течению.

9

Ночевать пришлось в тайге. В мокрых ботинках много не нашагаешь, ноги надо беречь. Николай выбрал тихое место, наломал сучьев и развёл костёр. Снял ботинки и поставил их поближе к огню. Очистил от коры ивовый побег, порезал и насадил на него несколько подобранных в пути подосиновиков и стал неторопливо вращать свой самодельный шампур.

В летней тайге смерть от голода не грозила; но что дальше? Николай решил идти вдоль берега, надеясь, что рано или поздно мимо будут проплывать туристы. Они заметят его и возьмут на борт, а если не смогут, то пришлют помощь.

Проснулся Николай от холода, утро выдалось туманным и неприветливым. Он умылся, напился воды из Акишмы и тронулся в путь. Из тельняшки получился прекрасный мешок для грибов; с каждым пройденным километром он становился всё тяжелее.

Когда дневная жара стала спадать, Николай заметил впереди небольшой домик с красной крышей. Рядом стояло несколько ульев, видимо, пустующих — пчёл вокруг не было видно. Подойдя ближе, Николай понял, что ошибся — то, что он принял за ульи, оказалось будками метеостанции. Железные коробки были пусты, дверцы сорваны; похоже, станцию давно забросили.

Внутри дома царило такое же запустение. У единственного узкого окошка стоял стол, рядом покосившийся табурет. В углу за низкой лежанкой виднелся округлый бок печки-буржуйки. Николай распахнул дверь настежь; свет ворвался в комнату и осветил её жалкое убранство. На лежанке бесформенным комом валялось грязное тряпьё, на столе стоял железный корпус от какого-то древнего прибора, давно выпотрошенный и забитый мелким мусором. За буржуйкой Николай нашёл старую жестянку, осмотрел её и улыбнулся — ценная находка; то, что нужно. Неизвестно, что принесёт завтрашний день, но сегодня у него будет горячая пища и ночёвка под крышей.

Но сначала — дела. Николай бегло обшарил дом, но ничего полезного больше не обнаружил. Осмотрел брошенные будки метеостанции. Петля на одной из них была оторвана, дверцу кто-то наскоро прикрутил проволокой. Николай аккуратно отмотал проволоку — пригодится. Затем обошёл окрестности, собирая сучья для буржуйки. Заодно нарезал и свежих веток для веника, чтобы хоть немного привести в порядок своё временное жилище.

Найденная жестянка оказалась весьма кстати. Ножом Николай пробил в ней две дырки и продел в них самодельную ручку из проволоки; получился небольшой походный котелок. В нём Николай и сварил суп, зачерпнув воды из Акишмы и мелко порубив найденные грибы. Наевшись, он сполоснул свой котелок и, обойдя площадку, за полчаса наполнил жестянку спелой морошкой. Затем вернулся в дом, подкинул дров в буржуйку, сбросил на пол грязные тряпки и с наслаждением растянулся на лежанке.

Включил рацию, уже ни на что не надеясь, но просто потому, что так было правильно. И подскочил на месте, услышав надтреснутый мужской голос.

— Ответьте! Кто-нибудь меня слышит? Приём! Ответьте!

10

В первый момент Николай даже задержал дыхание, боясь спугнуть ночного радиста. Замер, двумя руками вцепившись в рацию. Голос в динамике звучал отчётливо, как будто его владелец находился где-то рядом.

— Ответьте! Кто-нибудь меня слышит? Приём!

Мужчина ждал; надо было что-то ответить,