Микрокосм - Святослав Логинов

И срок пришел.

Яйцо раскололось, впустив внутрь свет и воздух. Стефан стоял в двух шагах, сжимая в кулаке тонкий стилет, и ждал, когда из глубины поднимется ему навстречу дивное существо, отнявшее у него все, что только можно отнять у человека. Но никто не поднимался, зато неожиданно в полной тишине раздался громкий детский крик.

Стефан подался вперед. На дне яйца лежал младенец, новорожденная девочка. Говорят, что во время первого крика у новорожденного то лицо, какое вновь будет годы спустя у взрослого человека. Трефуль узнал Кристину.

Он выронил стилет, схватил живой вопящий комочек, покрасневший от холодного воздуха, мгновенно утративший сходство с оригиналом, прижал к груди, не зная, куда девать его в успевшей почернеть и пропахнуть крепкими кислотами лаборатории...

В четверг вечером как всегда в это время пришел Мельхиор Ратинус. Молча оглядел помещение, вновь изменившееся до неузнаваемости, с тяжким вздохом опустил себя в кресло, двумя руками придвинул кружку с горячим вином, попробовал и привычным движением добавил кусочек сахара. И только потом неторопливо начал разговор:

- В городе говорят, что ты завершил свой труд. Честное слово, разум отказывается верить в подобные вещи.

- Разум отказывается верить в огромное количество куда более простых вещей, - откликнулся Стефан, - и тем не менее, они существуют.

- Значит, делание закончилось удачно... - протянул Ратинус. Он опасливо глянул в сторону занавески, скрывающей часть комнаты, и шепотом спросил:

- Это там?

- Да.

- А что делает?

- Спит.

- Вот уж не думал, что подобное существо нуждается во сне. Но он, во всяком случае, открыл тебе сокровенные тайны мироздания?

- Я узнал вчера величайшую тайну сущего, - твердо сказал Трефуль.

- Какую же, позволь спросить? - оживился Мельхиор.

- Это трудно объяснить...

- Да, конечно, - Ратинус закивал головой. - Признаюсь, что я и сам никому не стал бы передавать драгоценные откровения гомункулуса.

- Мельхиор Ратинус! - произнес Стефан. - Предупреждаю, что если ты еще раз назовешь ее этим мерзким словом, то я тебя ударю!

Ратинус замер с открытым ртом. Наконец он справился с изумлением, хотел что-то спросить, но Стефан, предостерегающе подняв руку, заставил его молчать.

Неведомо каким чувством Стефан Трефуль угадал, что девочка, лежащая в люльке за занавеской, открыла глаза. Чуть слышно бормоча какие-то успокаивающие слова, наивные и нелепые в устах пожилого профессора, Стефан двинулся к колыбели, и лишь через секунду оттуда послышался плач.

Ребенок звал маму.