Плоть и кровь - Джонатан Келлерман

Жениха нигде не было видно. Беквик сложил руки наподобие рупора и произнес:

– Вызываю доктора Смертельный Луч! Доктор Смертельный Луч – на сцену. Выходи же, Фил, покажись нам.

Все начали скандировать: "Фил, Фил, Фил, Фил..." И тут кто-то крикнул:

– Да вот же он!

Под шум аплодисментов толпа расступилась, и Фила Харнсбергера со стаканом мартини в руках вытолкнули на середину комнаты.

Лысеющий, с рыжеватыми усиками, обычно бледный радиотерапевт сейчас побагровел от смущения. Его улыбка больше напоминала оскал параноика; казалось, он вот-вот упадет в обморок. Врач был одет в черную футболку такого огромного размера, что она доходила до колен. На ней красовалось изображение здоровенной невесты, которая держала на цепи крохотного жениха, распростертого перед судьей на фоне виднеющейся вдалеке виселицы. Надпись гласила: "Ваша честь, я никого не убивал! За что же пожизненное?"

Беквик похлопал Харнсбергера по плечу. Тот вздрогнул и попробовал отхлебнуть мартини. Большая часть содержимого бокала вылилась на подбородок, и врач утерся рукавом.

– А как же стерильность? – закричал кто-то. – Срочно позвоните чертовым дезинфекторам!

– Гребаные микробы.

Беквик хлопнул Харнсбергера по спине, и тот с усилием улыбнулся.

– Ну что, Фил, старик, – и я не шучу насчет старика. Пришло и твое время потерять девственность.

Улюлюканье из толпы. Харнсбергер улыбнулся и опустил голову.

– Фил, – сказал Беквик, – это может показаться высокопарным, но знай, мы любим тебя, парень!

Харнсбергер ничего не ответил.

– Терминатор, ты ведь знаешь это?

Тот пробормотал:

– Конечно, Джим.

– Что ты знаешь?

– Вы меня любите.

Беквик отпрянул.

– Не так быстро, Одинокий Рейнджер! Может, это и принято среди нас, "морских котиков", только известно ли о твоих пристрастиях невесте?

Радиотерапевт густо покраснел, в толпе захохотали. Финансист продолжал:

– Нет, серьезно, Фил. Ты действительно хорошо проводишь время?

– Да, да, конечно...

Беквик в очередной раз хлопнул Харнсбергера, да с такой силой, что тот выронил стакан. Финансист наступил на него, с хрустом вдавливая осколки в ковер.

– Надеюсь, ты и правда доволен твоей последней холостяцкой вечеринкой, Фил. Жратва тебе по вкусу?

Харнсбергер кивнул.

– Выпивки достаточно?

– Да...

– Это хорошо. Потому что нам бы не хотелось, чтобы ты разозлился и направил свой смертельный луч на нас.

Присутствующие поддерживали речь Беквика согласным улюлюканьем. Жених глупо улыбался. Его приятель продолжал:

– По той же причине никто из нас не хотел бы оказаться рядом, когда ты получишь счет за все это великолепие!

В глазах Харнсбергера мелькнула паника. Беквик снова его хлопнул:

– Что, испугался? Не волнуйся, все схвачено – за счет наших пациентов. К сожалению, они не дождутся в этом месяце почечных трансплантатов.

Гиканье и веселье среди гостей. Беквик взял радиотерапевта за руку.

– А сейчас piece de resistance[2], Фил. Уверен, что досыта поел?

– Уверен, Джим.

– Ну, – Беквик усмехнулся, – сейчас увидим.

Он сделал витиеватый жест рукой. Какое-то время ничего не происходило. Затем погас свет и послышалась музыка в стиле диско, заглушившая саундтрек к порнофильму.

Толпа расступилась, две девушки в длинных черных плащах вышли на середину комнаты. Беквик незаметно удалился, а девушки, танцуя, встали по обе стороны от Харнсбергера.

Обе были довольно молоды – высокие, с красивыми фигурами, грациозно двигавшиеся на высоких каблуках-шпильках. Они широко улыбались, крутили бедрами, извивались всем телом и делали прочие движения профессиональных танцовщиц. У одной – угольно-черные длинные волосы, вторая была блондинкой с короткой мальчишеской стрижкой.

Они синхронно прижимались к бедолаге Харнсбергеру, ласкали его шею, покусывали уши, которые стали алыми, целовали щеки, поглаживали бедра. На лице радиотерапевта отражались одновременно возбуждение и страх.

Девушки стонали, касаясь промежности Фила, потом сделали вид, что расстегивают ширинку, откинули головы и изобразили смех. Начали слегка пихать врача – так щенки шакала играют с кроликом.

Темп музыки ускорился. Девушки скинули плащи – на них были одинаковые лифчики из черной кожи, черные подвязки и ажурные чулки. В руках – черные плетки.

Раздалось несколько ударов плетьми. Я подался вперед вместе со всеми, ловя каждое движение стриптизерш, каждый издаваемый ими звук. Они продолжали дразнить несчастного Фила. Черноволосая девушка потрепала его за подбородок, прижалась к нему телом, взъерошила редкие волосы. Блондинка притянула врача к себе и крепко поцеловала, пока он пытался вырваться, размахивая руками. Вдруг Харнсбергер стал отвечать на поцелуй и потянулся к ее ягодицам. Девушка оттолкнула радиотерапевта, встала на четвереньки, а затем начала опять медленно приближаться к врачу. Она немного отодвинула лифчик, чтобы был виден сосок, затем снова скрыла его.

Брюнетка присоединилась к напарнице, и они принялись уже более откровенно ласкать друг друга. Оба бюстгальтера были сброшены и полетели в толпу.

Упругие груди танцовщиц двигались в такт музыке. Девушки щипали себя за соски, плавно изгибались, играли трусиками, все более раззадоривая наблюдавших за этим зрелищем мужчин.

Стриптизерши подошли к Харнсбергеру, но на этот раз отвели его в сторону и вернулись вдвоем, держась за руки. Они приподнимали трусики, на мгновение показывая упругие, гладкие лобки, а потом резко отпускали их, от чего резинка хлопала по бедрам.

Эта игра в прятки продолжалась еще какое-то время, затем брюнетка опустилась на четвереньки и стала крутить ягодицами, одновременно держа за лодыжку блондинку. Ее напарница изображала сопротивление, качая головой и делая недовольные гримасы. Послышались подбадривающие возгласы из толпы. Внимание всех было приковано к происходящему в центре комнаты.

И вот в мгновение ока обе девушки почти обнажились. На них оставались только подвязки и чулки. Музыка стала более медленной, и танцовщицы принялись соблазнять друг друга: ласкать, поглаживать, целовать, лизать.

Черноволосая девушка легла на спину и приподняла бедра. Партнерша села между ее ног на колени, наклонила голову, словно для молитвы, и начала гладить живот. Наклонилась ниже и языком поласкала пупок. Брюнетка застонала от удовольствия.

Блондинка подняла глаза, прижала палец к губам, будто раздумывая, что делать дальше. Она протянула руки к толпе, изображая невинность и как бы прося совета.

Зрители ободряюще зашумели. Девушка нагнулась к промежности подруги, потом подняла голову и обвела взглядом находящихся в комнате людей. Когда она повернулась ко мне, я смог лучше рассмотреть ее.

Овальное лицо. Светлые глаза под нарисованными бровями. Немного выступающий, но идеальной формы подбородок. Внезапно я узнал эту девушку. И она меня. Лукавство исчезло с ее лица, уступив место неуверенной улыбке.

Лорен неподвижно сидела между извивающимися бедрами подруги. Мне показалось, она слегка покачала головой, будто пытаясь оправдаться.

Музыка продолжала звучать. Темненькая девушка поняла: что-то идет не так, и положила руку на шею Лорен.

Та сначала заупрямилась, затем все-таки наклонилась. А в следующий момент я уже направлялся к выходу.

Глава 3

Я ехал домой, сгорая от стыда. За окнами машины проносились холодные улицы, но я не замечал ничего вокруг.

У меня нет детей, и все же я привык относиться с заботой к пациентам. Благодаря встрече с Лорен я почувствовал, через что проходят родители шлюх и преступников.

Выражение неуверенности, вспыхнувшее в глазах, когда она узнала своего бывшего врача, не было присуще ей в подростковом возрасте. Я подсчитал: теперь Лорен двадцать один год. Она вправе зарабатывать на жизнь чем хочет. Кроме того, танцевать стриптиз – вполне законное занятие.

Какого черта я вообще приперся на эту вечеринку? Почему не ушел, когда стало ясно, чем все закончится?

Потому что во мне, как и во всех особях мужского пола, находившихся в том номере, разыгралась эротическая фантазия.

Робин не спала, дожидаясь меня, однако в тот вечер я оказался не самой веселой компанией.

Ночь я провел плохо и проснулся на следующий день, обдумывая мучительный вопрос: как я должен реагировать, и должен ли вообще, на эту встречу? В восемь часов обратился в службу телефонных сообщений, и там сказали, что Лорен звонила в полночь и просила записать на прием.

– Она казалась взволнованной, – заявила оператор. – Я знаю, что у вас отменен сеанс в два часа, поэтому назначила ей на это время. Все правильно, док?

– Конечно, – ответил я, внезапно похолодев от страха. – Спасибо.

– Это моя работа, док.

Ровно в два часа раздался дверной звонок, и мое сердце учащенно забилось. Пациенты, приходившие впервые, обычно ждали у ворот. Звонок в дверь означал, что Лорен открыла щеколду и самостоятельно прошла через сад. Собака не лаяла – Робин уехала за покупками и взяла Спайка с собой.