По поводу одной машины - Джованни Пирелли

Марианна отвернулась. Мужчины и женщины в промасленных, похожих на маскировочные комбинезонах застыли на местах; никто не интересовался, что происходит между ней и этим Берти. Между ней и этой машиной-убийцей. Она снова смотрит на Берти, переводит взгляд на «Авангард», потом снова на Берти, снова на «Авангард»… Явно ждет предлога — движения или слова, — чтобы уйти. Пока длилось это бесконечное ожидание, что-то зашевелилось — задвигались катушки. Сквозь прорезь видно, как они легонько покачиваются вместе с люльками. Клеть завертелась, натянула проволоку, поволокла ее к захвату. Все быстрее и быстрее. Из глубины взметнулся ветер, и с ним — разноголосица звуков. Вот они набирают высоту, становятся все громче и громче, пока не сливаются в один протяжный голос. Ни клети, ни проволоки уже не различить. Видны лишь катушки, чуть покачивающиеся в своих люльках в вихре ветра. А за захватами, будто из ничего, возникает ровный, плотный, блестящий кабель. Он тут же вытягивается, охватывает вытяжной барабан, наворачивается на приемный барабан, сжимает его плотными компактными витками.

— Теперь ты все знаешь. Знаешь, что такое твой «Авангард». Подойди поближе. Не бойся, ничего нет страшного. Пока я тут… Встань ко мне поближе, лицом к машине. Первейшее правило — не своди с нее глаз, будто пришла в кино и смотришь на экран. Второе правило: держи руку на тормозном рычаге. Тогда будешь себя чувствовать уверенно. Второй рукой нажимай на красную кнопку. Не бойся, она тебя не укусит. Нет, лучше левой. Нажимай левой. Вот так. Правой отводи рычаг. Нет, не так! Плавно, а не рывком. Еще более плавно. Так. Видишь, почти остановилась. Теперь совсем остановилась. Для первого раза неплохо. Только давай условимся: ты ответа не дала, и я тебя не принуждал. Но посмотреть все же надо было. Увидеть своими глазами и потрогать руками. Иначе как разобраться что к чему? А теперь, если хочешь, иди. Или, может, попробуешь еще разок? Сама? Вернее, только так говорится, что сама: я буду стоять у тебя за спиной. Ты же знаешь, что надо делать. Левой рукой… Хорошо. А теперь останови. Не наваливайся, плавно, как я показывал. Недурно. Ей-богу, ты уж не такая растяпа, как можно было…

— А что теперь?

— Теперь останови и снова пусти. Останови — пусти. И так раз десять, двадцать, сто. Не повредит ли это машине? Да что ты! Она послушная, как теленок…

IV

«Кофе сварен из вчерашних остатков позавчерашнего кофе. Она не заметит. Бедная головушка. Молода еще, горя не видела. А я тоже двадцать лет протрубила на молокозаводе, хотя бы десятипроцентную скидку на молоко сделали! Какое там… Кишит небось микробами. А тысячу лир на него каждые две недели выкладывай. Если бы эти деньги шли корове, она бы озолотилась. Жулики. Все они — жулики. Хоть бы нашлись в правительстве порядочные люди, обеспечили бы домашних хозяек. Только и знают: рабочие да рабочие. А кто этих ваших рабочих на свет произвел? Кто их вырастил? Даст бог, хоть дочке повезет. По мне — и так хорошо, перебились бы как-нибудь. Это все Карлина ее с панталыку сбивает, ручаюсь, что она.

Ну и свинячит же эта неаполитанская кофеварка, плюется во все стороны. Специальная прислуга нужна — ходить, подтирать за ней. Нет, никто меня не переубедит. Как это может быть? Три дня назад — письмо: „К сожалению, вынуждены сообщить“; позавчера — уведомление с просьбой явиться, а вчера приходит домой и заявляет: оформилась. Вот так, сразу, с бухты-барахты… Поди, разбери, что они замышляют… Больно умные стали… А уж моя — не подступись». В десять минут восьмого:

— Марианна!

Аделе Трабальо Колли, возраст — сорок шесть. Говоря о покойных родителях, подчеркивает: уж, конечно, такой нищеты, как сейчас, не было. Они выгнали ее из дома, когда она забеременела от Джона Колли. Джон Колли — такой же ублюдок, как и его несуразное имя. На кой он ей сдался? Впрочем, даже один раз в субботу или от двух до трех дня по воскресеньям — и то лучше, чем совсем одной. Нет, в церковь она не ходит, потому что он ходил. Только туда и водил ее, подлец. Невероятно, но факт: каждый месяц в первую пятницу причащался. Каков гусь! Пусть говорят о фашистах что хотят, они все же были умнее попов: дали ему пинка в зад. На свадебной фотографии Аделе Колли красивее, чем Марианна, тоньше. У отца нос был пуговкой. Когда Марианна выходит из себя — выкидывает очередной номер, — ноздри у нее раздуваются, точь-в-точь как у отца. Привычка насмешничать и фанфаронство какое-то — тоже у нее от него. Даст бог, этим сходство ограничится. Есть люди, которых лишают права голоса на выборах; жаль, что нет законе, запрещающего преступникам иметь детей. Из-за чего разразился скандал, после которого он исчез? Из-за того, что синьора Колли встала в семь утра, оделась (белый свитер с коричневой юбкой) — собралась пойти туда, где ей обещали работу. «Хочешь голодай, хочешь — нет, но я тебя предупреждаю: если уйдешь, я возьму чемодан и тоже уйду». С того дня прошло двадцать лет. Кто его знает, может, еще вернется…

— Марианна, что ты копаешься?

Марианна прислушивается к возне на кухне. Потирает руки. Мать гремит посудой, чистит обувь. Принесла ей туфли, поставила рядышком возле кровати. Вернулась на кухню. Марианна спросонья слышала, как мать возмущалась насчет молока, ругала неаполитанскую кофеварку, правительство. «Плюйся, плюйся, неаполитанка». Так ей и надо.

Марианна уже давно готова — одета, причесана. Присела на край постели.

Мать (зовет): — Кофе уже полчаса тебя дожидается. Остыл небось.

Ерунда. Марианна подходит к зеркалу на комоде. Сморщила нос, скосила глаза, вытянула трубочкой язык. Ух, ух.

Из кухни: — Хватит тебе прихорашиваться. Не на свадьбу.

— Уф-ф!

— А?

— А вот и на свадьбу! Марианна Колли выходит замуж за американца.

— Еще чего выдумала!

Марианна берет полотенце, повязывает его тюрбаном. Красив ли он? Таинственный и обаятельный незнакомец, а вернее прощелыга? Она сбрасывает полотенце, прижимает волосы к вискам. Будь ее воля, пожалуй, постриглась бы под мальчишку. Де лает смешные попытки ужать грудь. Черт возьми, куда столько? Надо будет попросить, пусть ей дадут такую спецовку, чтобы в ней можно было утонуть. Вроде как у того Берти.

Из кухни: — Уж не вздумала ли ты малевать себе физиономию?

— Конечно. Как Тильде из первой квартиры.

— Тильде? А знаешь ли ты, кто она такая, эта Тильде?

Марианна появляется на кухне.

— Как? Ты совсем готова?

Когда домашним хозяйством занималась Марианна, она нежилась в теплой постели до тех пор, пока мать не выпихивала ее ногами (они спали вместе на двуспальной кровати). После ухода матери она бродила по дому в шлепанцах и халате и лишь потом умывалась (слегка) и одевалась — на всякий случай: вдруг кто-нибудь нагрянет. А кто мог нагрянуть? Разве что эта пеликанша Соццани. То у нее соли не хватает, то спичек, а вернее всего — деликатности, черт бы ее побрал.

Аделе Колли: — Я пойду с тобой.

— Со мной? На «Ломбарда»?

Аделе Колли ходит в черном. Всегда. А сядет — хуже не придумаешь: ноги врозь, все видно, руки положила на коленях, грудь обвисла. Одинокий и скучный ей предстоит день.

Она смотрит на дочку снизу вверх: та стоя завтракает, макает хлеб в кофе с молоком и с шумом втягивает в себя кофе. Вот ведь вымахала! Как гренадер. В прежнее время еще куда ни шло… а теперь, когда идеал молодых людей девица в бикини… Ну и что из того? Идеал идеалом — вешай его над кроватью! — а мужики таких, как Марианна, любят… Все они свиньи, свиньи. И тот свинья был, что затолкал в сестренкину комнату и натворил ей дел. Поганец с вывернутыми ноздрями. У Марианны такие же, не она совсем другая. Главный ее недостаток — слишком толстые губы; лицо плоское, а губы толстые… Уж лучше бы большие уши… Первое, что замечаешь на ее лице, это губы. Да, красивой никак не назовешь. Впрочем, разве мужчины бегают только за богинями? На что они смотрят, когда оборачиваются? Одно слово: свиньи. Ноги у нее — это уж точно! — слишком толстые. А собственно говоря, какое мужчинам дело до ног? Знаю я, что им надо: чтобы было за что подержаться…

— Мама, можно я тебе скажу одну вещь? Не рассердишься? — спрашивает с полным ртом Марианна. — Ты всю жизнь была прислугой…

— Как ты разговариваешь с матерью?!

— Так вот, с сегодняшнего дня у тебя начнется новая жизнь. Научись вставать поздно, одеваться не спеша, в холод и дождь на улицу не выходи, спи после обеда, не обращай внимания, если… Короче говоря, поживи барыней.

— Еще что скажешь!

— Вот видишь, с тобой каши не сваришь. Давай подсчитаем: сколько прошло лет, как отец от нас ушел?

— В этом доме никакого отца никогда не было. Меня одной тебе мало? Ничего не поделаешь.

— Вот и я говорю. Ты одна меня растила, поила, кормила, даже перестаралась… — Марианна выпятила грудь Изобразила тяжеловеса.