Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа - Владимир Федорин

Раз в три-четыре недели я встречался с Порошенко – обсудить бизнес-идеи, расспросить о происходящем. Только однажды в наших беседах проскользнул намек на совместную работу. Порошенко сказал, что было бы здорово создать совет по инвестициям, который подстегивал бы реформаторские усилия правительства. Было совершенно ясно, что без больших проектов, без крупных иностранных инвестиций сдвинуть ситуацию в экономике будет трудно.

Ситуация в Крыму развивалась от плохого к ужасному, но мне казалось, что Крымом конфликт и закончится. 27 февраля российский спецназ захватил здание парламента в Симферополе – столице Крымской автономии. Новым лидером региона был провозглашен никому не известный Сергей Аксенов – лидер микроскопической пророссийской партии (на предыдущих выборах в Верховный Совет Крыма она получила 4 % голосов), человек с темным прошлым[6]. 16 марта оккупационная власть провела плебисцит о присоединении полуострова к России, а всего через день Москва объявила о включении Крыма в состав своего государства.

Украинская армия не оказала сопротивления захватчикам.

В марте-апреле брожение охватило Луганскую и Донецкую области. 6 апреля толпа захватила здание Службы безопасности Украины в Луганске. 12-го группа российских диверсантов во главе с Игорем Гиркиным заняла Славянск, город со 130-тысячным населением, расположенный на полпути между главными центрами украинского востока – Харьковом и Донецком. В тот же день под контроль сепаратистов перешел Мариуполь – индустриальный центр с 480 000 жителей на побережье Азовского моря.

Поначалу я не придавал событиям на востоке большого значения, думал, у власти хватит сил положить конец беспорядкам, как это произошло в моем родном Харькове. Весь март город лихорадило, 6 апреля сепаратисты захватили областную администрацию. Два дня спустя здание освободили – операцию провел министр внутренних дел Арсен Аваков. На этом история харьковского сепаратизма, по большому счету, и закончилась.

В апреле 2014-го я решил, что не могу позволить себе паузу длиною в год. В Украине появляются новые возможности, а я буду в отъезде и все пропущу? Вот только съезжу с друзьями на Ближний Восток – в Израиль и Иорданию, а потом вернусь и займусь делами.

Мы тренировались бок о бок с израильским спецназом: спускались с моста в надувные лодки, учились освобождать заложников – со стрельбой холостыми, с «ранеными», которых нужно перетащить в безопасное место, чтобы сделать укол. Караваном из шести броневиков въезжали в поселок через ворота в высокой стене. Мы не сталкивались с реальными боевыми действиями, но все было по-настоящему.

– Если будут стрелять, не волнуйтесь, – напутствовали нас инструкторы. – Людей у нас достаточно.

Израильский патриотизм буквально заражает. Страна, практически не имеющая полезных ископаемых, расположенная на скудных почвах, окруженная врагами, демонстрирует чудеса эффективности. Мы гостили у фермеров, которые живут на израильском фронтире в совершенно спартанских условиях. Никто не заставлял их туда ехать. Представьте себе бородатого фермера с пистолетом на поясе, который рассказывает, что на этой земле будут жить и работать его дети, что скоро у него будет в полтора раза больше коз, чем сейчас, что он начал делать сыр…

Мы говорили с солдатами-срочниками. В них нет ничего сверхчеловеческого. Обычные парни и девчонки, готовые умирать и убивать за свою страну. Этого инстинкта очень не хватало нашим ребятам в первые недели боев на востоке, без него не выстоять в схватке с сильным врагом.

Звонок Порошенко застал меня на юге Иордании.

Недавно я еще раз анализировал тот разговор. Возможно, в глубине души я согласился с предложением Президента почти сразу. Было три соображения, которые обусловили мое «да».

Во-первых, впечатления от израильского патриотизма срифмовались с послереволюционной эйфорией в Киеве, с ощущением того, что перед Украиной и моим поколением открылись совершенно небывалые перспективы. Мы можем поменять страну, сделать ее открытой, комфортной для бизнеса и обычных граждан.

Во-вторых, я воспринял предложение как управленческий вызов. Да, я руководил крупнейшим в Украине медиа-холдингом, но государство – самая крупная организация, которую только можно вообразить. Такой шанс выпадает раз в жизни. Сюда же примешивался и другой мотив: сколько можно критиковать тех, кто нами правит? Не нравится – попробуй сделать лучше.

Наконец, личный фактор. Я всегда глубоко уважал Петра Порошено. Мне хотелось ему помочь.

Знай я то, что знаю сегодня, принял бы я иное решение? Я, как, наверное, и подавляющее большинство украинцев, не предвидел, что антитеррористическая операция на Донбассе перерастет в настоящую войну. Второй ошибкой в оценке ситуации был чрезмерный оптимизм в отношении экономических перспектив. В частности, я недооценивал степень неэффективности госсектора. Это заблуждение разделяли со мной многие, тем более что повод к оптимизму давал и Международный валютный фонд, который 30 апреля 2014 года одобрил новую программу поддержки Украины – первую после четырехлетнего перерыва. Это означало, что в течение двух лет страна может рассчитывать на получение $17 млрд.

У меня нет ответа на вопрос, вынесенный в начало предыдущего абзаца.

Президент подписал указ о моем назначении 10 июня 2014 года.

Здание на Банковой улице, где расположена Администрация Президента, построено в конце 1930-х для штаба Киевского особого военного округа. Проект утверждал командующий округом Иона Якир, расстрелянный в 1937 году в ходе сталинских чисток. После войны здесь разместился Центральный комитет Компартии Украины. По этим коридорам ходил маршал Жуков, здесь работали первые секретари ЦК КПУ Никита Хрущев и Владимир Щербицкий. Сразу после распада СССР в здание заселились президентские структуры, но в первые месяцы работы меня не оставляло ощущение, что с советских времен здесь мало что изменилось. «Обкомовские» интерьеры. Люди из 1980-х. Во многих кабинетах не было компьютеров.

В апреле 2015-го на подступах к моей приёмной на втором этаже администрации открылся Second Floor Art Center. Длинный, лишенный солнечного света коридор, который всегда вселял в посетителей страх и покорность, превратился в пространство свободы для художников, создающих новые представления о нашей стране. По выходным доступ к этому пространству получили обычные граждане, не имеющие регулярных пропусков для посещения АП.

Первая выставка «Деятели Украины» была посвящена выдающимся представителям нашей страны в интерпретации группы иллюстраторов Pictoric. Художническая смелость в изображении канонических фигур украинской истории и культуры захватывала дух: авангардный портрет основоположника украинского романтического театра Леся Курбаса – из кругов, овалов и немного наивной типографики; ярко-красный с четырех сторон и черный в центре ковер, усеянный мифологическими образами, месяцами и глазами-апотропеями, – изображение классика мировой литературы Николая Гоголя; лубочный лик мецената и просветителя Константина Острожского. Сплав старого и нового, авангарда и традиции – все это, на мой взгляд, настраивало посетителя на творческий лад, раскрепощало мысль, заставляло задуматься о своем вкладе в будущее страны.

Впрочем, я забежал вперед.

Чувство остановившегося времени усиливалось во время общения с чиновниками. Очень скоро я убедился в том, что средний уровень большинства госслужащих в Украине очень низкий. Причина – отрицательный отбор: на госслужбу приходили люди, не сумевшие найти себя ни в частном секторе, ни в общественной жизни.

Это не значит, что в Украине совсем нет карьерных чиновников высокого класса. К их числу относятся и министр иностранных дел Павел Климкин, и посол в США Валерий Чалый, и мои заместители Константин Елисеев и Алексей Днепров, и губернатор Харьковской области Игорь Райнин. Могу назвать еще десятки фамилий, но это исключение, а не правило.

Другое неприятное открытие – неготовность чиновников работать на результат, нежелание принимать решения. Выходцу из бизнеса, мне было некомфортно иметь дело с людьми, которые постоянно чем-то заняты, но эта их занятость ни к чему не приводит. Это страшно раздражало.

Третье, что меня поразило: у многих людей, в том числе прошедших Майдан, отсутствовало понимание того, что страна изменилась, что «жить по-новому» – это не просто предвыборный слоган Петра Порошенко, а требование исторического момента. Летом 2014-го большинство высших чиновников и связанных с государством бизнесменов продолжали жить в старой парадигме. Да, воровства стало меньше, коррупционные потоки обмелели, но государственный бюджет, как и прежде, воспринимался как главная кормушка.