Конторщица 4 (СИ) - А. Фонд

на кровати туда-сюда. Что-то не давало мне покоя, какая-то смутная мысль постоянно ускользала от меня, смущая.

Наконец, устав от всего этого, я уселась на кровати, завернувшись в кокон из одеяла, и уставилась в тёмное окно. Если проблема существует, её надо решить, а, чтобы её решить, нужно понять, где и что не так.

И я начала думать и анализировать.

Будяк? С ним как раз всё понятно. Он накосячил. Тупо, топорно накосячил. Даже думать об этом неприятно. Понятно, что он мне ничего не должен, да и я ничего ему не должна. Но наши отношения зашли на тот момент в такую сторону, что по крайней мере рассчитывать на чистоту и уважение я право имею.

Да, видно, что он сожалеет. Но, на мой опытный взгляд, он больше сожалеет, что попался, вот так бездарно засыпался, а не о том, что накосячил и оступился. Он даже не понимает, что причинил мне боль.

Сожалею ли я? Если честно, то есть немного. Я так устала быть одна. Тем более тело у Лидочки молодое, гормоны периодически бурлят, и как бы я не убивала себя изнурительной работой, решением своих и чужих проблем — всё равно порой хочется, чтобы тебя обняли сильные мужские руки. Хотя бы так.

Но ладно. Хватит об этом.

Усилием воли я заставила себя думать дальше.

Что же ещё?

Иван Тимофеевич? Сказать по правде он меня немного удивил этим предложением. С одной стороны, что скрывать от самой себя, вести рубрику в газете мне нравилось. Такая милая творческая работа. Признание читателей тоже очень льстит. Тем более с моими знаниями из двадцать первого века писать все эти заметки было более чем легко.

А с другой стороны — оно мне надо? С этой страницей моей истории нужно тоже покончить. Нужно идти вперёд, а не топтаться на месте.

Тогда Иван Аркадьевич? Даже не смешно. Очередной «сверхважный» отчёт или поручение. Завтра всё выясню. После обеда.

«Опиюс»? Да, слегка напрягает такая его настойчивость. Что ему от меня нужно? Но в ближайшее время бежать выяснять я не горела желанием. Потом как-нибудь само рассосется.

Тогда что?

И тут меня осенило — «настоящая» Лида Скобелева, «запертая» в теле толстухи! Я вспоминала тот наш разговор, пыталась проанализировать, и, незаметно для себя, уснула.

Смущавшую меня мысль я так и не поймала.

А утром я пригналась в диспансер, практически не опоздав. Отказавшись от завтрака (глубокая тарелка с манной кашей комочками, кусок хлеба с маслом и сладкий некрепкий чай), я была отправлена проходить врачей.

Это оказалось долго и утомительно. Меня опять осматривали, измеряли и пытались найти во мне изъяны. Но, к счастью, и эта экзекуция была окончена, и я отправилась обратно в палату, дожидаться обеда. Пока время ещё было я выскочила на веранду в надежде застать там Лиду.

Мне повезло — она сидела за столом, на том же месте. На ней был тот же страшный халат, но общая зачуханность облика стала чуть меньше. Лида сидела и раскачивалась туда-сюда, периодически пуская слюни.

Увидев меня, она встрепенулась, торопливо вытерла слюни рукавом и показала в радостной улыбке пеньки от зубов.

— Привет, — в ответ улыбнулась я, протягивая ей кулёк с ирисками и другими конфетами (всё, что нашла в закромах запасливой Риммы Марковны, я выгребла для этой Лиды) — Держи. Это тебе.

— Ой, спасибочки! — обрадовалась толстуха, схватила кулёк и активно зашуршала фантиками.

— Слушай, Лида, а скажи мне такое…

— Смотри! Тут даже «Красный мак» есть! — восхищённо воскликнула Лида, перебив меня. — И «смородиновая» карамелька! О! Целых четыре!

Мне пришлось подождать, пока детские восторги улягутся. Но я сказала себе, что бедная девушка провела тут слишком много времени и банально соскучилась по конфетам. Нужно будет ей ещё что-то такое принести. Может, ей крем для рук нужен или шампунь.

Когда кулёк практически опустел, я таки задала вопрос:

— Что будем дальше делать?

— А я знаю? — толстуха пожала плечами и развернула ещё одну конфетку.

— Лида, ты же понимаешь, что отдать тебе это тело я физически не могу. Это невозможно. — сказала я, — не знаю, как так получилось, что меня закинуло сюда, а тебя — сюда. Но моей вины в этом нет. Ты понимаешь это?

Толстуха кивнула, как мне показалось, равнодушно. Но я не стала заострять на этом внимание. Она прожила в этой дурке столько времени. Понятно, что оставаться абсолютной нормальной в таких условиях титанически трудно.

— Но тем не менее, я считаю, что жить тебе здесь и дальше — несправедливо. Ты и так здесь столько времени просидела…

— А что я могу сделать? — огорчённо покачала головой Лида, — мне некуда идти.

— Увы, но домой я тебя забрать не могу, — покаялась я, — у меня дома тётя и ребенок.

Известие о ребенке не произвело на настоящую Лиду особого впечатления. И про тётю она не спросила. Интересно, что за уколы ей делают?

— Но зато у меня есть комната в коммуналке, — сообщила я ей. — Она как раз пустует сейчас. Там раньше Римма Марковна жила. И ты могла бы пожить сейчас там.

— В коммуналке? — захлопала глазами Лида.

— Да, там хорошая комната. В переулке Механизаторов. Она свободна. И соседи неплохие. В одной комнате семья живет, в другой — мужчина, инвалид. Он тихий. Ещё две комнаты пустуют. Ты не помнишь разве?

Лида расстроенно покачала головой:

— Я теперь мало что помню. Очень сильные таблетки дают. И уколы.

Мне было жаль её до слёз.

— Но ты не думай, — горячо зашептала она, оглядываясь на вход, не идут ли санитары, — мне бы хоть какое-то время не получать их, и я всё обязательно вспомню! Ты же веришь мне?

— Верю, — вздохнула я и продолжила. — А Валеру Горшкова ты помнишь?

Толстуха отрицательно покачала головой:

— Доктор сказал, что у меня вытеснение плохих воспоминаний.

Я покивала, вспомнив старичка-доктора, который утверждал то же самое.

— Он, кстати, тоже здесь находится.

Толстуха смотрела равнодушно, разглаживая на столе фантики.

— Ты была за ним замужем.

Судя по тому, как вытаращилась на меня Лида, эта новость застала её врасплох.

— Я? Замужем?

— Да. Когда я попала в это тело, ты была замужем за Валерой. Поэтому ты Лида Горшкова.

— Ты что развелась с ним? — спросила вдруг Лида.

— Да.

— Почему?

— А ты его видела? — усмехнулась я, — напыщенный эгоистический павиан. Зачем нам такой муж? Если надо — получше найдём.

Это моё рассуждение привело толстуху в восторг. Она засмеялась и аж в ладоши захлопала:

— Найдём получше!

— Конечно, — убедительно сказала я. Мне так хотелось её приободрить. — Мы тебе найдём самого лучшего мужа.

— Но я… — толстуха неуверенно показала на себя.

— Это не страшно, — постаралась успокоить её я. — Сама же говоришь, что разнесло тебя от уколов и таблеток. А без них ты обратно в форму вернёшься. Это тело тоже было жирноватым. Но ничего, я его переделала, как нравится мне. Ещё не до конца, но уже результат есть. И с тобой также поступим. Через пару месяцев станешь конфеткой.

— Конфеткой… — с улыбкой повторила Лида и сунула последнюю конфету в рот.

Блин, а я и не заметила, что она за двадцать минут умяла почти килограмм конфет, если не больше! Да уж, процесс перевоплощения явно будет труднее, чем мне казалось. Но ничего, я и не такие задачки решала!

— Лида, — сказала я. — А что ты помнишь из своей прошлой жизни?

— Родителей, — неуверенно ответила Лида. — Но смутно. Словно во сне.

— А сестру?

— И сестру помню…

— А жениха?

— Жениха?

— Ну да, Витю. Из-за которого ты первый раз сюда попала, — попыталась объяснить я так, чтобы не травмировать её опять.

— Витюшу помню, — застенчиво улыбнулась Лида.

— Ты его так сильно любила? — спросила я.

— Почему любила? — брови толстухи взметнулись вверх, — я его и сейчас люблю.

И я решила, что Витя обязательно станет мужем бывшей Лиды, а ныне Веры Борейкиной. Во всяком случае я хоть так попытаюсь компенсировать этой бедной девушке её трагедию. Приложу все усилия. Витя должен сполна расплатиться за свой кобеляж между сёстрами. А Лариску мне было не жалко.

На обед я не осталась, решила смотаться в депо «Монорельс», раз Иван Аркадьевич хотел поговорить. Тем более как раз в ту сторону ехал завхоз из нашей больницы и по протекции Тамары Васильевны, с которой я задружилась, меня взяли подвезти.

Уже буквально через двадцать минут я влетела в приёмную. За столом никого не было. Аллочка ушла на обед.

На всякий случай я постучалась в кабинет, вдруг Иван Аркадьевич не ушел или уже вернулся. Но было заперто.

Немного разочарованная я развернулась