Кто и как изобрел Страну Израиля - Шломо Занд

Тривиальная, печальная история: свободные от территориального дискурса рассуждения Занда о еврейском народе задели его сионистских оппонентов почти исключительно своим потенциальным территориальным аспектом — напрашивающимся отрицанием «вечного и неотъемлемого права» евреев на «священную территорию». Поэтому территориальную тему Занду пришлось обсуждать особо. Подробно и деликатно.

Нынешняя книга Занда представляется в Израиле крамольной и опасной. Это неприятно для автора, но замечательно для издателя. Опасные книги превосходно продаются. Увы, в данном случае коммерческий успех — лишь побочное действие (side-effect) горького лекарства. Хочется пожелать Занду проснуться однажды автором скучного исторического исследования, консенсуального в плане выводов, пылящегося на полках и абсолютно нерелевантного, вдобавок малоправдоподобного — ну неужели в Израиле кто-нибудь когда-нибудь запрещал браки евреев с неевреями, десятилетиями держал миллионы людей под военным управлением и не принимал арабов — граждан страны на приличную работу, тем более, в государственные ведомства? Этого не может быть — не правда ли? Это всего лишь ночной кошмар… Солнечные лучи немедленно его элиминируют.

Такое утро, утро нерелевантности, несомненно, настанет — только когда?

Александр Этерман

Выражения признательности

Я хочу выразить свою глубокую благодарность всем друзьям и знакомым, которые тем или иным образом помогли мне завершить эту книгу: Авиаду Орену, Александру Этерману, доктору Эрану Эльхаяку, доктору Йонатану Алыыеху, доктору Нице Арэль, Мишелю Бейлису, доктору Брахе Бен-Шаммай, Йоси Барнеа, Гиле Гилад, Ное Гринберг, профессору Исраэлю Гершони, доктору Яэль Даган, Рони и Дану Даринам, Асаду Зуаби, доктору Амнону Ювалю, Ювалю Лаору, Эрану Леву, Йардене Либовски, доктору Херардо Лайбнеру, Махмуду Мусе, Рану Менахми, Линде Незри (Nezri), Ставит Синай, Анне Сергеенковой, Борису Черчесу, Боазу Эврону, профессору Кристофу Прошассону (Prochasson), доктору Ние Периволаропуло (Perivolaropoulou) и Амнону Саде.

Я признателен куда больше, чем могу выразить словами, моим дочерям Лиэль и Эдит и моей супруге Варде.

Я благодарен профессору Жану Бутье (Boutier), доктору Иву Дуазо (Doazan) и доктору Арондетти Вирмави (Virmawi; все трое — из Марсельского отделения Высшей школы социальных наук E.H.E.S.S.) — за гостеприимство и проявленную ими по отношению ко мне сердечность.

Я от всего сердца благодарю Терезу Айзенберг, а также всех сотрудниц и сотрудников издательства, основательно поработавших над этой книгой и сделавших все от них зависящее для того, чтобы устранить или сгладить ее недостатки и сделать ее удобочитаемой.

Я благодарен своим ученикам, постоянно бросавшим вызов моему историческому воображению, равно как и тем, кто терпеливо выслушивал меня даже тогда, когда мои рассуждения им надоедали.

Два слова всем тем, кто критиковал или даже разносил мою предыдущую книгу и тем самым — укрепив мою решимость или оплодотворив мою фантазию, — подтолкнул меня к написанию этой книги: я обязан вам гораздо сильнее, чем вы можете (или хотели бы) вообразить. Критики постоянно утверждали, что все мои основные утверждения общеизвестны, содержатся в их сочинениях — и в то же время абсолютно неверны. Я должен признать, что критики отчасти правы: все то, что считалось общеизвестным в свое время и было позднее вытеснено на периферию исторической науки или даже вовсе замалчивалось, стало теперь основой критического исторического нарратива, который я и воспроизвел, превратив его тем самым в «политически некорректный» и «антиисторический». Надеюсь, что моя нынешняя работа сможет — хотя бы с частичным успехом — сделать то же самое.

Все содержащиеся в этой книге огрехи, ошибки и неточности, равно как и излишние преувеличения и нестандартные мнения, порождены мною одним, и я один несу за них ответственность. Все упомянутые выше лица не имеют к ним ни малейшего отношения.

Тель-Авив — Марсель, 2012

Введение: банальное убийство, жажда избавления и топонимика

Сионизм и его порождение, государство Израиль, добывшие Стену Плача посредством военной победы и реализовавшие таким образом свой земной мессианизм, не смогут с ней расстаться и покинуть завоеванные части Страны Израиля[13], иначе как отказавшись от присущей иудаизму историографической концепции… Секулярный мессия не может отступить. Он может только умереть.

Совершенно некорректно идентифицировать традиционные связи евреев с Землей Израиля «своих праотцев»… со стремлением собрать всех евреев в современном территориальном государстве на древней Святой земле.

Обрывки воспоминаний, парящие, как таинственные птицы, над этим сочинением, связаны с моей молодостью и с первой территориальной войной, в которой мне довелось участвовать. Мне представляется важным открыть книгу именно ими, — чтобы, прозрачности и корректности ради, познакомить читателя с эмоциональным базисом, на котором выросло мое интеллектуальное отношение к мифологии национальной территории, могил праотцев и больших обтесанных камней.

1. Воспоминания «о земле праотцев»

5 июня 1967 года я пересек израильско-иорданскую границу в Гиват-а-Радар (Джабль а-Радар), в иерусалимских горах. Я был совсем молодым солдатом, мобилизованным, как и другие, для того чтобы защищать свою страну. Дело было вечером. Мы молчаливо и нерешительно переступали через обрывки колючей проволоки. Те, кто шли перед нами, напоролись на мины, их рваная плоть разлетелась в разные стороны. Я дрожал от страха, мои зубы громко стучали, гимнастерка пропиталась холодным потом и прилипла к спине. Мое тело двигалось неуклюже, как механическая кукла; при этом я не мог не думать о том, что в этот момент впервые выбрался за границу. Я не родился в Израиле — меня привезли сюда из Европы в двухлетнем возрасте, но, разумеется, я не мог этого помнить. Кроме того, я вырос в очень бедной семье, в нищем Яффо, и начал работать еще подростком, так что мечта посмотреть мир была для меня совершенно несбыточной по материальным причинам.

Очень скоро выяснилось, что мое первое «прощание» с Израилем нельзя назвать веселым приключением — меня немедленно отправили сражаться за Иерусалим. Еще более досадным оказалось то обстоятельство, что эти места вовсе не представлялись другим солдатам «заграницей». Многие из них считали, что пересекли границу государства Израиль и немедленно попали в «Страну Израиля» — в «Эрец Исраэль». В самом деле, разве не скитался праотец Авраам между Хевроном и Бейт-Лехемом, а не между Тель-Авивом и Нетанией? Несомненно, царь Давид завоевал и возвысил древний Иерусалим, находившийся к востоку от «зеленой линии» прекращения огня 1949 года, а не современный шумный израильский город к западу от этой линии? «Какая, к черту, заграница, — говорили мне солдаты, вместе с которыми я шел в самое пекло боя, в иерусалимский квартал Абу-Тур. — Это и есть настоящая страна наших праотцев».

Мои боевые товарищи полагали, что находятся в стране, которая испокон веку принадлежит им одним. В отличие от них, мне представлялось, что я оставил собственную страну, в которой прожил почти всю свою жизнь и куда боялся больше не вернуться — если погибну в одном из боев. Вообще-то счастье мне улыбнулось — я остался в живых, причем без особых усилий с моей стороны. Однако опасение, что я больше не вернусь в страну, из которой вышел, также оправдалось, хотя и неожиданным образом, который я в то время не в состоянии был вообразить.

На следующий день после сражения за Абу-Тур нас, солдат, разумеется, тех, кто не пострадал в бою, повели к Стене Плача. Мы осторожно шагали по мертвым улицам, держа в руках заряженное оружие. Изредка в одном из окон на мгновение появлялось и исчезало перепуганное лицо. Довольно скоро мы вошли в узкий проход — проулок, одной из сторон которого была высокая стена из обтесанных камней, другая же состояла из домов. В то время, разумеется, дома в этом квартале (старинном квартале Муграби) еще не были сплошь снесены, чтобы освободить место для огромной площади рядом со Стеной, где сегодня собираются фанатики «Диско-Стены» или «Дискотеки Святого духа»[15], как нередко называл ее профессор Йешаяху Лейбович[16]. Мы были выжаты и утомлены до предела, кровь убитых и раненых впиталась в нашу грязную форму. Больше всего нас волновал прозаический вопрос, где бы тут помочиться, — ведь мы не могли остановиться в одном из немногих еще открытых кафе или зайти в дома, принадлежащие местным жителям. Чтобы не оскорбить тех, кто сохранил уважение к традиции, мы мочились на арабские дома, стоявшие с другой стороны проулка, напротив Стены, и, таким образом, не оскверняли сооружение, воздвигнутое верно служившими Риму «злодеем» Иродом[17] и его потомками, надеявшимися при посредстве огромных камней прославить свое (в случае Ирода — тираническое) правление[18].