Не ломайся, девочка - Айрин Лакс

Я бы втащил тому муду, кто с моей милой в одной хате жил. Да я бы вообще сам с ней жил и все прочее. Так что не сходится. Или у тебя лав стори на расстоянии? Так бросай, маета.

Хотел сказать, хуета. Так привычнее. Но рядом с этой малыхой даже ругаться как-то… не то.

Пиздец, я как будто в музее жить буду. Тут не сорить, там не сидеть, в этом углу не курить, баб не водить и вслух не материться…

Еще и не лапать… экспонат, да?

А мы в одной комнате… спать будем.

И как я свой утренний стояк надрачивать буду? Не всегда баба под рукой имеется, в которую привсунуть можно… Подрочить, пока еще сонный, это самое то. А теперь и баба… в одной комнате со мной будет, еще и такая манкая. Баба есть, ебли нет.

Да тьфу, а не жизнь. Где свобода обещанная? После лагеря разгуляться хочется, не задвигать себя в рамки узкие!

Съехать, что ли?

Так-то я думал, подселят какого-нибудь чмошника-студентика, я его щемну так. чтобы не отсвечивал, и спокойно стану жить, на первое время шароебиться по злачным местам и скромная хата сойдет.

Период у меня такой, разгульный.

Хоть отсидел недолго, но чувство такое, будто меня всю жизнь в тесных задворках держали, душа требует уйти в загул. Душа…

Шары покатаю, сколько влезет, баб перетрахаю, а потом и к делу вернуться можно.

Снова на ножки залипаю, на тонкую шейку. В фантазии упорно ползет, как я эту тонкую шейку сжимаю правой рукой и трахаю девичье тело сзади…

И у нее коленки трясутся. Но не от страха.

В загул. Срочно в загул… Душа зовет. Нет, кажется… кхм… в член все упирается.

— Картошка будет готова через пять минут.

Малыха смотрит с надеждой, вдруг откажусь.

И по совести, мог бы отказаться. Но вместо этого я сажусь за стол и хлопаю ладонями.

— Сто лет картохи жареной не ел.

Я и картохи жареной поем, и Ирочку отжарить успею.

Не вижу причин отказываться, когда можно взять все, а там, глядишь, и малыхе пару палок перепадет…

Чую, пиздит малыха про жениха.

Не стану же я и ее без удовольствия оставлять?

Глава 4

Аглая

— Сто лет картохи жареной не ел! — изумляется вслух мой сосед, забрасывая в рот одну вилку за другой.

Аппетит у него отменный. У меня его попросту нет, я вяло перебрасываю картошку из одного конца тарелки в другой. Жду, чтобы этот ужин поскорее закончился, и мы бы просто разбежались по своим углам. Хотя углов в однушке не так уж много, и в каждом из них я буду лицезреть этого молодого и, кажется, очень активного мужчину. Пока мы ужинаем, он все время с кем-то переписывается. Я мучительно жду ответа от администратора.

Сегодня в ресторане гуляют банкет, свадьба до самого утра. Может быть, нужна помощь? Я лучше ночь на ногах проведу, чем с этим мужланом останусь! Я вообще в вечернюю и ночную смену хочу уйти, чтобы с ним не пересекаться.

Когда моя надежда почти истощилась, Дарья Николаевна присылает мне ответ:

«Выходи! Свадьба сумасшедшая. Гости дикие. Одного официанта с ног сбили, пришлось увезти на скорой, руку сломал.»

Повезло! Вот это повезло…

Улыбаюсь, набирая ответ:

«Уже бегу»

Чувствую, как по лицу ползет взгляд Тихона. Он комментирует:

— Че, жених… — хмыкает. — Написал?

— Некогда болтать. Я поужинала, — сунув тарелку в пакет, чтобы картошка не заветрилась, ставлю в холодильник. — Мне пора на работу. Вымоешь за собой тарелку и столовые приборы, пожалуйста.

— Кем работаешь? — бросает мне вдогонку.

Не отвечаю ничего. Пусть не пытается «подружиться». Это бесполезно. Я не вижу в нем ни друга, ни соседа приличного. Быстро схватив одежду, переодеваюсь в ванной.

Стучит по двери.

— Соседка, а у тебя утюг не найдется?

— Возьми тот, что стоит в квартире. В шкафу. На боковой полке. Осторожнее, это утюг хозяев квартиры, он капризный, там режим сбит на одно деление.

— Глаш… А может, ты погладишь? — спрашивает с надеждой. — Брюки и рубашку.

Так, стоп…

— Ты куда-то собрался?

— Ага. Я бы тебе рассказал, но мы же не обсуждаем личную жизнь.

Вот черт… Он гулять собрался! Торопливо наношу макияж.

— Когда вернешься?

— К утру, а что?

— А ты не мог бы… Там и остаться? — спрашиваю с надеждой.

Я все еще мечтаю остаться одна и выспаться спокойно.

— Остаться? С ночевкой у девушки, с которой тебя связывает приятный перепихончик? Глаша, если мужик ночует там, где трахается, тем самым он невербально подает сигналы: типа, эй, псс… тут кое-что большее намечается. Я такими сигналами семафорить не стану. Тем более, у меня есть квартира.

Вот черт…

— Так ты мне брюки погладишь? Экстренно, Глаш. Я завтра новый утюг куплю. Мне не сложно…

Если тебе утюг купить несложно, так, может, и заночуешь у той, что с тебя эти брюки снимет?!

— Только с одним условием.

— Какое?

— Мы сделаем расписание, чтобы не пересекаться. У меня ночная смена, завтра я хочу спать.

— Спи, разве я тебе мешать буду?

— Одна, Тихон. Если мы вынуждены быть соседями, то давай создадим удобства для двоих, а не только для тебя одного.

— Я творческий. Расписание — полная… херня…

Он отошел, но я услышала окончание:

— Из-под коня.

Херня из-под коня! Да как он с таким подходом в армии служил?

Наверное, часто сапогом по лицу красивому получал, и ему последние мозги отбили.

Получается, мне в соседи достался отбитый хам!

Ой, мама… Ой, как в деревню захотелось… В родную Камышовку…

Тем не менее, прятаться в ванной комнате все утро не выйдет. Придется покинуть помещение.

Осторожно выбираюсь, слушая отборную ругань.

— Ах ты падла… — бранится. — Глаша!

Я замираю на месте, побледнев от страха. Медленно крадусь в сторону прихожей, там есть большая металлическая ложка. На всякий случай. И еще стоит ароматизатор воздуха. Прысну в глаза…

— Глаша! — раздается ближе. — Ну будь ты другом, а? Одна рубашка уже испорчена. В какую сторону деление, а?

Слышится шум, Тихон бросается обратно.

— Да твою же мать… — бросается обратно. — Он еще и не стоит.

В воздухе пахнет паленым.

Пока Тихон, по всей видимости, собрался набрать воды для утюга, тот накренился и упал на рубашку, пропалив в ней большое пятно от подошвы.

— И у него подошва неустойчивая, — добавляю.

— Да я уже понял. Так ты поможешь?

— Я опаздываю. К тому же ты обзываешься.

— Когда?!

— Ты только недавно сказал. Ах ты падла, Глаша.

— Я сказал не так!

Хмурится,