Город Звёзд - Мэри Хоффман

за нее запрашивали от двух до трех тысяч долларов — несколько, мягко выражаясь, побольше, чем заплатила Джорджия.

Еще на одном из заинтересовавших Джорджию сайтов сообщалось о бронзовой вазе из Монтелеоне, где бы там это место ни находилось, изображавшей колесницу, которую влекли крылатые кони. Изображение вазы, к сожалению, отсутствовало, но Джорджия вполне могла представить его в своем воображении.

Риккардо, главный конюший округа Близнецов, ожидал знатного гостя. Его намеревался навестить Никколо, герцог Джильи и глава могущественного семейства ди Кимичи. Герцог гостил сейчас у своего младшего брата Фердинандо, который был принцем Реморы и одновременно Папой. Хотя официально центром созданной ди Кимичи республики считалась Ремора, реальная власть была сосредоточена на севере, в Джилье, в руках герцога и его наследников.

У Никколо, правнука основателя династии ди Кимичи, было пятеро детей, четверо из них сыновья, и во всей Талии не было более честолюбивого, чем он, человека. Под его руководством семья ди Кимичи распространила свое влияние на все основные города севера страны и теперь правила в большинстве из них. Лишь на северо-восточном побережье несносный город-государство Беллеция противился всякому союзу с ним или его семейством. И у Никколо в связи с этим уже появились кое-какие планы.

Здесь, в Реморе, его положение было вполне прочным. На пути в несколько сотен шагов от папского дворца до конюшен округа Близнецов ему десяток раз пришлось останавливаться, чтобы обменяться шуткой с каким-нибудь богатым купцом или позволить кому-либо из граждан победнее облобызать его руку. В конюшни Никколо явился в превосходном настроении.

Риккардо испытывал чувство невероятной гордости. Накануне его посетил Папа, а теперь герцог Джильи, считавшийся богатейшим человеком Талии, прибыл, чтобы взглянуть на лошадей. Самую лучшую из них конюший решил показать последней.

— А вот это, ваша светлость, тот, которого мы выставим на Звездных Скачках.

Никколо взглянул на гнедого жеребца, который нервно раздувал ноздри, явно намереваясь встать на дыбы. Герцог погладил своей затянутой в перчатку рукой морду лошади, ласково заговорил с нею, а затем обернулся к конюшему.

— Сильны в этом году будут соперники?

— Ну, ваша светлость, вы же знаете, в каком секрете держится здесь всё, касающееся скаковых лошадей, — слегка Нервничая, начал Рикардо.

— Я плачу вам за то, чтобы вы не просто ухаживали за лошадьми, но и выведывали подобные секреты. Разве не так? — Холодно посмотрев на конюшего, сказал Никколо ди Кимичи.

— Да, ваша светлость, — пробормотал конюший. — И теперь, когда у меня появился новый конюх, это станет намного легче. Мне его специально порекомендовал племянник вашей светлости, послов Беллеции. Синьор Ринальдо сказал, что этот человек оказал ому важную услугу и что он известен своим умением вынюхивать всяческие секреты.

Никколо улыбнулся. Он слыхал кое-что об услуге, оказанной тем человеком в Беллеции. Если это тот же самый, то он избавил семью ди Кимичи от самого непримиримого их противника — правившей Беллецией герцогини. И хотя Ринальдо не удалось заменить ее своей марионеткой, тем не менее, повлиять на новую правительницу — всего лишь девчонку — будет, вне всяких сомнений, намного легче.

— А в лошадях он разбирается? — только и спросил у конюшего герцог.

* * *

Гаэтано ди Кимичи был обеспокоен. Он оставался во дворце Папы, своего дяди, в то время как отец отправился в город с какой-то неизвестной Гаэтано целью. Для Гаэтано было бы намного предпочтительнее остаться в Джилье и продолжать заниматься в университете. Более того, он со всё возрастающим беспокойством чувствовал, что у его отца созрел какой-то план, которым тот и не подумал поделиться с сыном.

Гаэтано вздохнул. Тяжко принадлежать к самому могущественному семейству Талии. Его отец находился в средоточии множества заговоров, направленных на дальнейшее приумножение их богатства и власти. По правде говоря, Гаэтано не интересовало ни то, ни другое. Он хотел бы получить возможность оставаться со своими книгами и своими друзьями, которые так же, как и он сам, увлекались живописью, ваянием и музыкой. И вовсе не хотелось быть впутанным в интриги, связанные с финансированием стычек между отдельными городскими кланами или установлением союзов с другими владетельными либо просто богатыми семьями.

Всё могло быть иначе, будь он одним из старших сыновей, но моложе его был только Фалько, а бедняга Фалько не шел в счет, хотя Гаэтано, как и вся семья, относился к нему с большой любовью. Фабрицио, самый старший из братьев, унаследует титул герцога Джильи. Карло станет принцем Реморы, поскольку у дяди Фердинандо, являющегося одновременно Папой, детей нет и быть не может. Беатриче, несомненно, будет выдана замуж за одного из их кузенов… возможно, Альфонсо. В этом случае она, поскольку дядя Фабрицио уже скончался, станет герцогиней Воланы.

Что же остается для него, Гаэтано? Одно время ему казалось, что отец намерен женить его на одной из кузин — быть может, Катерине, сестре Альфонсо. В детстве Гаэтано дружил с другой своей кузиной, Франческой, дочерью принца Беллоны. Недавно до него дошел слух, что ее выдают замуж за какого-то старика из Беллеции, осуществляя одну из хитроумных политических схем.

Гаэтано покачал головой. Ну и семейка! Сейчас его тревожило то, что новый план отца может оказаться связанным с церковью. Дядя Фердинандо не вечен, и Никколо должен решить, кто станет его преемником, следующим Папой. Карло дал ясно понять, что не намерен становиться священнослужителем — стало быть, остается только Гаэтано.

«Ну, на это я не пойду, — решил он. — Священником надо становиться по призванию, а не из политических соображений. Почему нельзя просто предоставить мне возможность заниматься любимым делом?»

Ответ на этот вопрос был ему, однако, хорошо известен. Все ди Кимичи обязаны были работать на благо династии. Даже женщины должны были выходить замуж так, как это сочтет необходимым глава семейства. Их предпочтения и выбор не имели никакого отношения к делу. Впрочем, то же самое было и с сыновьями. Займи такой-то престол, женись на такой-то принцессе, стань послом в таком-то городе, прими духовный сан — и здесь всё то же самое.

Любопытно, подумал Гаэтано, окажется ли он первым в пяти Поколениях ди Кимичи, кто сумеет сказать «нет».

«Семьи, — подумала