Морверн Каллар - Алан Уорнер

– Не хочу, чтобы блеск исчез, – призналась я, оправляя платье.

– Охо-хо, все равно исчезнет, – вздохнул Панатайн.

И снова все примолкли, а потом Панатайн спросил, не дразнили ли меня в школе за то, что не знала ни отца, ни матери.

Я припомнила урок географии, когда каждый должен был рассказать о деревне, в которой родился. Когда очередь дошла до меня и я призналась, что не знаю, из какой деревни я родом, весь класс засмеялся, а учитель меня выбранил.

Припомнила и то, как приемные родители говорили, будто я теперь не похожа на себя маленькую, но лишь после смерти приемной матери мне рассказали про удочерение.

Еще я открыла им, что моя приемная мать не могла иметь детей, поэтому Рыжий Ханна удочерил меня и каждое лето отвозил к «особым девочкам». Рассказала о девочке, с которой делила койку летом. Она всегда ходила с гигиеническими тампонами внутри и три раза на дню их меняла. В конце концов объяснила мне, что отец домогается ее каждую ночь. Она обнаружила, что если вставляет тампоны, он не может в нее войти.

В этот самый момент в другом конце зала завязалась драка. Сцепились четверо: один в татуировках, крикун из аргайлширцев и пара косби.[1] Двое набросились на одного и опрокинули его на стол. Бились стаканы, один из дерущихся, приставив горлышко пивной бутылки к глазу противника, выкрикивал, что аргайлширцы сыты по горло фениями, так что он намерен засунуть глазное яблоко в бутыль и посмотреть на свет, насколько оно зеленое.[2]

Влетел Горбыль, поднес что-то к своей сигаре и швырнул под ноги дерущимся. Последовал взрыв, крики, повалил дым, и двое барменов пригвоздили ноги забияк к полу рукоятями багров.

Оказалось, Горбыль швырнул сигнальную ракету, которыми пользовался на спасательной шлюпке.

– Вы не поверите, – заметил проходивший мимо парень, – но чувак с татуировкой с прошлых выходных на системе жизнеобеспечения.

Я услышала Cameo, и после всего выпитого мы с Ланной рванули вверх по лестнице танцевать.

Звучала She's Mine из альбома Wordup, которая сразу перешла в Just Be Yourself, раньше выходившую только на двенадцатидюймовках.

Мы выделывали что-то привычное руками и ногами в такт. Там были парни, что играли в бильярд, включая того, с волосами. А еще Улыбчик, в кожаной куртке, с пинтой пива в руке. Мы сЛанной обняли его, чмокнули в губы. Не говоря ни слова, нахально хлебнули пива из его кружки и отправились танцевать.

Музыка вся мне была знакома. Я старалась опередить бит. Мои ноги двигались под бас и ударные, руки и тело подчинялись звучанию гитары и прочих инструментов. Вращение рукой передавало гитарное соло. Парни двинулись к нам. Купили пива в бутылках, которые можно было держать двумя пальцами, пока танцуешь, останавливаясь иногда, чтоб прикурить от золоченой зажигалки «Силк кат» или «Регал».

Я потанцевала с одним, потом с другим, Ланна тоже. Зазвучали рождественские песни.

Зажегся свет, и стал виден пот на лбу Ланны.

– Ты домой? – спросила она.

– Нет уж, – бросила я.

Парни приехали на машине и теперь собирались на вечеринку. Я сняла кожанку со спинки стула, надевая ее, потрогала дискету в кармане.

Ланна подправила мне макияж в туалете, и мы двинулись в ночь. Передоз, в полной отключке, раскинулся в кресле, подпирая распахнутые двери. На тротуаре тусовался и покрикивал народ. Тигровая Креветка прогуливался с огромной коробкой спиртного. Однорукий рыбак подкатил к Шейле Текиле, и та удалилась с ним.

Все наблюдали за баром «Маяк» на северном пирсе, где полиция повязала такую кучу народу, что арестованных пришлось увозить на такси.

Мы с Ланной рука об руку пошли за парнями. Я умирала от голода, и ребята предложили заглянуть в пекарню, так что пришлось постоять снаружи в очереди. Вечно меня пытаются пичкать мясом, чтоб поправилась немного, вот я и взяла просто плюшку, без начинки. Выпустила пар, наколов корочку расческой, которую одолжила у парня с прикольными волосами.

Мы с Ланной поели на заднем сиденье. В автомобиле было отличное стерео. REM исполнял Try Not To Breath из альбома Automatic For The People. Я жутко внимательно слушала текст.

Мы выезжали из порта, направляясь вдоль моря к Бэк-Сеттлмент, мимо развалин замка в пески. Там в собственных домах жили одни состоятельные.

Повалил снег. Высунув головы в окно, мы с Ланной ловили снежинки ртом и хохотали до посинения.

Вечеринку устраивали в большом бунгало с огромной горкой в саду. Я снесла магнитофон, танцуя. Мне дали банку «Теннентс». Какой-то парень сказал, что это дом его родителей, которые сейчас далеко. Он повернулся ко мне и стал рассказывать – а говорил он с южным акцентом – про университет, про то, как он проектирует дома. Какими бы я хотела их видеть? Я и брякнула: «Такими, чтобы не слышать, как мужчины в туалет ходят». Аж живот свело от смеха. Он танцевать не стал, и я отправилась с Ланной и парнями. Разговаривая с ними, мы клали руки им на плечи и кричали прямо в ухо. Их звали Пол и Джон, как апостолов.[3]

Народ бросал снежки в запотелые окна, и одно стекло разбилось. Мы с Ланной выбежали и тоже принялись лепить снежки. Парень, чьим родителям принадлежал дом, пытался прекратить это, но снежная битва перекинулась уже в комнаты. В кухне сооружали огромного снеговика.

Снег валил сплошной массой, залепляя лица. Девчонки затеяли кататься с горки на подносах. Тот, что Пол, схватил меня за ноги и попытался подсадить на горку «по-пожарному». Мы завалились, и я зашлась смехом – просто не могла остановиться. Он поцеловал меня в губы, и тогда я почувствовала, что мой рот – последний островок тепла на теле. Запихала ему снежок за шиворот. Опомнилась, сунула руку в карман: вот она, дискета, цела. Было чертовски увлекательно участвовать в снежной баталии, когда все вокруг визжат и хохочут. Я вернулась в бунгало с тем, который Пол.

В кухне Ланна целовалась взасос с тем, который Джон, а остальные изображали улыбку на лице снеговика, таская овощи из кладовки. Ланна обняла меня и сказала, что я ужас как замерзла.

Две девчонки разгуливали топлес, и Ланна шепнула: «Шлюхи». Парни и девахи из университета принимали вместе душ и визжали, потому что в наполненную паром ванную летели снежки. Сына хозяев дома связали и заперли в чулане, где хранились лыжи, и он вскоре заснул. Какие-то вертихвостки устроили слалом в саду, врезаясь в забор.

Одна из голых по пояс девчонок подошла к нам и сказала:

– Там еще один душ есть, если вы стесняетесь.

Это была маленькая душевая при огромной спальне. На кровати, заваленной пальто и куртками, мирно посапывали парень с девчонкой. В душевой нашлись сухие полотенца. Мы с Ланной зашли и заперли дверь. Скинули с себя все и, как обычно, залезли под душ вместе, чтоб сэкономить время. Стараясь не мочить волосы, намыливали друг друга. Смеялись, когда она терла пятнышко на плече и сияющую коленку. Я во второй раз за день подмылась, Ланна тоже – она даже рукой оперлась о кафель, чтоб хорошенько чистоту навести. Ланна сказала, что хотела бы иметь грудь побольше, а я ответила, что крыть мне нечем – сама как доска. Мы вытерлись, натянули одежду, толкаясь в тесноте.

По всему дому что-то происходило, в одной из спален слышался шум. Повсюду валялись банки, бутылки, в ковры втоптали то ли чипсы, то ли орешки. Под окном было рассыпано битое стекло, а в кухне, где еще кто-то пил, скалился большой снеговик.

В спальню заявились Джон и Пол с электрическим камином, свечами, несколькими банками «Теннентс» и колодой карт.

– Сыграем на раздевание? – брякнула я.

Мы пили из банок. Под конец я осталась только в корсаже и одном чулке, а Ланна – в короткой юбочке и цепочке, болтавшейся на щиколотке. Парни сняли рубашки и носки. Я понемногу заводилась.

Ланна показала парням, как сияет мое колено, поднеся к нему свечку; оба потрогали кожу. Затем она медленно подняла корсаж сзади, чтобы продемонстрировать волосатое пятнышко. На потолке прыгали тени, и меня замутило. Ланна за руку отвела меня в постель.

– Спокойной ночи! Благослови тебя Господь! – промолвила она.

Проснувшись и слезая с кровати, я наступила на Ланну – она расположилась на полу с обоими парнями. Я заперлась в туалете и трижды блеванула.

Спустила воду, почистила зубы чужой щеткой. На кухне был потоп – слой воды в несколько дюймов на полу. Я отпила молока из пакета и разревелась. Ланна вышла из спальни с моей кожанкой, накинула ее мне на плечи. Запрыгала на месте, подтягивая один чулок и поправляя оба; и правильно, а то вида никакого. Уходя, Ланна бросила:

– Приходи на нас поглядеть.

Я фыркнула. Нащупала в кармане куртки дискету и прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки.

В ушах звучала Oh Little Star of Bethlehem из альбома Delay 68. Я набралась храбрости заглянуть в спальню: в мерцании свечей Ланна и эти двое апостолов, голые, вытворяли на кровати всякое разное. Ланна выдохнула сквозь стиснутые зубы: