Космический викинг - Генри Пайпер

У герцога было нежное тонкое лицо, немного женоподобное; маленькая клинообразная борода. На голове узкий золотой обруч, представляющий собой царскую корону. Адъютант ответил:

— Я — сэр Никколэй Траск. Я привел своего кузена и сеньора Лукаса, лорда Траска, барона из Траскона. Он пришел за леди Димозеллой — Илейн, дочерью лорда Сезара Карвалля, барона Карвалльмилса и за благословением Вашей Светлости на брак с ней.

Сер Максэмон Зорге — оруженосец Сезара Карвалля назвал себя и своего лорда; они подвели леди Димозеллу — Илейн к лорду Траску из Траскона. Герцог, удовлетворенный представлением, спросил согласны ли они со сроком бракосочетания; обе свиты подтвердили. Сер Максэмон протянул герцогу свиток; Ангус начал читать, четко выговаривая фразы. К браку между двумя благородными семействами препятствий не было; соединение крови даст хорошее потомство; а приданое и наследство укрепят семью. Лукас терпел; ему не хотелось, чтобы его и Илейн дети в чем-нибудь нуждались.

— Эти люди перед нами не против брака? — спросил герцог, дочитав свиток. Выступив вперед приказал подать двуручный меч, такой тяжелый, что им можно убить бизона. Траск выступил вперед, Сезар Карвалль вывел Илейн. Адвокаты и оруженосцы отступили.

— Что ответите, лорд Траск? — официально спросил герцог.

— Всей душой ваша Светлость.

— А вы, леди Димозелла — Илейн?

— Это мое самое сокровенное желание, ваша Светлость.

Герцог взял меч за острие и протянул им; они положили руки на украшенный драгоценностями эфес.

— Вы и ваши семьи признаете нас, Ангуса — герцога Уордшейвнского, своего монарха и присягаете в верности нам и нашим наследникам?

— Да, — ответили Лукас и Илейн, и все люди в саду.

Над их головами раздался ликующий крик:

— Многие лета Ангусу — монарху Грэма!

— И мы, Ангус, благоволим к вам обоим и вашим домам и разрешаем вам носить наш герб, узакониваем ваши права и будем пресекать все попытки посягнуть на них. Мы объявляем, что ваш брак с согласия семей доставил нам радость, и мы признаем вас, Лукас и Илейн мужем и женой, оглашаем это перед всеми.

Это не совсем точные слова, произнесенные монархом Грэма. Эта формулировка являлась общей для всех планетных королей, таких, как Наполеон из Фламберга или Родольф с Экскалибура. И Ангус постоянно пользовался ей, как многие короли. Может быть парням, выкрикивающим здравицу Ангусу было им заплачено. Велась телепередача, и Омфрей с Глеспита и Риджерт из Дидрексберга услышат; так как сейчас они собирают наемников. Может быть и воспользуются услугами Даннэна.

Герцог отдал двуглавый меч оруженосцам. Юный рыцарь несший золотисто-зеленую шаль подал ее Лукасу. Илейн сбросила с плеч черно-желтую; мать подхватила и сложила ее. Он вышел вперед и набросил на плечи Илейн шаль цвета Трасков, потом обнял ее. Снова раздались приветственные возгласы, зажглась иллюминация.

Процедура заняла больше времени чем рассчитывал Лукас, с тостами и пожатием рук. Наконец, прозвучал последний марш, герцог со свитой ушли готовиться к свадьбе, на которой будут прославлять невесту и жениха. Одна из подружек подала Илейн огромный букет цветов.

— Все, дорогая, — прошептал Лукас, боясь в это поверить.

Над их головами проплыл и опустился на посадочную площадку новый оранжево-голубой аэрокар, принадлежавший западной телекомпании. В какой-то момент Лукас рассердился на неуместное поведение журналистов. Потом рассмеялся, сегодня он был слишком счастлив, чтобы злиться из-за ерунды. В футе от эскалатора Илейн сбросила домашние туфли, другая пара была в каре. Лукас видел их там; они вступили на эскалатор и оглянулись.

Подруги невесты стали отбирать туфли друг у друга, нанося ущерб своим нарядам.

Когда молодожены поднялись до половины, Илейн бросила букет, он рассыпался тысячей цветных лепестков; девушки пронзительно визжа, кинулись к ним. Илейн стояла, посылая воздушные поцелуи, Лукас стал в рукопожатии руки над головой.

Наконец они очутились наверху.

Когда повернулись и отошли, оранжево-голубой аэрокар опустился перед ними, отрезая путь. Вот когда он действительно разъярился и стал сыпать проклятья. Потом увидел, кто был в машине.

Эндрю Даннэн, его искаженное худое лицо и усики на верхней губе. Он открыл окно и наклонил ствол пулемета.

Лукас закричал, схватил Илейн, бросил ее вниз, бросился, чтобы прикрыть ее собой, раздался взрыв. Что-то ударило его в грудь; правая нога хрустнула, он упал.

Падал и падал, и падал, бесконечное падение в мрак забвенья.

5

Он был распят и коронован терновым венцом. Кто это сделал? Кто-то очень давно на Земле. Руки были скованы и болели; ноги тоже; он не мог пошевелиться, что-то кололо лоб. И он ослеп.

Нет, глаза были просто закрыты. Он открыл их, перед ним была белая стена с нарисованными голубыми снежинками; понял, что это потолок, а сам он лежит на спине. Невозможно было повернуть голову, но опустив глаза увидел, что лежит совершенно голый и опутан проводами и трубками. Это его озадачило. Потом понял, что лежит не на кровати, а на робомедике, через трубки подаются лекарства, питательные растворы; провода-электроды к его телу для диагностики, а колючий венец для энцефалографии. Он имел дело кое с чем, когда его ранил бизон.

Это все объяснялось тем, что его лечили. Но почему так долго; зачем так много приборов; наверное, он спит и видит сон.

Но вдруг он вспомнил и попытался встать, но тщетно.

— Илейн! — позвал он. — Илейн, где ты?

Послышался шорох, и к нему подошел кузен Никколэй Траск.

— Никколэй, — позвал он. — Что с Илейн?

Кузен вздрогнул, будто испугался чего-то, худшего, чем предполагал.

— Лукас, — проглотил комок в горле. — Илейн… Илейн умерла.

Илейн мертва. Это невероятно.

— Она погибла сразу, Лукас. Шесть попаданий, не думаю, что она почувствовала даже первое, и не мучилась.

Кто-то застонал, потом понял, что это его стон.

— В тебя попало два раза, — сказал Никколэй. — Одно попадание в бедро, другое в грудь. Пуля прошла в дюйме от сердца.

— Жаль. — Мозг заработал четче. — Я опрокинул ее, пытаясь прикрыть собой. Я должен был принять удар на себя. Что-то еще, ах, да. Даннэн. Его задержали?

Никколэй покачал головой.

— Он удрал. Захватил "Отвагу" и улетел с планеты.

— Я хочу сам захватить его.

Лукас снова попытался подняться. Никколэй кивнул кому-то невидимому. Прохладная рука коснулась его лба. Он почувствовал аромат женщины, но это была не Илейн. Что-то похожее на комара кольнуло его в шею. Комната погрузилась во мрак.

Илейн мертва. Ее больше нет, нигде нет. Весь мир исчез для него. Вот почему так темно.

Он снова, как-то внезапно очнулся; был день, в открытое окно виднелось желтое небо, а может это ночь, и это свет от стен. Кто-то был с ним. Жена Никколэя, Леди Сесилия, Ровард Гроффис; леди Левина Карвалль, он должно быть долго спал, она выглядела гораздо старше чем, когда он видел ее в последний раз; и ее брат Берт Сандресан. И темноволосая женщина в белом халате с золотой брошью на груди. Герцогиня Флавия и герцог Ангус.

Лукас спросил, где он. Ему ответили, что во дворце герцога. Хотелось, чтобы все ушли, и ему разрешили уйти к Илейн.

Потом опять мрак; он в отчаянии пытается найти ее; кто-то хочет показать, где она. Ночные звезды — они. Но не стало звезд, не было Илейн, ничего нет, а он уже не был Лукасом Траском.

Но там был Эндрю Даннэн. Он стоял в черном плаще с алмазом на берете, можно было увидеть лицо сумасшедшего над пулеметом. Потом Лукас хотел поймать его, но Даннэн исчез в ледяной бездне пространства.

Периоды просветления удлинялись, сознание прояснялось. Его освободили от электрического венца. Убрали трубки, а ему дали чашку бульона и фруктовый сок. Лукасу хотелось знать, почему его перенесли во дворец.

— Это нужно было сделать, — сказал Ровард Гроффис. — Ведь в замке Карвалля слишком много своих хлопот. Знаешь, в Сезара тоже стреляли.

— Нет. Так вот почему Сезар не приходил ко мне. Он убит?

— Ранен; он в худшем чем ты состоянии. Когда началась пальба, он кинулся на эскалатор, не имея кроме кинжала ничего, Даннэн дал по нему очередь; поэтому, я думаю, и не успел прикончить тебя. Тем временем гвардейцы открыли огонь из автоматов. Но он оперативно смылся. Сезар, как и ты летал в робомедицинском устройстве.

Дренажные трубки убрали; провода сняли, как и электроды. Раны перевязали, надели халат и переложили на кушетку, там можно было сидеть, стали давать нормальную пищу и вино, разрешили курить.

Женщина-доктор сказала, что опасность миновала, хотя он и сам сообразил. Ему хотелось знать, не ей ли он обязан тем, что остался жив.

— Через несколько недель встанешь на ноги, — сказал кузен. — Я присмотрю, чтобы новый дворец в Трасконе к тому времени был готов.