Лелит Гесперакс: Королева Ножей (ЛП) - Брукс Майк

Те паломники, которые не были напрямую связаны с поисками Иврейн, устроились как можно удобнее в старых костях храма. Лелит пробиралась мимо крошечных плавающих термоядерных генераторов, наполнявших светом и теплом целые палаты, и вокруг потрескивающих костров, за которыми ухаживали одетые в меха бывшие экзодиты, державшие оружие наготове и недоверчиво поглядывавшие на нее. Этого следовало ожидать, ведь силы Комморрага иногда находили развлечение в разграблении миров своих диких сородичей, и даже объединяющее дело Иннеада не могло развеять все привычки многовековой жизни. Она проходила мимо хижин, построенных из обломков призрачной кости и складок мерцающей ткани, и зеркальных полей, заключавших целые области в пузырь, через который не проникали ни свет, ни звук. Однако они не создавали физического барьера. Лелит просунула голову в одно из них, чтобы посмотреть, что происходит внутри, и удалилась с ухмылкой на лице.

Тут и там бегали дети эльдари — относительная редкость в большинстве обществ, хотя в Комморраге это было не так заметно: гомункулы усовершенствовали выращивание полурожденных в амниотических чанах, чтобы заменить жертв каннибализма Темного города. Лелит наблюдала, как двое вороноволосых подростков — судя по одежде, экзодитского происхождения — играли в сложную игру, состоящую из бега, уклонения и перебрасывания психоактивного мяча туда-сюда с лысым ребенком, который почти наверняка был родом из искусственного мира. Один из них ошибся в броске, и мяч пролетел высоко и широко, по дуге направившись к голове Лелит.

Она поймала его, и мерцающий радужный блеск вокруг него тут же погас. Мяч казался мертвым в ее руке, каким-то неживым.

— Видите? — сказала Лелит детям, улыбаясь. Улыбка не была дружелюбной, и троица инстинктивно отпрянула от нее. — Чтобы устранить наши разногласия, нужен не просто бог.

Она бросила мяч обратно. Житель искусственного мира шагнул вперед, чтобы подхватить его, после чего тот снова запульсировал прекрасной жизнью, но никто не отвел от нее взгляда. Лелит фыркнула. В Комморраге такие беззащитные слабаки стали бы добычей даже самых мелких хищников — как друкари, так и зверей, — которые бродили в его тенях. Здесь же им нечего было бояться себе подобных.

Кроме, конечно, введения в заблуждение. У жителей искусственного мира и экзодитов были свои путевые камни, готовые после их смерти быть вставленными в бесконечный цикл или в мировой дух. У арлекинов наверняка имелись свои способы обмануть Ту, что Жаждет, хотя Лелит понятия не имела, какими они могут быть. Друкари решали эту проблему, откладывая смерть как можно дольше, пополняя свои души за счет страданий других, чтобы сохранить молодость до тех пор, пока они смогут найти достаточно пищи. У каждой культуры был свой способ уберечь душу от гибели своего вида, но на шее этих детей не висело никаких путеводных камней. Их будущее было поставлено на карту словами одного переродившегося; эльдара, наделенного властью, это правда, но иметь власть — не то же самое, что быть правым.

Лелит отвернулась и продолжила патрулирование. Ее мало волновала судьба трех детенышей, и то, будут ли спасены их души после смерти. Старый гомункул Юкор присматривал за юностью Лелит, но не было от него ни нежного воспитания, ни опеки, ни защиты. Ему было поручено вырастить новое поколение рабов, не больше и не меньше; они должны были достичь совершеннолетия, чтобы быть полезными, но никого не волновало, какими они туда попадут, и не слишком беспокоило, в каком состоянии они там окажутся.

Лелит и некоторые другие, те, у кого хватало духа, хребта и хитрости — Моргана, Даймул, Рудраэкс, еще несколько других — вырвались на свободу, чтобы вписать в мир свое имя, но это было частью естественного отбора. Лучшие становились самостоятельными хищниками, новыми воинами, ведьмами, геллионами или кем-то еще в Комморраге, что требовало независимого мышления и порочности ума. Остальные становились тружениками, слишком слабыми, чтобы служить другим, пока их тела или духи не ломались под нагрузкой, или их просто забирали, чтобы их мучения питали их повелителей.

Лелит патрулировала не для того, чтобы защищать других, а чтобы проверить, не осмелится ли кто-нибудь или что-нибудь задеть ее ножи. Визарх расставил наблюдателей, но некоторые угрозы могли ускользнуть даже от внимательного эльдари. С тех пор как Лелит присоединилась к Иннари, она убила по меньшей мере дюжину потенциальных убийц, каждый из которых был сражен клинком, пулей или ядом, предназначенным для Иврейн. В любом случае, повторные покушения на жизнь эмиссара означали, что Та, что Жаждет, по-прежнему беспокоится о возвышении Иннеада, так что, возможно, в этом деле еще есть какая-то надежда.

Впрочем, — размышляла Лелит, пока ее ноги несли ее мимо разрушенных главных дверей и выходили под звездное небо, — глупо приписывать логику смертного, даже такого долгожителя, как она, прожорливому божеству боли и удовольствия, существующему в царстве мысли и энергии.

Она нахмурилась. Может, она и не обладала таким ясновидением, как ее молочнокровные сородичи, но Лелит Гесперакс знала, что за ней наблюдают извне. Она выхватила клинки. Кто-то другой, возможно, держал бы их в ножнах, чтобы не выдать себя страхом. Лелит же было наплевать на такие вещи: она сама вызывала страх у других.

— Если ты знаешь, кто я, то поймешь, что неразумно пытаться застать меня врасплох, — сказала она, поворачиваясь на месте. В свете звезд блеснули ее ножи.

Я не уверен, что такое возможно, — раздалось сверху, и с неповрежденной части крыши храма спустилась фигура. При падении вокруг нее развевался плащ, но не это в последний момент замедлило падение новоприбывшего, и он резко и грациозно опустился на землю в позе танцора, слегка скрестив ноги перед собой. Лелит мельком взглянула на перекидной пояс на его талии и понимающе кивнула. С пониманием и некоторой долей уважения. Лелит могла насмехаться над чопорностью искусственников и примитивностью жизни экзодитов, но последователи Смеющегося Бога — совсем другое дело.

— Приветствую тебя, Королева Ножей, — сказал Арлекин, направляясь к ней. Он двигался, как живое оружие: каждый шаг — полупрыжок с напряжением свернутой пружины, руки, сохраняющие идеальное равновесие, с плавными размашистыми движениями, одинаково готовые создать мотив в воздухе или начать нести смерть. Он должен был выглядеть нелепо, но Лелит узнала хищника, когда увидела его.

— А ты кто? — спросила она. В известности всегда есть доля удовольствия — Темные Музы знали, что Лелит скучала по тому, как ее имя скандировали десятки тысяч зачарованных зрителей в Крусибаэле, когда она танцевала смерть среди незадачливых пленников или глупых бунтарей, выброшенных на песок этой ночью, — но она также устала от того, что все знали о ней больше, чем она знала о них.

Арлекин склонился в низком поклоне, согнув колени, прижав одну руку к груди, а другой потянувшись к звездам. Когда он выпрямился, его поднятая рука опустилась на лицо и сдернула ухмыляющуюся, украшенную орнаментом маску, скрывавшую его черты.

— Прайдиан Призрачный Глаз, — спокойно произнес он. — Мастер труппы Маски Безмолвного Сумрака.

Его голос был не властным и повелительным, как ожидала Лелит, а ровным и мягким. В нем звучал древесный дым и выдержанный ликер. Черты его лица были грубыми, с широким подбородком и полными губами, а кожу избороздили морщины смеха — чего и следовало ожидать от последователя Цегораха — и шрам, который почти во всю длину проходил по правой стороне его лица. В том месте, где он проходил над глазницей, на него смотрел мертвый, ничего не видящий белый глаз, подергивающийся в такт движениям своего близнеца. Его волосы представляли собой блестящий гребень темноты, который для многих наблюдателей был бы практически бесцветным, но глаза, привыкшие к мраку Комморрага, могли различить глубокий, насыщенный цвет индиго в его тенях и смещающихся бликах.

Его плащ был белым, но на внутренней стороне, где виднелись отложные манжеты и высокий воротник, красовались те же золотые и белые ромбы, что и на правой ноге и левой стороне туловища, а вторая половина комбинезона была сплошь черной. Над левым плечом торчала рукоять меча, но Лелит знала, что у него есть и другое, менее заметное оружие, спрятанное при себе.