Печать Республики - Рафаэль Сабатини

первую ступеньку, как сверху послышался бешеный стук.

— Что это такое?! — зычно крикнул Дантон.

— Ciel! (Небо! — франц.) — был ответ Гильбо. — Они проснулись! Я боялся, что так и будет, — добавил он с выражением глубокого беспокойства. — О, скорее, граждане! Скорее, пока они меня не погубили!

И он ринулся вверх по лестнице со скоростью, которой пришедшие — хотя и не поняли отчего — поспешили соответствовать.

Прежде чем они оказались на полпути наверх, как оттуда раздался треск ломающегося дерева, сопровождаемый громкими криками “Откройте!”.

— Быстрее, граждане! — крикнул Гильбо, задыхаясь и проявляя все признаки ужаса. И они двинулись ещё быстрее, изумлённые этим неожиданным происшествием.

Они добрались до лестничной площадки, и с заключительным вскриком “Поторопитесь!” Гильбо кинулся в столовую, откуда доносились эти звуки.

Пришедшие достигли порога и в противоположной стороне комнаты увидели дверь, на которую были наложены печати. Одна из дверных филёнок была расколота, и как раз когда они всмотрелись, то показалось, что вся дверь вспучивается будто под воздействием какого-то мощного натиска. Затем внезапно засов и замок отлетели, и с мощным грохотом дверь выскочила из своей рамы и упала, вынеся вместе с собой здоровенное полуодетое мужское тело.

В одно мгновение мужчина оказался на ногах, рыча и ругаясь, и лишь только его взор упал на Гильбо, как этот человек с рёвом прыгнул на старика и схватил его за горло.

— Предатель! Собака! Аристократ! — гремел он, тряся жертву в своей железной хватке.

Несмотря на своё изумление, Дантон приказал сопровождавшим его солдатам разнять этих двоих, прежде чем старика не задушили. Они так и сделали, набросившись на Симона, который, отпустив Гильбо, стряхнул их с себя так, как собака избавилась бы от пары крыс.

— Отпустите меня! — рявкнул он. — Дайте мне поучить этого аристократа, как держать двух солдат, которые сражались и проливали кровь за Францию, под замком и за засовом!

— Потише, человече! — прогремел Дантон, который вообразил, что понял. — Это не выходка старика. Здесь кое-что нуждается в объяснении. — И он метнул косой, недобрый взгляд на Деманьи, лицо которого необыкновенно побледнело.

Симон, казалось, внезапно осознал их присутствие. Осмотрел с головы до пят их, а затем с ними вместе и солдат, после с выдохом, который был чудом актёрства, дал своим рукам опуститься вдоль тела.

— Кто-нибудь окажет мне любезность и объяснит? — сказал он очень тихо.

Андре, который стоял у разломанной двери, изучая запоры, в это время привлёк к себе внимание удивлённым вскриком.

— Симон! — воскликнул он. — Эта дверь была опечатана!

— Опечатана! — выдохнул Саймон.

Дантон повернулся к Деманьи с жестоким смехом, который вселил ужас в сердце мэра.

— Вам лучше объясниться, гражданин мэр, — заметил он холодно.

Мэр попытался объясниться, но был настолько растерян из-за своих страхов, что его объяснение приняло тон и форму оправдания.

Пока он говорил, Дантон переместился к двери алькова и заглянул внутрь. Увидел просторную комнату, вмещавшую большую кровать, на которой была свалена одежда, на столе в углу — таз и кувшин; открытый ранец стоял на стуле, тогда как пол был усеян предметами военного снаряжения и обмундирования.

Он повернулся, когда Деманьи закончил своё объяснение.

— И вот именно по этому дурацкому поводу вы привели меня сюда? — вопросил он тоном, который заставил мэра содрогнуться перед ним. — Так для того, чтобы опечатать спальню этих военных, вы вчера ночью послали сюда своих мирмидонов[18]?

— Боюсь, произошла какая-то ошибка, — начал мэр.

— Ошибка! — эхом отозвался Дантон, вскинув свою огромную голову. — Действительно кажется, что так. Откуда вы получили ваши сведения касательно гражданина Гильбо?

— От Роднара.

— Роднара? Кто такой Роднар?

— Он был моим порученцем, — робко вставил Гильбо. — Вчера я прогнал его, и мне кажется, что он мог выдвинуть своё обвинение со злости. Вы видите, гражданин депутат, насколько это было лживо и безосновательно.

Дантон с минуту строго разглядывал его, и в течение этой минуты судьба старика висела на волоске.

— У вас лицо честного человека, — проговорил наконец депутат, — и, видя, насколько недостоверны сведения против вас, я склонен вам поверить.

— Вы не правы, гражданин Дантон! — вскричал Деманьи в неистовстве. Нахмуренный вид депутата должен был его предостеречь, но дурень оплошал: — Здесь какой-то заговор во всём этом. Могу поклясться перед Богом…

Далее он не продвинулся.

— Богом! — взревел Дантон. — Неужели вы не знаете, что мы отменили Бога? Конвент сделал вас мэром Онфлёра и обвязал вашу талию вот этим шарфом, а вы так мало знаете о доктринах Конвента? Не сомневаюсь, что в скором времени я услышу, как вы закричите “Да здравствует король!”.

— Я не поддамся на это запугивание! — взорвался Деманьи, настолько вне себя от гнева, что пустил благоразумие по ветру. — Дни тирании миновали! Все люди равны, и вам не стоит разыгрывать аристократа передо мной в эпоху свободы!

— Верно, — отвечал Дантон опасно спокойным голосом. — Дни тирании миновали навсегда, и мы живём в век славной свободы: и ради этой свободы и для того, чтобы такие болваны, как вы, гражданин Брутус, не подвергали опасности её существование, мы изобрели особую машинку, с которой вы вскоре сможете близко познакомиться… Граждане солдаты, — добавил он, повысив голос, — арестуйте этого человека. Я обличаю его как врага общественной безопасности.

Напрасны были протесты Деманьи; напрасны были его мольбы; ещё напраснее были его непрестанные кощунства. Солдаты вытаскивали его, остервенело вырывающегося, прочь, пока Дантон извинялся перед Гильбо от имени Французской Республики за неудобства, которые причинила тому несостоятельность одного из её слуг.

Наконец они ушли, а Гильбо, Андре и Симон остались одни в комнате среди обломков двери, которую выбило мощное плечо солдата.

— Благодаренье Богу, — сказал Андре.

— Моё сердце переполнено, друзья мои, — пробормотал Гильбо, и в его взгляде блеснула слеза.

— А мой желудок совершенно пуст, — проговорил Симон торжественно. — Зовите Жантон и, во имя Свободы, давайте завтракать!

Автор иллюстраций — американский художник Фредерик Родриго Грюгер (Frederic Rodrigo Gruger).

Примечания

1

Онфлёр — город в Нормандии, в прошлом крупный порт (в XVII–XVIII вв. жители Онфлёра богатели на торговле с американскими колониями), ныне предместье Гавра.

2

Брутус. Как идейный республиканец, Деманьи поменял имя в честь Марка Юния Брута (лат. Marcus Junius Brutus), древнеримского политического деятеля и военачальника, который, несмотря на близость к Гаю Юлию Цезарю, стал одним из организаторов и непосредственных участников убийства диктатора. Целью заговорщиков было восстановление республики.

3

Конвент — высший законодательный орган Первой французской республики, действовавший с 21