Россия. История успеха. После потопа - Александр Горянин

Земскими соборами решались вопросы избрания нового царя на царство. В 1584 г. Собор избрал Федора Иоанновича. Выборными царями были Борис Годунов, Василий Шуйский, Михаил Романов. В 1682 г. были выбраны царями-соправителями малолетние Иван и Петр. Земские соборы могли отрешить царя от власти, в 1610 г. это испытал на себе Василий Шуйский. Во время «безцарствия» именно Собор брал на себя полноту верховной власти в стране. После Смутного времени соборы занимались «устроением» государства.

Если иностранец приезжал в Москву из страны, имевшей представительный орган, он не просил объяснить, что такое Земский собор. Для поляка Филона Кмиты Собор 1580 г. – сейм. Англичанин Джером Горсей опознает Собор 1584 г. как парламент, ливонский дворянин Георг Брюнно называет Собор 1613 г. риксдагом, а немец И. – Г.Фоккеродт приходит к выводу, что это был «род сената». Вполне зеркально видит английский парламент Герасим Дохтуров, русский посланник в Англии в 1646 г.: «Сидят в двух палатах; в одной палате сидят бояре, в другой – выборные из мирских людей».

Английские бояре, о которых говорит Дохтуров, сидели в Палате лордов. Ее русским аналогом была Дума. Заседавшая по понедельникам, средам и пятницам, она не была «ручным» органом. Думские бояре не просто оглашали свои соображения, но и отстаивали их. Представления же о том, что бояре только и делали, что отбивали царям поклоны, пришли из дурных фильмов. Заседания проходили в прениях, достигавших порой большого накала. «Встречи», т. е. возражения царю, были обычным явлением. Об Иване III рассказывали, что он любил и даже поощрял «встречу». Из слов Ивана Грозного в письме Курбскому видно, что «встречи» в Думе его деда доходили до «поносных и укоризненных словес» государю. Думские решения завершались не только формулой «Великий государь говорил, а бояре приговорили». Они порой завершались, напоминает нам Д. С. Лихачев, иначе: «Великий государь говорил, а бояре не приговорили». Спорные вопросы вызывали «крик и шум велик и речи многие во боярех». Большинство решений принимались вообще без государя. Как ни удивительно, но было только два рода боярских «приговоров» (решений), которые всегда представлялись на царское утверждение, – о местнических спорах (о том, кто знатнее) и о наказаниях за тяжкие преступления, причем царь их обычно смягчал. Куда более важные, на современный взгляд, «приговоры» Думы не нуждались в утверждении царя.

Вплоть до петровских преобразований власть в России (исключая верховную власть государя и власть воевод в городах с уездами) была выборной. Она была представлена уездными, волостными и посадскими самоуправляющимися органами. Вполне демократическая процедура была у сельского «^ра», а в городах существовали свои структуры средневекового гражданского общества – «сотни» и слободы («слобода», кстати, – вариант слова «свобода») с выборными старостами.

На выборных должностных лицах – земских (волостных) и губных старостах и целовальниках – лежали административные и судебные обязанности. Губа представляла собой судебный округ и включала 1–2 уезда. Губные старосты (именовались также «излюбленными старостами») избирались обычно на год, они расследовали серьезные уголовные преступления. Выборными были земские судьи («судейки») с дьяками («кому у них всякие дела писати»), отвечавшими за правильное оформление дел. Земские власти ведали важнейшими для населения делами, включая землеотвод, межевание, сбор податей, поддержание порядка, разверстку общественных обязанностей и повинностей, борьбу с эпидемиями, клеймение лошадей, контроль за состоянием мер и весов и т. д., а также проведение выборов.

На этих выборах из местных дворян избирались старосты, а их помощники – целовальники – из местных крестьян и посадских людей. Выбирались также сотские и пятидесятские. Слово «целовальник» сегодня звучит забавно (особенно сочетание «губной целовальник»), но объясняется просто: вступая в эту выборную должность, человек приносил присягу, целуя крест.

Даже в таком крупном городе, как Нижний Новгород, весь «аппарат» городового воеводы состоял из дьяка с подьячим.

И. Л. Солоневич, кажется, первым привлек внимание к тому факту, что русский Судебник 1550 г. содержит положения, на 129 лет опередившие то, что считается главной вехой на европейском пути к правам человека, а именно английский «Habeas corpus act». В России по Судебнику 1550 г. власти не имели права арестовать человека, не предъявив его представителям местного самоуправления – старосте и целовальнику, иначе последние по требованию родственников могли освободить арестованного и взыскать с представителя администрации соответствующую пеню «за бесчестье».

Начиная с XV в. для страховки от возможного судебного произвола жители стали посылать в суды своих выборных (сотских, старост, целовальников). Эти люди становились понятыми на суде, чтобы судящимся «не творилось неправды». Тем самым достигалась публичность судопроизводства, а возможность злоупотреблений резко падала.

Был простой и довольно надежный способ (известный с первых великих князей Московских) пожаловаться на сколь угодно высокое лицо: подать челобитную монарху лично. Устойчивость этой практики говорит о том, что по крайней мере часть прошений удовлетворялась. Царь был доступен, поскольку ходил к службе в Успенский собор Кремля пешком, а так как Кремль был открыт, теоретически любой мог подать царю челобитную. Особенно много желающих набиралось в праздники. При большом стечении народа редко кому удавалось передать ее лично в руки, но беды в том не было. Адам Олеарий описывает, как при приближении царя (Михаила Федоровича) люди в толпе поднимали челобитные над головой. Их собирал чиновник и уносил в Челобитный приказ. В ходе преобразований правительственных ведомств после Смутного времени в 1619 г. появился отдельный приказ с красноречивым названием «Приказ, что на сильных бьют челом».

Не забудем, правда, что в царствование Михаила Федоровича (1613–1645) население всей России составляло примерно половину сегодняшней Москвы. Такая малолюдность, конечно, упрощала обратную связь власти с населением и вообще делала ее возможной. Челобитные подавали, естественно, не только москвичи, их доставляли и из самых дальних концов государства.

(Эта традиция – правда, с перерывами – просуществовала до 1881 г., а именно до убийства Александра II. Прошения подавались либо лично в руки, либо опускались, при Павле I, в особый ящик Зимнего дворца. Императоры Александр I, Николай I и Александр II гуляли по Дворцовой набережной во всем известное время, чем пользовались просители, которым никто в этом не мешал. Но и после 1881 г. Александр III и Николай II принимали прошения во время своих путешествий по стране, иногда в церкви.)

В Уложении 1649 г. был сформулирован принцип «Жена за мужа и дети за отца не отвечают», а веком раньше статья 97 Судебника 1550 г. ввела положение о том, что закон не имеет обратной силы, – этот принцип еще не стал очевидным даже четыре с лишним века спустя, в начале заката СССР, хотя это время принято считать почти травоядным (дело Рокотова, Файбишенко и Яковлева 1961 г.).

Была хорошо разработана система судебной защиты чести и достоинства. Нэнси Коллман[5], исследовав свыше шестисот дел об оскорблении чести между 1560-ми гг. и началом XVIII в. (от времени Ивана Грозного до Петра I), приводит такую статистику: около трети случаев составляют дела, где истцами выступали крестьяне, холопы, посадские и даже «гулящие люди», причем далеко не всегда (примерно в 55 % случаев) равные судились с равными. В 148 случаях иск о возмещении за «бесчестье» вчинял человек с более высоким статусом, зато в 120 случаях удовлетворения требовало нижестоящее лицо. Разрыв, как видим, не так уж велик. Н. Коллман убедительно показывает, что система защиты чести охватывала все население Русского государства, эта система была именно средством охраны личного достоинства, а не орудием социального контроля или угнетения, как утверждали советские историки. Закон регулировал не только отношения частных лиц. Как бесчестный поступок, позорящий должностное лицо, рассматривалось злоупотребление служебным положением! Человек, пострадавший от произвола воеводы или дьяка, имел право требовать возмещения вреда.

Сидевшим «на кормлении» воеводам для собственного же блага надо было вести себя прилично – иначе суды, пени, штрафы, а не то и поединок, «поле», т. е. дуэль, способ в те времена общепринятый. Ключевский поясняет: «По окончании кормления обыватели, потерпевшие от произвола управителей, могли обычным гражданским порядком жаловаться на действия кормленщика… Съезд с должности кормленщика, не умевшего ладить с управляемыми, был сигналом к вчинению запутанных исков о переборах и других обидах. Московские судьи не мирволили своей правительственной братии…» То есть бюрократической солидарности в те времена в Москве не существовало. При этом «обвиняемый правитель… являлся простым гражданским ответчиком, обязанным вознаградить своих бывших подвластных за причиненные им обиды…». Он же «платил и судебные пени и протори… Истцы могли даже вызвать своего бывшего управителя на поединок…».