Наш общий друг. Часть 2 - Чарльз Диккенс

— Сэръ, тамъ есть площадка, крытая свинцомъ, и я устроилъ себѣ на ней маленькій садикъ.

— Въ которомъ вы скрываете ваши деньги, старый скряга?

— Сокровище, которое я скрываю, хозяинъ, помѣстилось бы въ садикѣ величиною съ наперстокъ, отвѣчалъ Райя. — Двѣнадцать шиллинговъ въ недѣлю, получаемые въ видѣ жалованья старикомъ, скрываются сами собою.

— Желалъ бы я знать, чего вы въ самомъ дѣлѣ стоите? — проговорилъ презрительно Фледжби. — Ну, Богъ съ вами! Пойдемте-ка лучше взглянуть на вашъ садикъ на крышѣ.

Старикъ ступилъ шагъ назадъ и замялся.

— Сказать вамъ правду, сэръ, у меня тамъ гости.

— Гости? Чортъ знаетъ что такое! — воскликнулъ Фледжби. — Я полагаю, вы не забыли, кому принадлежитъ этотъ домъ?

— Онъ вашъ, сэръ, конечно, а я, живущій въ немъ, вашъ слуга.

— Ага! А я ужъ думалъ, вы забыли это, — протянулъ Фледжби, смотря на бороду Райя и ощупывая свою собственную. — Какимъ же это образомъ у васъ гости въ моемъ домѣ?

— Взойдите, сэръ, наверхъ, и взгляните на моихъ гостей. Я надѣюсь, вы согласитесь, что они народъ безобидный.

Обойдя его съ привѣтливой почтительностью, старикъ началъ подниматься по лѣстницѣ. Взбираясь впереди, онъ придерживался рукой за перила и, въ длинной черной одеждѣ своей, точно въ рясѣ, прикрывавшей послѣдовательно каждую ступеньку, казался вожакомъ пилигримовъ, набожно всходившихъ къ гробницѣ пророка.

Нѣсколько послѣднихъ деревянныхъ ступенекъ вывели ихъ, согнувшихся подъ низкимъ навѣсомъ крыши, на верхушку дома. Райя остановился и, обернувшись къ хозяину, молча указалъ ему на своихъ гостей.

Лиззи Гексамъ и Дженни Ренъ, для которыхъ добродушный старый еврей (быть можетъ, по наслѣдственному инстинкту своего народа) разостлалъ коверъ, сидѣли здѣсь, прислонившись не къ какому-нибудь романическому предмету, а къ почернѣвшей дымовой трубѣ, вокругъ которой обвивалось какое-то незатѣйливое ползучее растеніе. Обѣ склонились надъ одной книгой, — Дженни съ оживленнымъ лицомъ, Лиззи съ выраженіемъ напряженія въ морщинкахъ на лбу и въ сжатыхъ губахъ. Еще двѣ-три книжки лежали вблизи и тутъ же стояли двѣ корзинки, — одна съ дешевыми фруктами, а другая съ нитками бусъ и обрѣзками мишуры. Нѣсколько штукъ деревянныхъ ящиковъ съ самыми обыкновенными цвѣтами и вѣчно-зеленѣющими кустиками довершали роскошь сада. Окружающая пустыня крышъ была заставлена одиноко торчавшими старыми трубами: повертывая то туда, то сюда своими дымовыми колпачками и размахивая своимъ дымомъ, онѣ, казалось, вскидывали головки, обмахиваясь опахалами, и съ удивленіемъ смотрѣли вокругъ.

Отведя глава отъ книги, чтобъ испытать, держала ли ея память прочитанное, Лиззи первая замѣтила, что на нее смотрятъ. Она поднялась на ноги. Тогда миссъ Ренъ тоже замѣтила, что за ней наблюдаютъ, и сказала, непочтительно обращаясь къ могущественному обладателю дома:

— Кто бы вы тамъ ни были, а я встать не могу, потому что у меня спина болитъ и ноги не дѣйствуютъ.

— Это мой хозяинъ, — сказалъ Райя, выступая впередъ.

«Что-то не похожъ на хозяина», сказала про себя миссъ Ренъ, передернувъ глазами и подбородкомъ.

— Это маленькая портниха, сэръ: шьетъ на маленькихъ людей, — отрекомендовалъ старикъ. — Объясните хозяину, Дженни.

— На куколъ, вотъ и все, — сказала Дженни отрывисто. — Трудно потрафить на нихъ: фигурки такія нескладныя, — никогда не отыщешь, гдѣ талія.

— А это ея пріятельница, — продолжалъ старикъ, указывая на Лиззи. — Тоже трудолюбивая пчелка. Онѣ обѣ такія: работаютъ съ утра до поздняго вечера, сэръ, — съ ранняго утра до поздняго вечера; а на досугѣ, въ праздникъ, какъ, напримѣръ, сегодня, учатся всякимъ наукамъ.

— Ну, отъ этого-то мало толку, — замѣтилъ мистеръ Фледжби.

— Все зависитъ отъ человѣка, — сказала миссъ Ренъ, прерывая его.

— Мое знакомство съ ними, — заговорилъ старый еврей съ явнымъ желаніемъ смягчить рѣзкость возраженія Дженни, — началось съ того, что онѣ приходили (да и теперь приходятъ) покупать нашъ бракъ и обрѣзки, которые идутъ въ дѣло у миссъ Дженни. Нашъ бракъ поступаетъ на наряды самаго лучшаго общества, сэръ, — на наряды ея румяныхъ маленькихъ покупщицъ. Онъ идетъ на ихъ головные уборы и на бальныя платья. Онѣ даже надѣваютъ его (такъ, по крайней мѣрѣ говоритъ миссъ Дженни) на придворные балы.

— А-а! — протянулъ Фледжби, въ практическомъ умѣ котораго эта кукольная картина рождала лишь пріятныя надежды на сбытъ. — Она, должно быть, сегодня купила то, что въ этой корзинкѣ.

— Да, должно быть, купила и заплатила за все, по всей вѣроятности, — отвѣтила за старика миссъ Ренъ.

— Дайте-ка взглянуть, что тутъ такое, — сказалъ подозрительный Фледжби.

Райя подалъ ему корзинку.

— Сколько же пришлось за все это?

— Два драгоцѣнныхъ серебряныхъ шиллинга, — отвѣтила опять миссъ Ренъ.

— Та-акъ, — сказалъ Флежби, раскапывая указательнымъ пальцемъ то, что лежало въ корзинкѣ. — Цѣна хорошая. Вамъ отмѣрили порядочное количество товару, миссъ… какъ бишь васъ?

— «Дженни», если вы ничего не имѣете противъ, — подсказала дѣвочка съ невозмутимымъ спокойствіемъ.

— Вамъ отмѣрили достаточное количество, миссъ Дженни, но и цѣна недурная… А вы тоже покупаете у насъ что-нибудь? — спросилъ мистеръ Фледжби, обращаясь къ другой посѣтительницѣ.

— Нѣтъ, сэръ.

— И ничего не продаете?

— Нѣтъ, сэръ.

Недружелюбно поглядывая на допросчика, Дженни тихонько протянула руку къ рукѣ своей подруги и принудила ее сѣсть.

— Мы такъ рады, сэръ, что можемъ придти сюда отдохнуть, — сказала она, обращаясь къ хозяину. — Вы вѣдь не знаете, въ чемъ состоитъ нашъ отдыхъ? Вѣдь онъ не знаетъ, Лиззи? — Тишина и воздухъ — вотъ и все.

— Тишина? — повторилъ Фледжби презрительно, повернувъ голову къ сторону городского шума. — А воздухъ — ифу! — и онъ кивнулъ на дымъ.

— Да, но тутъ такъ высоко! — сказала Дженни. — Видишь, какъ облака быстро несутся надъ узкими улицами и ни капельки не думаютъ о нихъ; видишь, какъ золотые шпицы указываютъ на горы небесныя, откуда вѣтеръ, и чувствуешь, что ты какъ будто умерла.

Маленькое существо глядѣло вверхъ, поднявъ надъ собою тонкую, прозрачную ручку.

— Какъ же вы себя чувствуете умершей? — спросилъ Фледжби, немного смутившись.

— О, такъ покойно, такъ мирно, такъ благодатно! — воскликнула дѣвочка, улыбаясь. — Слышишь, какъ тамъ, вдали, оставшіеся еще въ живыхъ несчастные люди работаютъ, плачутъ и зовутъ другъ друга, — тамъ, внизу, въ душныхъ и темныхъ улицахъ, — слышишь и жалѣешь ихъ. Словно цѣпи спадаютъ съ тебя, и душу твою наполняетъ такое странное, доброе и грустное счастье…

Глаза ея обратились на старика, который стоялъ, скрестивъ на груди руки, и спокойно смотрѣлъ на нее.

— Мнѣ вотъ сейчасъ казалось, — продолжала она, указывая на него, — казалось, что я видѣла, какъ онъ вышелъ изъ своей могилы. Онъ выходилъ изъ этой низкой двери, сгорбленный, изнуренный, потомъ вздохнулъ, выпрямился, взглянулъ на небо, и жизнь его тамъ, внизу, во тьмѣ, кончилась. И вдругъ его опять призвали къ жизни, — прибавила она, обернувшись къ Фледжби и проницательно, исподлобья, глядя на него. — Зачѣмъ вы призвали его?

— Зачѣмъ бы я тамъ его ни призвалъ, я знаю только, что онъ долго не являлся, — проворчалъ Фледжби.

— Вотъ вы такъ не умерли, — сказала ему Дженни, — ступайте внизъ, — живите!

Мистеръ Фледжби, повидимому, обрадовался этому намеку. Онъ кивнулъ головой и повернулъ къ двери. Когда послѣдовавшій за нимъ Райя спускался по лѣстницѣ, дѣвочка крикнула ему серебрянымъ голоскомъ:

— Не оставайся тамъ долго. Воротись и умри!

И все время, пока они спускались, до нихъ доносился, все слабѣе и слабѣе, ея тонкій, мелодичный голосокъ, звенѣвшій не то речитативомъ, не то на какой-то напѣвъ: «Воротись и умри! Воротись и умри!»

Когда они сошли въ прихожую, Фледжби остановился подъ сѣнью широкополой шляпы Райи, и, задумчиво приподнявъ его посохъ, сказалъ:

— Красивая дѣвушка та, что въ здравомъ умѣ.

— И такъ же добра, какъ красива, — отвѣчалъ Райя.

— Во всякомъ случаѣ я надѣюсь, она не такъ дурна, чтобы подманить какого-нибудь парня къ нашимъ замкамъ и научить его, какъ забраться въ домъ, — замѣтилъ Фледжби сухо и засвисталъ. — Смотрите въ оба, не закрывайте глазъ и новыхъ знакомыхъ не заводите, какъ бы они ни были красивы и добры… Вы, конечно, не называете моего имени?

— Никогда, сэръ!

— Если васъ будутъ разспрашивать на этотъ счетъ, — скажите — Побсей, или скажите — Компанія, или все, что угодно, только не настоящее имя.

Его признательный слуга (признательность въ этомъ племени бываетъ глубока, сильна и долговѣчна) склонилъ передъ нимъ голову, и на этотъ разъ уже не метафорически, а дѣйствительно приложилъ къ губамъ край его одежды, но такъ легко, что тотъ ничего не замѣтилъ.