Кузнечик дорогой. Эволюционно-экологические очерки - Игорь Стебаев

Вверх по травам и деревьям

Наконец — еще одна группа более поздних потомков тараканов, уже открыто заселяющая всю толщу травостоя и древесных крон, но, нужно сказать, с лютыми хищными повадками. Это БОГОМОЛЫ (Mantoidea). Они, тоже имея оотеку, из которой выходит молодежь, превращают все свое тело в замаскированный капкан с поворачивающимся перископом головы и хватательными зубастыми передними ногами, захлопывающимися как складной нож. Маскируясь, они изменяются до неузнаваемости.

Неподвижно подстерегая жертву, они совершают затем неожиданные броски. Они столь коварны, что, по наблюдениям нашего известного энтомолога Павла Иустиновича Мариковского[5], у богомола рода Эмпуза (Empusa) на особом лобном роге выступает сверкающая капелька гемолимфы, служащая в знойный день дивной приманкой для мух. Некоторые тропические богомолы, подстерегающие свою жертву внутри цветков, вообще просто фантастичны.

Кроме богомолов на этом же пути оказался еще один очень своеобразный отряд насекомых — ПАЛОЧНИКИ (Phazmoidea), способные надолго застывать в веточкообразной неподвижности, из которой их порой ничем нельзя вывести. По образу жизни они более всего напоминают ленивцев, очень малоподвижных и исчезающе маскирующихся. Таков, например, широко известный «живой лист», который при ходьбе покачивается как древесный лист на ветру и на крыльях которого изображены даже «погрызы» листоядных гусениц. При таком «растворении» в окружении неудивительно, что кое-какие палочники, как и некоторые кузнечики, партеногенетичны, то есть не имеют самцов и размножаются неоплодотворенными яйцами. В России, на юге Уссурийского края, живет один вид палочников, да еще шесть обитают в Средней Азии и Закавказье.

Тем же путем переселялись в траву и потомки тараканов, сохранявшие длинные усы и «жизнь на ощупь», однако переходившие от плотоядности к вегетарианству. На нем возникли и уже знакомые нам кузнечики, насчитывающие в современной фауне более семи тысяч видов.

Вновь к земле

Несмотря на столь высокие успехи в заселении ярусов растительности, часть еще по-тараканьи длинноусых, но уже прыгающих как кузнечики насекомых не выдержала опасностей засухи и вернулась с трав к земле, спряталась в ее щелях, а затем научилась рыть и специальные норки. Это хорошо известные многим голосистые СВЕРЧКИ (Grilloidea), ставшие почти полными вегетарианцами. В таежной зоне несколько их видов с давних пор селились в теплых шестках русских печей (с этим связана пословица «знай сверчок свой шесток»). В новосибирском Академгородке они поют даже зимой в большом вентиляторе, среди елей и сугробов, а летом местами выселяются в трещины асфальта. Естественно, что все сверчки — землистых цветов, а поющие в самую полночь стали просто нежно-бесцветными. Таков сверчок настоящий сладкозвучный (Eugrillus kerkenensis Finol.) — бледный как лунный луч, видимо, от исключительно ночной жизни, почти незримый, но заполняющий огромную пустыню ночи своим чистым голосом.

Сверчки нашего отечества (а их около полусотни видов) создали целую симфонию ночных серенад, так как крылья у них превратились почти целиком в органчики, через которые они гонят воздух, колеблющий большие перепонки между жилками. Репертуар их велик: есть мелодии, обозначающие звуком участок одного самца, есть — играющие роль призыва к самке, ухаживания и восторга любви. И, конечно же, есть боевая музыка — сигналы агрессии, посылаемые появившемуся кабальеро-конкуренту. Слушать их нужно не двигаясь, ибо певец при малейшей тревоге исчезает в земле. Именно так слушал и наблюдал сверчков Жан Анри Фабр. Из его упомянутой выше книги мы узнаём также и об искусстве рытья и благоустройства норок сверчков, о взаимном поиске влюбленных в ночи и о том, что самец-победитель обязательно награждает убегающего соперника особым насмешливым куплетом. Фабр рассказывает, что на юге Франции, как и в древней Греции, каждый малыш имел своего сверчка, живущего и непрерывно поющего в маленькой клеточке. В ней артист чувствовал себя так хорошо, что заботами детей его жизнь продлевалась вдвое по сравнению с жизнью свободных собратьев.

Совсем ушли в землю поющие по ночам и питающиеся корешками сверчки-медведки, или сверчкокроты (Grillotalpidae). С помощью своих широченных роющих лап они способны даже переплывать водотоки. Много их обитает на юге, на поливаемых огородах.

Есть еще один сверчок, как бы вернувшийся к жизни кузнечиков. Это сверчок-трубачик (Oecanthus pellucens Scop.). Он забирается на самые вершины редких в степи деревьев, прячется в свернутый трубочкой лист и принимает его зеленую окраску. Переждав там зной, он сигналит оттуда как настоящий горнист на всю степь — во всяком случае, до другого оврага, где может быть следующее дерево.

Вот и состоялся полностью предвечерне-ночной концерт, даваемый всеми длинноногими и усатыми. Теперь нам остается перейти к тем, кто восславил на своих новых, уже настоящих смычковых инструментах солнце, тепло и даже сушь. Это короткоусые прямокрылые, к которым относятся саранчовые, или «коньки» и «кобылки».

Сверхкузнечики: кобылки, коньки и им подобные

К этим скачущим и танцующим «солнцепевцам» относят встречающихся на каждом шагу короткоусых ПРЯМОКРЫЛЫХ (Orthoptera' brachycera). Что же означает звучащая здесь некоторая ущербность в сравнении с их длинноусыми родственниками? Не что иное, как отказ кузнечиков от жизни «на ощупь» — усиками — в полумраке крон деревьев и кустов. Они выходят на открытые поляны и поля и приобретают вместо длинных усов большие (точнее — обширные) глаза. Эти глаза состоят из многих сотен простых глазков, покрывающих подчас более половины боковых поверхностей головы. Поле зрения у них огромно, так что мир эти насекомые видят куда шире, чем мы. У нас будет возможность убедиться и в том, что они не хуже нас различают краски и рисунки, к тому же еще и отражая и даже изображая их в расцветке своего тела.

В отличие от кузнечиков короткоусые в своем открытом мире очень подвижны и способны к довольно сильному полету и к дальним прыжкам, делающим их почти неуловимыми. Они также обладают более чуткими, чем у кузнечиков, органами слуха и, главное, пения. 

Путь их исторического становления от общих с кузнечиками предков начинался тоже в засушливом, но несколько менее древнем триасовом геологическом периоде (250 миллионов лет тому назад), а разворачивался — в юрском (180 миллионов лет назад), когда сплошные древостой расступились, освобождая место появлявшимся травам. Этот путь хорошо запечатлен в палеонтологической летописи геологических пластов, особенно в Сибири. На рисунке видно, как постепенно усиливались их характерные черты, о которых мы уже говорили[6].

Однако, прежде чем достигнуть всего великолепия, короткоусые с запозданием на пару геологических периодов, почти на 100 миллионов лет, поначалу повторили попытку длинноусых освоить почву и подстилку из опавшей листвы.

Вновь грудью к почве

В начале мелового периода, то есть в век динозавров, появляются ТРИПЕРСТЫ (Tridactilidae), очень похожие на маленьких, но уже короткоусых сверчков, доживших до наших дней. У триперстов короткие лапки, а удлиненные шпоры на конце голени образуют нечто вроде колечка на лыжной палке, очень удобное для движения по зыбкому грунту. Может быть, наблюдательный читатель встретит их на отмелях солоноводных озер, где они прорывают ходы, проступающие на поверхность как жилы на коже. Здесь они промышляют водообитающих личинок насекомых, оказавшихся при заплесках на мели. В Австралии встречаются триперсты, перешедшие — подобно медведкам — к вполне подземному образу жизни.