Пчелиный пастырь - Арман Лану

Сальс остался позади в нескончаемом скрежете переводимых стрелок; перед глазами Лонги расстилается равнина, по которой рассыпались большие приветливые поселки. За ними встает стеной Альбер, простирающий к еще темному небу свои древние сторожевые башни — Массану и Мадлош. Канигу надел свою шапку из облаков. Да, это Канигу. Хотя Эме проезжал здесь не раз, щеголяя наивной любознательностью северянина, он все же не помнил, чтобы Канигу был виден на таком большом расстоянии. Перед глазами проплывают пальмы, участки земли, фабрики, барские усадьбы, оливковые деревья и пустыри. Поезд быстро пролетает через Тету по мосту, покрытому ржавчиной (вид у реки лихорадочно возбужденный), въезжает в Перпиньян и вскоре останавливается.

Эме Лонги пропускает вперед своих спутников, нагруженных вещами. За грязными оконными стеклами вопит и грохочет вокзал. Эме все-таки улыбается даме, сидящей напротив. Она шелестит: «До свиданья, мсье», и от этих прощальных слов пахнет тимьяном. Сюрприз: сзади она великолепна — узкие лодыжки, полные икры (сейчас носят короткие, выше колен юбки-клеш), невероятно тонкая талия и круглый зад. «Вот так можно проворонить славную бабенку!» — шипит ему в ухо Бандит, его товарищ по Stube[8] XVII, бордосец, пехотинец, балагур. Эме пожимает плечами. Заткнись, Бандит!

Он выходит. Из вещей он взял сколько мог. Столько, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений. В правой руке у него большой красный чемодан, который сделал в мастерской Марчелло Таккини — здоровенный веселый заика, служка-мирянин из их театральной общины в офлаге[9]. Таккини он любит как родного брата. Их судьбы так похожи! Таккини, как и он, — потомок итальянских эмигрантов, как и он — бедняк, как и он — учитель, как и он — северянин. Единственная разница между ними: Таккини — католик, строго соблюдающий все обряды. И этот чемодан — не простой чемодан. В офлаге они вшестером составили постоянную труппу, В каждом из четырех «блоков» лагеря для офицеров была своя театральная труппа. Эме Лонги был декоратором. Вместе с режиссером-автором, двумя столярами-машинистами и музыкантом они пользовались неоценимым преимуществом: они жили в бараке-мастерской, а не в тесноте и скученности общих бараков, где на трехэтажных нарах лежали двадцать четыре человека. Таккини стыдился этого, он не считал, что имеет право жить в мастерской. Он стал поваром в труппе, а свободное время между лекцией философа Поля Рикёра и занятиями немецким языком использовал для того, чтобы сделать этот чемодан из картона, предназначенного для декораций, и жестяных частей, вырезанных из консервных банок. Чемодан предназначался первому, кто вернется во Францию. Таковым оказался Эме. Он находил это несправедливым. Он не был женат. В песках, в ноябре 1940 года и в феврале 1941, он узнал о смерти единственных родных существ, которые у него оставались в Валансьенне, — матери и бабушки; мать медленно убило горе, а суровую бабушку, несмотря на все ее мужество, — лишения и старость. Что поделаешь? Не мог же он передать им свою рану, из-за которой был демобилизован. Таккини сейчас же взялся за новый чемодан.

О, этот выход из лагеря! Их было тридцать счастливчиков на несколько тысяч человек. На этой песчаной равнине, открытой всем ветрам, был собачий холод. Но несмотря на это, их всех вывели из лагерных бараков, как скаутов, и они пели старинную ирландскую балладу «Старая дружба»[10], которая обошла тогда всю Германию:

Друзья, не говорю: «Прощай!» —А только: «До свиданья!»Вернемся мы в родимый край,А значит — до свиданья!

Стоял трескучий мороз.

Платформа была забита багажными тележками, немецкими офицерами, французскими таможенниками и жандармами, демобилизованными солдатами и Schwestern[11]; кишмя кишели женщины-солдаты, прозванные «мышками» за свои серые мундиры, — подтянутые фройляйн с поджатыми губами, со строгими прическами и с бюстами валькирий под мундирами. Хайль Гитлер! «Эх! Переспать бы с этакой серой мышкой! — вздыхает Бандит. — Всю жизнь мечтал!»

Под большими часами висит расписание пересадок на Прад, Сен-Поль-де-Фенуйе, Аржелес, Баньюльс, Сербер, Пор-Бу. На расписании обозначена и дата: 26 мая 1943 года. Пятница. Эме Лонги смотрит на свои офицерские часы. (Как раз перед тем, как он попал в плен, его назначили начальником штаба батальона). Поезд пришел вовремя. Носильщика, разумеется, нет. Ба, да ведь его ждут за контрольно-пропускным пунктом!

Второй чемодан более громоздкий: это старый, покрытый пятнами дубовый ящик с кистями и красками; ящик ставится на три ножки. У него откидная крышка. Внутренняя сторона крышки — это палитра, которая вынимается. Винты позволяют регулировать наклон. У Эме больше нет холста, но шесть вставленных в раму досок из тюльпанного дерева, которые он везет с собой, — это целое состояние.

У турникета Эме предъявляет свой литер. Он становится в очередь к контролю. Плечо у него дергает. Он попробовал было нести свою поклажу на лямке, но чуть не вскрикнул от боли. Самое тяжелое — это чемодан. Очереди. Четыре года очередей! И в лагере, и во Франции. На раздачу пищи, на раздачу табака, в кино, в ларек. Во Франции это еще осложнялось индивидуальным анархизмом. Стоит тошнотворный запах дезинфекции и плохого угля. Пропуска проверяют французские жандармы в полевом обмундировании. Проверяют они тщательно, особенно — совсем новенькое удостоверение личности.

Фамилия: Лонги Имя: Эме-Луи

Дата и место рождения: 24 октября 1913 года, Валансьенн (Нор).

Национальность: француз

Рост: 1 м 72 см

Цвет лица: бледный

Глаза: карие

Волосы: черные

Борода: не имеется

Усы: короткие

Нос: прямой

Телосложение: нормальное

Лицо: овальное

Особые приметы: не имеется

Адрес: Валансьенн (Нор), улица Сен-Ладр, 6.

Выдано 5 мая 1943.

Министерское удостоверение с трехцветными полосками совсем уж новехонькое! Уполномоченный министерства по делам военнопленных находится в отпуску, Широкие брови поднимаются.

— Все новенькое, вот как!

И — совсем тихо — жандарм шепчет:

— Немецкого контроля нет. Вы можете пройти, господин лейтенант.

Жандарм увидел в петлице черно-зеленую ленточку военного креста.

— Здесь вы скоро поправитесь. Воздух у нас прекрасный.

Он отдает честь по-военному.

Несмотря на такой прием, Эме ощущает какой-то душевный надлом — то чувство, которое он испытал в Компьене, когда, внезапно демобилизованный, без конвоира, с правом в любое время сесть на поезд, он вошел в лавку ножевых изделий. Ему уже давно нужны были ножницы для усов. К нему подошла девушка в строго траурном наряде. Когда она узнала, что он «оттуда», лицо ее прояснилось. Она не взяла у него деньги и сказала ему:

— Я всегда спрашивала себя, как это мужчины ухитряются сделать так, чтобы усы у них не выросли такими, как у Верцингеторикса. Вы подстригаете их вот такими маленькими ножничками, так ведь? Это нержавеющая сталь.

Он хранил и ножницы, и эту улыбку.

Лонги покидает черный вокзал и выходит на террасу. Он высматривает человека, который, как и он, должен держать в руке министерскую брошюру «Военнопленные». Никого. Водитель велотакси предлагает ему свои услуги. Он делает отрицательный знак рукой. Человек смуглолицый, с впалой грудью. Он ухмыляется, и это, вне всякого сомнения, означает: «А иди-ка ты…»

Солнце безжалостно обнажает ветхость картин, устарелые афиши, грязь на стеклах. Во Франции нехватка мыла.

Никого. Нет брошюры с трехцветными полосками. Рана болит. Красный чемодан и ящик поставлены на цементный пол. Его соседка по купе появляется снова под руку со здоровенным молодцом в очках; она громко говорит с резким южным акцентом — он не больно-то разбирается в этих акцентах. Она видит Эме, улыбается, делает сочувственную гримаску — он ей симпатичен. Городские автомотрисы с яркими, черноволосыми и смуглыми пассажирами. Громогласная речь. Воспоминания. Он идет к киоску, покупает «Эндепандан де Пирене-Орьенталь». Веселый малый в красном свитере не нашел себе пассажира и краешком глаза выслеживает растерявшегося путешественника. Идет ва-банк! Снова подходит к Эме. Двумя желтыми пальцами прикасается к каскетке. Красный свитер протерт на локтях.

— Вы кого-нибудь ждете?

— Откровенно говоря, да.

— Люди не всегда делают то, чего им хочется. Закурить у вас не найдется?

Эме Лонги вытаскивает пачку из кармана. Он получил ее в министерстве. Сигареты «Марешаль». Велосипедист оценил это.