Семь бед – один ответ - Алексей Лютый

– Может, хватит? – оборвал его тираду Рабинович, и я облегченно вздохнул. Дай этому ироду волю, он до вечера болтать будет. Или до утра. Смотря который сейчас час.

– Еще раз тебя спрашиваю, ты-то что здесь делаешь? – почему-то присвоил себе Сеня вопрос Жомова.

– Да, видимо, все хуже, чем я думал, – пробурчала себе под нос средняя голова Горыныча и, увидев недоуменные взгляды, направленные на нее, дополнила: – Я вам говорил, господа, что в случае удачного эксперимента по возвращению в ваше настоящее, временная спираль должна была занять нормальное положение и ликвидировать все парадоксы, возникшие из-за вашего неосторожного переноса в прошлое.

– Господи, кошачий ты сын! Если в его вселенной все так разговаривают, в жизни туда в гости не поеду. Впрочем, извините! Слушаем Ахтармерза дальше.

– Видимо, в ваши действия закралась какая-то ошибка, – лишь слегка покосившись в ответ на мою реплику, продолжил он свой рассказ. – И поскольку я как парадокс взаимоотношений между параллельными мирами домой не вернулся, следовательно, вы в данный момент находитесь не у себя дома. Я не ошибся?

– Удивительная проницательность для ленивого второгодника, – фыркнул Рабинович, и дракон еще немного увеличился в размерах. Интересно, он может лопнуть?

– Так, может быть, если ты такой знаток парадоксов, то объяснишь нам, куда мы попали? – продолжал язвить мой Сеня. – Или у тебя кишка тонка? Орешек знаний не колется?

– Ничего мне не колется, – буркнул Ахтармерз и шмыгнул носом. – А я-то думал, что вы мне подскажете, в какую эпоху нас теперь занесло…

– Слушай, Горынушка! – вдруг истошно завопил с валуна Попов. – Давай отношения потом выяснять, а пока придумай, как меня с этой кочки вытащить!

Ахтармерз удивленно посмотрел по сторонам, а затем вытянул над нашими головами шею и заглянул через обрыв. Андрюша Попов переминался с ноги на ногу, стоя на скользком валуне, и отчаянно махал руками, стараясь привлечь к себе внимание. Хорошо, что прибой слабый был. А то куковать бы Попову на пне, словно Русалочке из Копенгагена, до скончания веков. Глядишь, местной достопримечательностью бы стал, если, конечно, его рыбы обиженные не слопали бы на завтрак. А Горыныч по очереди посмотрел на Андрюшу всеми тремя головами и проговорил:

– Нет ничего проще. Сейчас я спущусь и вывезу его оттуда.

– Ты с ума сошел? – испуганно завопил Попов, едва не сбив своим рыком дракона с края уступа. – Чтобы я на птеродактилях летал? Не бывать этому. Я вам не валькирия какая-нибудь. И вообще, высоты боюсь. Уж скорее петух нестись начнет, чем я на эту склизкую животину заберусь.

– Попов, заткнись! – заорал Сеня, но было уже поздно.

Слово не воробей и даже не курица. Поэтому поправить положение оказалось невозможным, и на Андрюшу невесть откуда свалился здоровый черный петух. Пристроившись прямо на подмокшей поповской лысине, командир курятника неистово прокукарекал три раза, клюнул Андрюшу в темечко и, снеся огромное золотистое яйцо, умчался куда-то в сторону морского горизонта.

– Ни хрена себе, курочка Ряба! – удивленно пробормотал контуженный Попов, держа яйцо обоими руками, а затем свалился на пятую точку. – А где та мышка, которая хвостом должна махать?

Мышки поблизости не нашлось, даже компьютерной, зато хвостов было сколько угодно. А точнее, два. Мой Андрюше не подошел, поскольку оказался мелковат размером. Зато хвост Горыныча пришелся в самый раз, и несколько секунд мы с Рабиновичем и Ваней наблюдали смертельный трюк под названием «рыбалка для хвоста». Горыныч, спикировав с уступа прямо к валуну, низко опускаться не решился. Вместо этого он ловко, словно волейболист уходящий мяч, поддел хвостом Попова, подкидывая его метра на два вверх. Андрюша истошно заорал и попытался стукнуть супостата своим богатырским кулаком, но Горыныч ловко увернулся и, подцепив толстяка когтями за шиворот, одним движением перебросил его к нам на уступ.

– Вот это у тебя трюк получился, тигелевая печь трехголовая! – изумился Жомов. – В регби играть никогда не пробовал? Или в американский футбол?

Вместо ответа Горыныч трепыхнулся и вдруг стремительно стал уменьшаться в размерах. От неожиданности мы даже про Попова забыли, уставившись на такую стремительную метаморфозу, происходящую с нашим невольным спутником. Горыныч и раньше нас тешил подобными трюками, но с такой скоростью он еще никогда не уменьшался! Я даже взвизгнул от удивления, словно дворняга, которой на лапу наступили.

– Все. Переохлаждение, – слабеющим голосом пролопотал Ахтармерз в ответ на наши удивленные взгляды и разинутые рты. – Я же вам говорил, что с рептилиями у нас только температурный режим общий.

Ваня Жомов, не медля ни секунды, стянул с себя омоновский бушлат и бросился к тающему на глазах дракону. Он закутал его так, что наружу выглядывали лишь шмыгающие носы всех трех голов, а затем прижал к себе псевдорептилию, будто кормящая мать грудного ребенка. Мой Сеня только удивленно хлопнул челюстями.

– Как он там? – поинтересовался Рабинович, кивнув головой в сторону укутанного Горыныча.

– Спасибо, жить буду, – раздался откуда-то из бушлата комариный писк. – Пока еще холодно, но в норму я приду.

– И то радует, – фыркнул Сеня и, повернувшись к Попову, похлопал его по лысине. – Вот и все, а ты боялась. Даже юбка не помялась.

– Да пошел ты, – буркнул Андрюша и, поднявшись на ноги, посмотрел через край обрыва. – Эх, жалко, рыбы столько пропадает. Сейчас бы ее на сковородочку да с лучком!..

– Перетопчешься, чревоугодник доморощенный, – усмехнулся Рабинович. – С сегодняшнего дня и до того дуба переходишь на подножный корм.

– До какого дуба? – Перепуганный Андрюша, прищурив глаза, всмотрелся вдаль.

– Дурак ты, – констатировал мой Сеня и обвел всех присутствующих взглядом. – Ну что, пошли, что ли?

– Куда? – удивился Иван.

– С этой стороны берег упирается в горы и обрывается в море, – тоном экскурсовода продекламировал Рабинович. – А это значит, что нас ждет дорога в противоположном направлении. Заодно и красотами здешних гор налюбуемся…

Уж простите меня, пожалуйста, но сдержаться я не мог и залаял, словно щенок сопливый! Я-то уже давно решил, что сидя на месте мы ничего выяснить не сможем. И вот теперь до моего гениального хозяина эта мысль тоже дошла. Теперь пойдем вперед и будем надеяться, что где-то там, вдалеке, хоть какие-нибудь люди водятся. А потом… Суп с котом! Эх, где наша не пропадала!..

Глава 2

Пятеро путешественников еле плелись вдоль береговой ленты, обрывающейся в серое море крутыми склонами. Первым шел бронебойный Ваня Жомов, пытаясь расчистить путь для остальных. Он то проламывался через наметенные сугробы по пояс в снегу, словно танк через склад с туалетной бумагой, то скидывал с обрыва довольно большие валуны, а иногда вырывал с корнем какие-то деревья, отдаленно напоминавшие карельские карликовые дубы. Однако у Жомова они вызывали несколько иные ассоциации, напоминая ему одного прошлого знакомого – онта Корявня. Ваня никак не мог забыть бесцеремонное обращение, учиненное этим ходячим пиломатериалом над своей особой, и, выдирая дубки, бормотал себе под нос:

– Экземпляр, говоришь, хороший? В навозе, говоришь, замачивали? Лес, говоришь, бревно дрейфующее, беречь нужно?.. Ну-ну! Я вот домой вернусь, лесорубом, блин, пойду работать. Посмотришь тогда, пенек болтливый, как я о природе забочусь…

Корявня поблизости не было, поэтому наставлять разгулявшегося древогуба на путь истинный никто не собирался. Карликовые деревья летели во все стороны, словно мухи от хлопушки. А Ваня, отдохнув на отрезке с валунами, принимался корчевать следующую мини-рощицу. Рабинович, который тащил позади Жомова Горыныча, все еще завернутого в Ванин бушлат, терпел жомовский беспредел долго, но когда один из дубков пролетел около его носа, едва не попортив Сенину античную красоту, он все-таки не выдержал.

– Ваня, родной, – ласково проговорил Рабинович, поудобнее устраивая под мышкой бушлат с Горынычем. – Если у меня мимо головы еще хоть один куст пролетит, то вокруг тебя стаями камни планировать станут.

– Действительно, с природой этого мира нам нужно быть поаккуратнее, – поддержал его уже отогревшийся Горыныч, высовывая нос средней головы из-под воротника. – Мы ведь даже не знаем, в какую вселенную угодили. И любое воздействие на окружающую среду может вызвать непоправимые катаклизмы данного мира…

– Ты хоть сам понял, что сказал? – полуобернувшись к нежданным оппонентам, поинтересовался Иван. И прежде чем растерявшийся Ахтармерз смог что-то ответить, добавил: – Вот и молчи лучше, керосинка говорящая. А то сейчас выйдешь из бушлата, как индюк из норы, и пойдешь своими двоими снег месить!

– Ваня, а кто тебе сказал, что индюки в норах живут? – поинтересовался Рабинович, удивленный столь сенсационным открытием доморощенного орнитолога.