Последнего волка здесь видели сотню лет назад - Катерина Дементьева

слышать. – Я не отрывалась от книги, хотя уже догадывалась, что это его не остановит.

– В мире столько сексизма! И несправедливости, и всякого. Как вы, в смысле женщины, вообще живете?

Я – если не брать во внимание текущую ситуацию, хотя как же было ее не брать, когда все это окружало меня и никуда не сбежать, не деться – я жила хорошо. У меня была симпатичная, пусть и довольно бессмысленная должность при минкульте, приятная начальница, отличная владелица квартиры, которую я снимала, ноль целей и обязательств и желание быть феминисткой и эко-активисткой, особенно когда оно не требовало слишком больших усилий.

Анатоль продолжал восклицать всякое. Его, конечно, больше всего впечатлила финансовая несправедливость, феминитивы для блогерок, геймерш, инфлюэнсерок. Закономерно, что люди обращали внимание на то, что касалось их, их сфер, поля – но все-таки было очень любопытно. Он побегал по гостиной, остановился у моего дивана и присел рядом. Я отодвинула ноги, чтобы не касаться его бедра.

– А еще я прочитал, что могу быть идеальным любовником – потому что могу быстро восстанавливаться, и заниматься с тобой сексом хоть сто часов подряд.

Я рассмеялась.

– Ок, друг мой. Сто часов – это четыре с небольшим дня, и поверь мне, никто не хочет секса так долго. Это раз. Два – я ясно дала понять, что нет, и вот говорю прямо – нет. Это значит – нет, хоть сто часов, хоть ты лучше, чем мой вибратор, хоть что угодно другое. Это понятно?

Он кивнул, но очевидно, что понятно не было, потому что через несколько минут он попытался выяснить, стадию моего цикла, чтобы уточнить, правду ли говорят исследования о том, что во время овуляции женщине больше хочется секса.

Было утомительно. Я собралась уходить, но тут он сделал совсем мерзкое – схватил меня за руку и прижал ладонь к своей ширинке.

– Ты сама не знаешь, от чего отказываешься.

Будь я младше, я бы испугалась, расстроилась, почувствовала себя грязной – и промолчала. Но я, к счастью, была собой – взрослой женщиной в ярости. Я заставила его принести мне дезинфицирующие салфетки. Извиниться. Объяснила про насилие и его неприемлемость в любом виде, заставила пересказать услышанное в свободной форме, чтобы убедиться, что он правильно понял. Забрала книгу и ушла.

Понятно было, что страх, печаль, гадливость появятся, только я закрою дверь, поэтому я позвонила другу и рассказала все это. Он посочувствовал. Мы даже посмеялись о том, как это нелепо – что есть люди, уверенные, что факт наличия у них члена будет жутко соблазнительным.

– И стоит мне коснуться магического жезла…

– Нефритового!

– Ну тебе виднее. Стоит мне к нему прикоснуться, так я сразу же его возжелаю – ну что это? И откуда берется – он же весь такой зарабатывает миллионы каждые пять минут, ему же некогда этой патриархальной чушью пропитываться, нет?

Друг сочувствовал мне изо всех сил, но он был на работе, был занят, поэтому разговор был короткий.

Я думала пойти плакать в душ, но решила, что займусь этим в кровати. Переставила норку на тумбочку, чтобы она составляла мне компанию, и разрыдалась.

4.

С утра я как взрослая адекватная женщина, коей и являлась, приняла разумное и взвешенное решение – всеми силами избегать малолетнего засранца.

Вариантов, конечно, была масса – можно было обливать его презрением и возмущением, можно было воспитывать, можно было бы заставить его публично извиняться на весь тикток – но ничего из этого мне делать не хотелось. Чего хотелось – получить звонок от симпатичных женщин из аэропорта и улететь домой.

Но новости пестрили всяким нерадостным и надо было бы, наверное, начинать задумываться о том, как я буду отсюда выбираться, когда и после праздников сообщение не восстановят – но этим мне заниматься не хотелось даже больше, чем вчера.

Я укуталась к завтраку. Сначала спустилась за чаем, потом за порцией хлеба и джема и сосисками, а потом забрала с собой и тостер.

– Вообще-то у нас с собой еду брать нельзя, – сообщила мне старушка, когда я уходила из столовой в третий раз.

– Вы отлично сегодня выглядите, – ответила я и показала ей тостер, – а это не еда. Я его потом обратно принесу.

– Ну я уж думаю.

Я отлично позавтракала в компании норки, к запаху которой привыкла настолько, что почти его не чувствовала. Мы смотрели сториз, а потом ютуб, а потом у нас случилась горячая мысленная дискуссия о том, стоило ли мне идти в тикток смотреть, что там постит Анатоль. Норка – в роли той моей части, которая мне не особенно нравилась и никогда не умела вовремя останавливаться, считала, что можно, и нужно, и определенно стоит сходить. Я считала, что не буду делать ему просмотры. Вопрос разрешился тем, что у меня кончились еда и чай, отлично, потому я чувствовала, что начала проигрывать эту битву.

Старушка прогнала меня с кухни, куда я принесла посуду. Прогнала меня из комнаты, потому что я мешала ей убираться – я протестовала, что мне не нужно, но она сунула мне в нос описание номера в букинге, где и правда была указана ежедневная уборка. Затем она выгнала меня из библиотеки, потому что нужно было ее проветрить, после – из гостиной.

– Теперь-то какая причина?

– А никакой, кроме того, что ты взрослая девица, а бегаешь от него, как будто сама в чем-то виновата. Это он от тебя от стыда должен бегать, но нихрена ведь от них не дождешься такого. Так что давай, нос наверх, взгляд презрительный, плечи расправила, природную сучность включила.

Это был отличный совет, просто замечательный. Я поблагодарила…

– Не особенно горячо.

– Нормально поблагодарила.

Проблема была в том, что ничего мне включать не хотелось. Я пошла в комнату, чтобы обсудить это с другом, если он был свободен, или с норкой, если свободна была она. По коридору бродил туда-сюда Анатоль. Он бросился ко мне, остановился на вполне приличном расстоянии и искренне – ну или по крайней мере убедительно – извинился.

Мы договорились встретиться после обеда, чтобы погулять.

Еду я все равно стащила в номер, потому что избегала я кого-то или нет, это никак не влияло на адский холодильник, которым была столовая.

Мы гуляли в другую сторону и скоро набрели на остатки настоящего парка – с разбитыми статуями, поросшими мхом, в ветках, в перьях, с опустевшими фонтанами, потрескавшимися лесенками. Я достала телефон и