Легенда о заблудшем патриоте - Михаил Веллер

И что ведь характерно: теперь ему тюрьма была обеспечена, так он, гадюка, совсем не радовался. Он твердо знал, что финны, славящиеся аккуратностью и законопослушанием, наших выдают обратно, а там поди объясни, что через границу бы попер случайно… Полиция, КГБ, показательный суд, Сибирь: прощай, жизнь…

Выходов было два: или добровольно сдаться властям, или идти тем же путем домой. Был еще третий выход: вернуться в лес и удавиться на первом суку.

Финн полицию не вызвал. Напротив, достал карту и с помощью полуанглоговорящей жены сочувственно объяснил, что его папа воевал у маршала Маннергейма, а если Маркычев во-он здесь перейдет границу в Швецию, то там получит политическое убежище. Добрый оказался человек, но не понимающий чаяний души советского человека. Два мира – две системы…

Он дал Маркычеву эту карту и сухой паек на дорогу, довез на своей машине до шоссе, указал пальцем на Запад и ободряюще хлопнул по спине:

– Хюва маткаа!

Маркычев помахал ему вслед, слез с дороги в кусты, и вот так, кустами, пошел в Хельсинки – искать советское посольство… Явка с повинной и чистосердечное раскаяние должны были облегчить его вину.

«Да чтоб я еще в жизни по грибы… ни глотка! Отдыхать только в библиотеке!»

Умирая от голода и усталости, боясь полиции и не вступая ни в какие контакты с иностранцами, хромал он на встречу со своими: и вот я здесь, товарищи. Готов нести ответственность по закону и надеюсь на смягчение участи.

7. ШЬЕМ ДЕЛО ИЗ МАТЕРИАЛА ЗАКАЗЧИКА

Консульство и его внешняя контрразведка ГБ известили свои начальства в Москве: вот такой чудак… просим поверить.

Москва: только Бога ради – никакой утечки информации в прессу! Покормите его пока, до дальнейших распоряжений, и присмотрите. И звонит в Ленинград: выясните, уточните, разберитесь. Что у вас там за бардак в пролетарских коллективах и на священной границе!..

С Литейного звонят в отдел кадров завода «Серп и Молот»: как там у вас Маркычев? Такие звонки в кадрах понимают. Ах, говорят, Маркычев… Какой Маркычев – инженер? Да можно сказать, и не работает. Как? – да он в отпуске… С тридцатого июля… у него неделя, мол, с прошлого года оставалась, плюс отгулы… Когда выйдет? да должен в понедельник. Что, номер приказа? сейчас, одну минуточку… И тут же задним числом рисуют Маркычеву отпуск. А что такое? А ничего, отвечают зловеще, скоро узнаете.

И звонят директору. Отпуска, значит, даем на август государственным преступникам? Директор – старая гвардия, буквально слышно, как у него броневое забрало лязгает, опускаясь: какие отпуска, товарищ? каким преступникам? Ваш работник инженер Маркычев задержан за переход государственной границы в буржуазном государстве. Позвольте, говорит директор. Маркычев мне не инженер. У нас такой не работает. Что значит, у нас есть сведения… Да, был. Но уволен. Когда, за что? Минуточку… вот: тридцатого июля. За халатность и неоднократные нарушения. А отдел кадров говорит!.. Наверное, напутали, нашли не тот приказ, у них там вечно… Так он не ваш? Не наш. Упаси Бог от таких работников. А как его можете характеризовать? Крайне отрицательно. Политически неграмотен, морально неустойчив. Политику партии понимает неправильно. Хорошо; характеристику передайте в отдел режима. Директор – отделу кадров: поднимитесь ко мне забрать подписанный приказ… болтун – находка для шпиона! Мигом!!!

Но на Литейном сидят парни вдумчивые, они позвонили еще и в жэк. Есть такой жилец! Есть; а что? Какие на него сигналы, жалобы, нарушения? Да так… знаете… а что? Он задержан в Финляндии за нелегальный переход границы, ведется следствие, вот мы сейчас занимаемся его делом. А-а… он всегда был подозрительным, не наш человек – за квартиру платил неаккуратно, соседи жаловались, так что мы собираемся выписывать его за шум и дебоши. Так; ясно.

Ну – выпадает кому-то загранкомандировочка! Звонят в посольство: завтра, говорят, наш человек за ним приедет, заберет; вы пока караульте получше, он, судя по всему, враг матерый, антисоциальный элемент, явно сбежать хотел. Им отвечают: да вы что, он всю Финляндию пропер пехом, сам к нам пришел, плакал и домой просился. А, теперь плачет, иуда – понял, что за границей не мед! А вот не пускать его обратно! – пусть там и живет в капиталистических джунглях, жрет свои грибы! Товарищи, нельзя же так, у нас гуманизм и милосердие… У вас милосердие, а у нас бдительность. Знаете, чем отличается абстрактный гуманизм от социалистического? Ага: девять граммов разницы. А он что… действительно сам пришел? И врач говорит – не сумасшедший? Видите – характерный прием двойного агента.

А погранзаставы рапортуют твердо и однозначно: никаких нарушений госграницы не зафиксировано, случайности исключены!

Короче, приезжает утром мордастый парнишечка в неброском костюмчике, кормят Маркычева напоследок завтраком, вгоняют в вену укол против любых желаний организма, грузят ко всему покорное тело в автобус, и парнишечка везет его на Родину, напевая «Летят перелетный птицы». А на границе – в машину и на Литейный.

Неделю его трясли. Как, да что, да где, да почему: всячески сбивали хитрыми вопросами и повторами. Но он твердо повторял историю своих злоключений и кричал, что лучше тюрьма, но своя, много ведь не дадут, правда? я ведь сам пришел! Что возьмешь с дурака?..

Главное – он никак не мог указать, где пересек границу. Знал бы где – так и не пересекал бы! Там ведь сигнализации напихано, препятствий наворочано – вот уж против дурака все меры бессильны. Ставили следственный эксперимент: привозили на место того пикника – иди! Разводит руками – был пьян, простите. Верно – бутылок в кустах нашли до черта.

А если он пересек границу на самолете? А если надел коровьи копыта – обмануть следопытов? а если все грибники вот так, беспрепятственно, попрут через границу?! Влепили для профилактики начальнику погранрайона о неполном служебном соответствии, а больше поделать ничего нельзя.

Его бы, конечно, законопатили года на четыре. Нарушил? – нарушил. Получи и распишись. Но финский телевизионщик тот подгадил. Он снял не только приход Маркычева в посольство, он и отъезд подкараулил, и у консула интервью взял: вот, мол, какой стойкий и сознательный гражданин – испугался, что невольно нарушил финские законы и может быть наказан финскими властями и даже вызвать международный инцидент! Он голодать будет – ради сохранения дружественных государственных отношений с соседний страной. А посол, старый мидовский волк, подал случай в этом свете как акт большого уважения и залог добрососедства.

И в таком виде это прошло по финскому телевидению и, разумеется, прозвучало по Би-Би-Си. И теперь, в свете международной обстановки, сажать Маркычева было бы идеологически невыгодно. А лучше наоборот – отечески пожурить и милосердно позволить вернуться в ряды заблудшему, но верному гражданину. Просвечен насквозь – советский мышонок…

И отпустили с Богом. Иди и не греши!

8. ВЕРНУЛСЯ В СВОЙ ГОРОД, ЗНАКОМЫЙ ДО СЛЕЗ

Когда я работал в отделе пропаганды одной газеты, над столом у меня висела репродукция картины Репина «Арест пропагандиста». Но есть у Репина и еще не менее знаменитая картина – «Не ждали».

С работы Маркычев был уволен. В отделе кадров ему вручили трудовую книжку со статьей. И известили, что теперь, с самоходом через границу, ни одно режимное предприятие его не возьмет. Да и не режимное не разбежится.

А также его выписали с жилплощади, и его комнату уже заняли многодетные соседи-очередники. То есть – он был выписан из Ленинграда.

Заодно его, для порядка, сняли и с воинского учета.

Что называется, Родина-мать раскрыла объятья, и в каждой руке у нее было по нокауту.

Маркычев был не в той весовой категории, чтоб тягаться с матерью-родиной. Но волну погнал страшную.

Он ночевал по знакомым и строчил жалобы во все инстанции – вплоть до комиссии по реабилитации репрессированных. Пришел со статьей в «Ленинградскую правду». Доставал начальство по домам и бесстрашно грозил карами. Он известил горком партии о сожительстве директора со своей секретаршей. Сигнализировал в ОБХСС о воровстве на заводе. Скатил телегу в спортобщество «Трудовые резервы» о пьянках, устраиваемых спорторгом. Настучал прокурору города товарищу Караськову о взятках, вымогаемых в родном ЖЭКе. У него обнаружился стиль, и этим стилем он излагал всю подноготную недоброжелателей: что начальник отдела кадров в тридцать седьмом году пытал коммунистов, что начальник отдела купил свой диплом на толкучке в Ташкенте, и что профорг противоестественно развращает несовершеннолетних пэтэушников-практикантов; а парторг заявил в юбилей блокады, что Жуков хотел чуть ли не повесить товарища Жданова, который приказала минировать Ленинград и готовиться к сдаче. Нагадил всем как мог, а смог немелко, потому что за каждой бумагой следовала хоть какая-то, но нервотрепательская проверка.