Место битвы – Италия?! - Валерий Колесников

6 сентября 1749 года придворный историограф, академик Миллер прочитал ежегодный доклад, в котором, опираясь на труды своего предшественника Байера, изложил теорию создания Киевской Руси норманнами. Вскоре после этого 3 ноября Ломоносов подверг резкой критике только что вышедшую в свет диссертацию Миллера «О происхождении русского народа», где наглым образом была оболгана отечественная история, в ней всё было перевернуто вверх дном и основные события представлены с отрицательной стороны. Приведу одну важную для нашего расследования цитату из статьи Ломоносова «Замечания к диссертации Миллера Г. Ф.», с. 13: «Прадеды ваши, почтеннейшие слушатели, от славных своих дел славянами назывались, которых от Дуная волохи выгнали». Здесь весьма явны противные вещи слава и изгнание, которые в такой диссертации места иметь не могут. Но как наш сочинитель славные дела прадедов наших начинает с изгнания, так и всю их жизнь в разорениях и порабощениях представляет, о чем смотри ниже. И хотя бы то была правда, что славяне для римлян Дунай оставили, однако сие можно было бы изобразить инако. Например: славянский народ, любя свою вольность и нехотя носить римского ига, переселился к северу. Новгородский летописец говорит, что славян часть некоторая, для тесноты места на Дунае, отошла к Днепру, Ильменю и прочая, что с правдою очень сходно, ибо и теперь по Дунаю довольно есть славянского народа, как то: сербияне, болгары и проч. Господину бы автору должно было упомянуть славные дела славянского народа из старых внешних авторов, из которых явно, что римляне сами чувствовали храбрость наших праотцев и прочая. Прокопий Кесарийский в третьей книге своей пишет, что в пятом веку во время Юстиниана, царя греческого славяне, перешедши Дунай, землю за ним опустошили, и великое множество римлян в плен взяли. Иорнанд о четах пишучи, говорит, что ныне славяне за грехи наши везде нас разоряют, то было в шестом веку. Григорий Великий папа Римский, к епископам в Истрию (епископат на п-ове Истр в Хорватии – прим. автора) пишет: «Истинно для славянского народа, который на вас наступает, весьма сокрушаюсь и смущаюсь: сокрушаюсь о том, что вашу болезнь сам претерпеваю: возмущаюсь о том, что они через Истрию уже и в Италию вступают![8]». Из сего явствует, что славяне от римлян не так выгнаны были, как господин Г. Ф. Миллер пишет. И сие бы должно было ему упомянуть для чести славянского народа».

По мере того как накал борьбы с Миллером нарастал, вопросы по отечественной истории вышли у Ломоносова на первый план, ради них он отказывается от исполнения обязанностей профессора химии. Он дает уничтожающую характеристику на статьи Байера по русской истории, сравнивая их с «бредом обкурившегося шамана». Байер приехал в Россию в 1730 году, через год после открытия Академии наук. Именно он выдвинул теорию, что варяги и руссы – это норманны, принадлежавшие германскому королю племена шведов, датчан и норвежцев. Байер русского языка не знал. Помимо Ломоносова, в будущем и другие русские академики – Тредьяковский, Крашенинников и Попов – также возражали против метода Миллера принимать тезисы Байера без проверки. Ломоносов полагал – и не без оснований – что слово «рус», «русский» северным языкам совершенно незнакомо, но распространено на южном побережье Балтийского моря. Так, один устьевой рукав Немана носит название Руса (хотя по-литовски этот рукав носит название «Русне», и в переводе «русноти» означает «медленно гореть, тлеть» или «медленно бежать, течь» – прим. автора). Здесь же, по его мнению, следует искать и родину Рюрика. Впоследствии Ломоносов писал, что Миллер сделал русских «столь убогим народом, каким ещё ни один самый подлый народ ни от какого историка не представлен»[9].

Норманнисты создали непрерывную цепь культурного воздействия на русские области. Согласно их теории, в IX веке готов сменили варяги, которых они считают создателями культуры Киевской Руси и проводниками ирано-арабского и византийского влияния в Восточной Европе. Схема эта до сих пор удерживается практически в том же виде, только некоторые учёные пытаются её обновить и модернизировать. В постсоветский период в нашей археологической, лингвистической и отчасти исторической литературе наблюдается всплеск неонорманнизма, связанный отчасти с тем, что в советском прошлом борьба с норманнизмом велась не всегда вполне научными методами. Так, к примеру, в 1963 году будущий правозащитник Андрей Альмарик был исключен из Московского университета за курсовую работу «Норманны и Киевская Русь», в которой защищал «норманнскую теорию», отвергавшуюся советской наукой. К норманнизму сегодня обращаются и многие специалисты, ранее с ним воевавшие. Для взглядов современных норманнистов характерна одна очевидная нестыковка: русь противопоставляется варягам, а для доказательства германоязычия варягов используются факты, относящиеся к руси. Ещё в середине 70-х годов прошлого века группа советских археологов и историков пришла к странному выводу, что, дескать, древней столицей Руси был город Старая Ладога, расположенный в устье реки Волхов, а не Великий Новгород. Аргументировалось это тем, что крепостные застройки там старше новгородских, и тем самым невольно подводилась научная база под основную идею норманнистов о колонизации южнорусской равнины с Севера, с берегов Скандинавии. Ранние государства обычно возникали в результате установления господства одного из племен над соседями. Но прочным насильственное объединение могло стать лишь в том случае, если оно маскировалось заботой о внешней безопасности, правым судом и т. п. «Повесть временных лет»[10] – летописный рассказ о призвании варягов в середине IX века славянскими и угро-финскими племенами севера Восточной Европы ради прекращения усобиц на огромной территории от Балтики до Средней Волги – не сказка, а отражение представления о правах и обязанностях власти, которые как бы признают все стороны.

В начале XX века известный историк А. А. Шахматов (1864–1920), критически анализируя дошедшие до нас летописи, пишет: «Вторая редакция ПВЛ возникла в 1117–1118 годах. Мы указывали на главное отличие сказания о призвании варягов по этой редакции. Оно вызвано знакомством составителя этой редакции с ладожским преданием, отстаивавшим старшинство Ладоги перед Новгородом и связавшим Рюрика и древневаряжских князей с воспоминаниями об основании Ладоги: «и придоша к Словеномъ первее и срубиша город Ладогу». Новгород, по сказанию второй редакции ПВЛ, выстроен Рюриком уже по смерти братьев. В связи с этим нельзя не поставить следующий пропуск в рассматриваемом тексте сказания. После слов «и от техъ Варягь прозвася Руская земля» опущена фраза: «и суть Новъгородьстии людие отъ рода Варяжьска, прежде бо беша Словене». Составителю второй редакции она показалась неуместною именно потому, что о Новгороде речь идёт ниже.

Спор между норманнистами и их противниками завязался в первой половине XIX столетия вокруг летописного текста ПВЛ. Здравая критика, внесённая в понимание его Эверсом, Костомаровым, Гадеоновым, Иловайским и др., показала всю шаткость основания, на котором строили своё здание норманнисты. Но их противники ушли слишком далеко по пути отрицания и не пожелали увидеть за буквой летописного текста такие элементы народных преданий, которые не придумываются и не создаются фантазией. Это зависело от того, что противники норманнистов основное внимание обратили на противоречие между свидетельством «Нестора» и свидетельствами целого ряда других, несомненно достоверных, источников. Во-первых, соображения хронологические не позволяли относить призвание руси к 862 году, т. к. византийцы знали русь и в первой половине IX столетия. Во-вторых, многочисленные данные, среди которых выдвигаются, между прочим, и Амастридская и Сурожская легенды, так тщательно обследованные В. Г. Василевским, решительно противоречат рассказу о прибытии руси в середине IX века с севера, из Новгорода; имеется ряд указаний на давнее местопребывание руси именно на юге, и в числе их не последнее место занимает то обстоятельство, что под «Русью» долгое время разумелась именно юго-западная Россия, и что Чёрное море издавна именовалось Русским. Таким образом, вместо прежнего источника суждения о варяго-руссах, вместо текста ПВЛ, мы имеем перед собой: во-первых, новгородское сказание о призвании князей из варягов, не смешиваемых с русью, сказание, предполагающее, как мы видели, народное предание о приглашении в Новгород наёмной варяжской дружины; во-вторых, работу киевского летописца, отождествившего варягов с русью; и за этой работой мы видим народное киевское предание об иноземном, варяжском происхождении руси, – предание, не дававшее притом никаких хронологических указаний на время появления руси в Южной России. Исторической науке предстоит связать оба предания – северное и южное – с теми событиями, которые в действительности могли иметь место при создании Русского государства»[11].