На безымянной высоте - Юрий Черняков

Над нашим передним краем взмыла осветительная ракета, разведчики с «языком» замерли, и немцы на всякий случай дали пару очередей в сторону русских окопов.

Они перебрались еще через один овраг, поросший густым кустарником, и Каморин прокричал по-птичьи, приложив руки ко рту.

В ответ из небольшого окопа-секрета донесся тихий голос разведчика Прохора Полунина:

— Степа, Миша, вы?

— Мы, кто ж еще… — буркнул недовольный Степан. — Давай не спи, принимай…

И они свалили в окоп связанного немца. Прохор ощупал окровавленную голову беспамятного немца,

— Степа, ты его, случаем, не убил?

— Случаем, нет. Перевяжи его получше, что ли, раз не нравится… Или воды ему плесни… Так кто там по мне стрелял, кто пилотку продырявил? — спросил он громко.

— Да это вон они, пехота. — Прохор пренебрежительно мотнул головой в сторону соседних окопов. — Пополнение, мать их так. Со страху, как всегда.

Степан выбрался из окопа разведчиков, подошел к соседнему.

— Кто стрелял, спрашиваю? Не боись, ничего не сделаю. Только выпорю и в угол на горох поставлю.

Окопы безмолвствовали.

— Ну я… — послышался полудетский голос. — Извините. Я не нарочно… Больше не буду.

Из окопов послышалось дружное ржание нескольких десятков мужских глоток, и немцы снова дали несколько очередей в сторону русских. На всякий случай.

Старшина Иван Безухов — пожилой, коренастый и лобастый — вышел из прифронтового госпиталя, заметно прихрамывая на одну ногу.

— Ну че, Вань, больше не свидимся? — кричали ему с разных сторон.

— Да как тут загадывать? — Он развел руками. — До первой пули, как всегда.

Его догнала моложавая, в пышном теле, санитарка и сунула промасленный пакет, сложенный из фронтовой газеты.

— Ваня, твои любимые, с капусткой… До обеда почему не подождал?

— Да ладно тебе, Нюра, меня сейчас в полку на довольствие поставят, да и ваши повара от пуза покормили, как узнали, что выписывают.

— Может, еще свидимся, а? — вполголоса проговорила она и опустила глаза.

— Может, и так, — не исключил Иван Безухов. — Гора с горой, говорят, не сходятся, а человеки… Только не здесь, ладно? А в других местах. Вы же к себе в госпиталь без пули в ноге иль осколка в интересном месте не принимаете?

— Я вот свой адресок тут записала… На всякий случай. — Нюра, оглядываясь, несмело сунула старшине записку.

— Вот, ей-богу… Нюра, говорил же тебе. А если моя жена вдруг отыщется?

— А если нет… Сам же говорил, год не отзывается она на твои письма.

— Мне-то, Нюра, уже за пятьдесят, сама знаешь, — негромко сказал Иван и взял ее за локоть. — А ты еще вон какая молодуха.

В самом соку. Может, для тебя кто помоложе найдется. А не такой хрен старый. Подумай, а…

— Все равно напиши. — Ее голос дрогнул, она вырвала локоть и пошла назад не оглядываясь.

Старшина Безухов не без сожаления посмотрел ей вслед, потом закинул вещмешок за спину и вышел через КПП на дорогу. Он вытянул руку, голосуя, и, как по заказу, возле него затормозила та самая полуторка «ЗИС-5» из его полка, что недавно отвозила тяжело раненного комполка. Теперь в ее кузове сидела самая разношерстная фронтовая публика.

— Никак Семеныч! — обрадовался старшине Безухо-ву пожилой водитель, рядом с которым сидел незнакомый, средних лет капитан.

— Здорово, Глебушка, — воскликнул Иван и закряхтел, забираясь в кузов. — Это все, что ли, в хозяйство Морозова едут?

— Все, — ответил водитель. — А ты все по госпиталям прохлаждаешься?

— Да вот… Не ждал, не гадал, опять пулю схлопотал повыше лодыжки… Прилетела шальная откуда-то, даже не пойму. Веришь, даже выстрела не слышал. Новости какие есть? Как живете-то, как воюете?

— Без тебя не начнем… Батю вот вчера подстрелили, — сказал водитель. — Сразу увезли.

— Батю? — охнул Безухов и наконец с чужой помощью забрался в кузов. — Как так? Куда смотрели? Насмерть?

— Да нет… глаза лишился. Вроде мозг задет. В Москву, говорят, отправили самолетом, — сказал водитель. — Судьба-копейка. В бою пуля ни его, ни тебя не брала, а как затихло, кого в ногу, кому в глаз. Вот так и живем… Вроде затишье, наступления нет никакого, только готовимся, а поди ж ты… Тебе помочь? Эй, чего сидите, помогите человеку устроиться, слышите?

Во фронтовом грузовике «ЗИС-5» было тесно. Там находился, в частности, оператор фронтовой кинохроники, который непрерывно крутил камеру, снимая все, что видел вокруг себя.

Грузовик, переваливаясь и натужно ревя мотором, катил по разбитой и расхлябанной осенней дороге с наспех засыпанными воронками в сторону фронта, откуда доносилась глухая канонада.

Бывалые солдаты дремали, несмотря на тряску, или молча смотрели на наши новенькие танки, движущиеся в сторону фронта. А также не без любопытства и злорадства — на подбитые немецкие танки и артиллерийские орудия, стоящие вдоль обочины, но чаще — на единственную здесь девушку-пассажирку с белокурыми волосами, выбивающимися из-под новенькой пилотки, с аккуратной прической, погонами младшего сержанта и комсомольским значком на заметной груди, с плотно, в нитку, сжатыми губами. Одета девушка в выглаженную гимнастерку, и еще был у нее с собой кожаный продолговатый чехол, который она держала между колен.

Эшелон с маршевым пехотным батальоном остановился недалеко от железнодорожной станции. Возле платформы уже стояли грузовики, готовые принять пополнение, прибывшее на фронт, в действующую армию.

Обычные солдаты быстро разгрузились из теплушек и телятников, а последними не спеша, потягиваясь, словно после долгого сна, разгрузилась штрафная рота, составленная в основном из уголовных, но социально близких элементов.

Среди них и был рядовой Николай Малахов, тогда еще совсем юный, в новой солдатской форме, которая была ему явно велика, так что гимнастерка топорщилась и вылезала из-под солдатского ремня. Он окликнул проходящего мимо железнодорожника-обходчика, простукивающего молотком с длинной ручкой вагонные оси.

— Слышь, земеля, до границы тут далеко?

— Сто верст, и все пехом, — ответил тот, не останавливаясь.

— Потерпим, да, Леха? — Малахов хлопнул по плечу своего кореша, мешковатого парня его возраста, с лицом, покрытым чирьями. — Сто верст для бешеной собаки не крюк, верно?

— Ну, — отозвался тот. — Перетерпим как-нибудь. Больше терпели.

— Десять минут — перекурить и оправиться! — последовала команда. И вновь прибывшие солдаты охотно разошлись в разные стороны, многие с наслаждением, сняв сапоги и портянки, легли в траву. Другие последовали в ближайший лесок. Там кореш Леха сел под ближайший куст, а Малахов последовал дальше. Он шел какое-то время, собирая ягоду, и жевал ее, жмурясь и чмокая от удовольствия. И даже напевал… Потом обнаружил, что он то ли заблудился, то ли просто забрался дальше всех в лес. И уже собрался кричать «ау», но вдруг услышал девичий смех и плеск воды.