Однажды преступив закон… - Андрей Воронин

Он не договорил, потому что рука Юрия стремительно выдернула его из кресла и швырнула через всю комнату. Бандит врезался плечом в ребро застекленной двери и упал на пол. Стекло громко задребезжало, но не разбилось. Филатов взял со стола деньги и бросил вслед.

– Чтобы я тебя больше не видел, – сказал он. – Попадешься мне на глаза – сверну шею к чертовой матери.

– Пожалеешь, козел, – подбирая деньги и с трудом поднимаясь на ноги, пообещал гость.

– Дверь за собой закрой, патриот, – напутствовал его Юрий.

Глава 2

Лысый толстяк в мятом, когда-то белом халате и очках с мощными линзами в палец толщиной заглянул Копылову в зрачки, небрежно проверил рефлексы и заставил подуть в трубочку. Делая контрольный выдох, Копылов не смог сдержать блудливую ухмылку, которую всякий раз вызывала у него эта незатейливая процедура. В данный момент он был трезв как стеклышко но тест на алкоголь всегда заставлял его чувствовать себя кем-то наподобие преступника.

– Свободен, – проворчал толстяк, делая какую-то пометку в засаленном журнале напротив фамилии Копылова.

– Да здравствует свобода! – как всегда, ответил Копылов и вышел в облицованный грязным белым кафелем коридор.

Здесь было накурено – хоть топор вешай – и шумно. У дверей медпункта собралась небольшая очередь заступающих в ночную смену водителей, спешивших засвидетельствовать фельдшеру Степанычу свое почтение и подуть в трубочку. Все они переговаривались, рассказывали друг другу анекдоты и случаи из богатой на приключения профессиональной практики. Окунувшись в привычную атмосферу, Копылов стрельнул у кого-то сигаретку, беззлобно выматерился в ответ на замечание о том, что такой большой мальчик мог бы купить сигареты в табачном киоске, чиркнул зажигалкой и огляделся. У него было еще почти полчаса до начала смены, а в гараже его наверняка поджидал сменщик, которому он еще месяц назад задолжал десять долларов. Десятка лежала у него в кармане, так же как и пачка сигарет, но Копылов никогда не спешил расставаться со своим добром, предпочитая сначала на всю катушку попользоваться чужим. Эта особенность его характера была хорошо известна всем, с кем он общался, но ему многое прощали за веселый нрав. Кроме того, он никогда не крал и в конце концов всегда отдавал долги – для этого его нужно было всего-навсего как следует прижать. Он никогда не жалел ни сигарет, ни денег для тех, кто успевал попросить их у него. Удавалось это немногим, потому что Копылов всегда заранее угадывал в человеке просителя и просил первым.

Вокруг одновременно велось множество разговоров. Кто-то рассказывал жуткую историю о том, как его жена снюхалась с его любовницей, вступила с ней в сговор и они на пару затащили его в постель, чтобы в наказание укатать до бесчувствия, – разумеется, тщетно, поскольку рассказчик, гигант секса, сам укатал обеих до потери сознания. В этой истории не было ни слова правды, и Копылов отвернулся от рассказчика.

В хвосте очереди старый хрыч Савельич скармливал какому-то желторотику старую байку о том, что столовая ложка подсолнечного масла, принятая поверх стакана водки, начисто нейтрализует “выхлоп” и делает бессильным тест на алкоголь. “Ты бухой, понял? – втолковывал Савельич жадно внимавшему новичку. – У тебя глаза в разные стороны смотрят, а трубка ни хрена не показывает! Только анализ крови покажет, так кто с этим станет возиться… А чтобы наверняка, лучше засосать не ложку, а сразу полстакана…"

– Савельич, – окликнул его Копылов, – а ты сам-то пробовал?

Савельич неторопливо, с достоинством повернулся в его сторону.

– Что я, с ума сошел – всякую дрянь пить? – пробасил он. – Чего ты, Васька, вечно в разговор лезешь? Не хочешь – не слушай, а врать не мешай!

Он снова обернулся к новичку, но тот уже успел смыться. Савельич ухмыльнулся, покрутил головой и стал с трубным звуком продувать “беломорину”. Копылов подмигнул ему и стал прокладывать себе путь к выходу, обмахиваясь сложенным вдвое путевым листом, как веером.

Гараж был тускло освещен зудевшими под потолком лампами дневного света. В их мертвенном сине-зеленом сиянии видавшие виды таксопарковские “Волги” напоминали дорогие заграничные лимузины. Здесь, в замкнутом пространстве бокса, они казались воплощением мощи и скорости. В гараже приятно пахло бензином, выхлопными газами и пролитым моторным маслом. В дальнем углу вспыхивало и гасло бело-голубое солнце электросварки. Там сыпались искры, трещали электрические разряды и утробно гудел сварочный аппарат. Копылов огляделся, пытаясь засечь своего напарника-кредитора, но того нигде не было видно.

Василий отправился на поиски своей машины. В гараже было по-вечернему пустовато, и он удивился, увидев невдалеке от ворот какое-то непривычное скопление людей. Подойдя поближе, он разглядел, что люди окружили одну из вернувшихся в парк машин. Среди промасленных комбинезонов слесарей мелькали чистые брюки и куртки водителей. Копылов понял, что произошло очередное ЧП, и суеверно поплевал через левое плечо: пронеси, Господи. Он считал, что увидеть перед заступлением на смену разбитую машину – очень плохая примета. В какой-то степени это было правильно: зрелище изуродованного, скомканного, как грязная промокашка, автомобиля могло надолго испортить настроение, а выезжать на сумасшедшие московские улицы в плохом настроении – значит, искать неприятностей на свою голову.

Он подошел еще ближе и увидел, что автомобиль, вокруг которого толпились люди, цел. В толпе он заметил своего сменщика, но теперь это не имело значения. Сплошная стена ног и спин вдруг заволновалась, раздалась в стороны, и на открытое пространство вышли трое. Точнее, шли своим ходом только двое, а третий висел у них на плечах, вяло перебирая ногами в испачканных голубых джинсах. Голова его безвольно свисала на грудь, с лица обильно капала густая жидкость, казавшаяся в мертвенном свете ртутных ламп черной, как сырая нефть. Копылов, которого всегда мутило от вида чужой крови, поспешно отвернулся, но все же узнал в раненом Игоря Турусова, с которым находился в полуприятельских отношениях. Это меняло дело, и Копылов со всех ног бросился к приятелю.

– Игореха! – крикнул он. – Чего случилось? Его оттолкнули в сторону.

– Не лезь, – сказал кто-то. – Видишь, человеку пачек накидали.

– Кто? – возмущенно вскинулся Копылов. – Кто, блин?!

– Не говорит, – ответил ему тот же голос. – В толк не возьму, как он вообще до гаража доехал!

Турусов вдруг затормозил, упершись ногами в бетон, и поднял залитое кровью лицо. Кровавая маска медленно повернулась справа налево, обводя глазами столпившихся вокруг людей. Голова Турусова бессильно покачивалась на шее, глаза мучительно щурились, вглядываясь в лица, и Наконец отыскали Копылова. Когда этот тусклый, наполовину бессмысленный взгляд уперся в его лицо, Копылов невольно вздрогнул и отшатнулся, словно его сильно толкнули в лоб ладонью.

– Васек, – прохрипел Турусов. – А мне.., видал, какой макияж сделали?

– Кто, Игореха? – настойчиво повторил Копылов. – Какая сука?..

– Двое, – невнятно пробормотал Турусов. – Частники… Старая “Омега” и “девятка”.., красная, как морковка. В Быково часто.., пасется. Такая.., с длинной антенной… В Быково… Монтировкой…

Его голова бессильно упала на грудь. На несколько секунд воцарилась тишина – все ждали, не скажет ли он чего-нибудь еще. Турусов молчал, и двое слесарей, которые поддерживали его в вертикальном положении, спохватившись, поволокли его в сторону медпункта.

– Будет Степанычу работа, – сказал кто-то.

– А что ему, хряку старому, – отозвался другой голос. – Позвонит в “скорую”, вот и вся работа.

Копылов огляделся по сторонам. Люди начали расходиться, вполголоса обсуждая происшествие.

– Монтировкой, – повторил Копылов. – Монтировкой…

Он бросился к своей машине, комкая в кулаке путевой лист. “Васька, стой! Не дури!” – крикнули сзади, но он даже не обернулся. Взревел двигатель трехлетней “Волги”, взвизгнули покрышки на бетонном полу, оставив на нем два черных следа, и яично-желтый автомобиль с шашечками на борту, подпрыгнув на пороге, пулей выскочил из гаража.

– Ох, наделает Васька делов, – сказал подоспевший Савельич, глядя вслед ушедшей в дождливую ночь “Волге”. – Надо бы диспетчеру сказать, что ли. А еще лучше – начальнику смены.

– Я тебе скажу, старый козел, – вмешался в разговор угрюмый, вечно небритый водитель по кличке Бармалей. – Он настоящий мужик, понял? Он все правильно делает. Этих сучар учить надо. Где это видано, чтобы таксисты за своих не заступились? Совесть имей, Савельич. Ты же старый водила, пример должен показывать. Что будет, если мы, чуть что, к начальству бегать станем? Где, он сказал, его прихватили – в Быково? А ну, мужики, кто со мной?

Пристыженный Савельич отошел в сторону, невразумительно бормоча что-то об оставшихся до пенсии четырех месяцах. Бармалей решительно направился к своей машине. Несколько человек после недолгого колебания двинулись за ним. Через несколько минут небольшая кавалькада таксопарковских “Волг”, рассекая фарами темноту, устремилась в сторону Быково. Они пытались вести переговоры по радио, но ушедший далеко вперед Копылов резко оборвал их, напомнив, что радио может слушать любой дурак, у которого хватило ума обзавестись приемником. После этого они двигались в полной тишине, игнорируя голосовавших у обочин пассажиров и распугивая резкими гудками клаксонов маячивших вдоль дороги проституток.