Лед - Анна Каван

Сверкнув глазами, он сказал: «Неужели я должен часами сидеть в тишине только потому, что ты и рта открыть не соизволишь? — Сердитый голос был полон искреннего возмущения — Да и вообще, что с тобой последнее время? Почему ты не можешь вести себя по-человечески? — Не ответив, она прикрыла лицо ладонями. Слезы сочились меж пальцев. Он с отвращением посмотрел на нее. — Я тут с тобой, как в одиночной камере. Но предупреждаю, больше мириться с этим я не намерен. С меня довольно. Осточертело. Возьми себя в руки, или же…» Бросив на нее грозный взгляд, он вышел, хлопнув дверью. Она осталась в наступившей тишине, как потерявшийся ребенок с мокрыми от слез щеками. Потом она бесцельно бродила по комнате, подошла к окну, отодвинула занавеску и вскрикнула от неожиданности.

Вместо тьмы она увидела ошеломляющий небесный пожар, невероятный ледяной мираж. Холодные пульсирующие всполохи радужного огня пронизывали сверкающие монолиты громоздящихся вокруг ледяных гор. Вокруг дома закованные в лед деревья, словно сверхъестественные алмазные призмы, переливаясь и сверкая, отражали яркие переменчивые каскады льющегося сверху света. Северное полярное сияние превратило привычное ночное небо в холодный искрящийся свод, под которым землю со всеми ее обитателями сковали непреодолимые сверкающие ледяные барьеры. Мир превратился в арктическую тюрьму, откуда невозможно вырваться, все живое, как и деревья, уже безжизненные под смертоносной блестящей броней, было надежно приковано к земле.

В отчаянии она огляделась по сторонам. Со всех сторон ее окружали огромные, пронизываемые ослепительными вспышками света ледяные стены, непрерывно движущиеся, изменяющиеся потоки льда, стремительные лавины, как океаны, погребали под собой обреченный мир. Куда б она ни взглянула — всюду леденящее душу кружение, парящие прозрачные пики, нависающее кольцо холодных, огненных громад, волн, готовых обрушиться на нее в любую секунду. Замороженная смертным холодом, ослепленная сверканием кристального ледяного света, она чувствовала, как становится частью полярного миража, сливается со льдом и снегом. Она приняла мир льда, ослепительного, блистающего, мертвенного, как свою судьбу; она покорилась триумфу ледников и гибели мира.

Мне было жизненно важно найти ее без промедлений. Ситуация складывалась тревожная, атмосфера накалялась, катастрофа была неизбежна. Ходили разговоры о тайной агрессии иностранной державы, но никто не знал, что происходит на самом деле. Правительство скрывало факты. Меня по секрету проинформировали о резком скачке радиоактивного загрязнения, указывающем на взрыв ядерного устройства, вид и происхождение которого остались неизвестны, отчего сколь-либо точно предсказать последствия представлялось невозможным. Предполагалось, что произошло смещение полюсов, что, в свою очередь, привело к существенным изменениям климата, вызванным преломлением солнечной энергии. Если мягкие антарктические льды не растопятся теплыми Тихим и Атлантическим океанами, образуется огромный массив льда, который будет отражать солнечные лучи и посылать их обратно в космос, лишая планету тепловой энергии. В городе царили хаос и неразбериха.

Новости из-за границы подвергались цензуре, но выехать было еще можно. Сумятица усугублялась целым потоком директив, часто противоречащих друг другу, а также непредсказуемостью, с которой их издавали и отменяли. Единственное, что могло прояснить картину, это всеобъемлющий анализ мировых событий, но это было невозможно из-за решения политиков блокировать все заграничные новости. У меня создалось впечатление, что власти просто потеряли голову, не понимая, как противостоять надвигающейся опасности, и надеясь продержать население в неведении относительно реального положения вещей, пока не будет разработан хоть какой-то план.

Люди, безусловно, проявили бы большую озабоченность, с большим рвением стремились бы получить информацию о происходящем в других странах, если бы дома им не приходилось бороться с дефицитом топлива, перебоями в электроснабжении, развалом транспортной системы и черным рынком, куда стремительно перекачивалось все жизненно необходимое.

Ожидать, что аномальные морозы прекратятся, не приходилось. В моем номере было сравнительно тепло, но даже в отелях отопление свели к минимуму, а перебои в снабжении и развал инфраструктуры препятствовали моим поискам. На реке уже несколько недель стоял лед, доки были полностью парализованы, что стало серьезной проблемой. Все товары первой необходимости были в дефиците; введение карточек, по крайней мере на продовольствие и топливо, уже нельзя было откладывать, несмотря на нежелание власть имущих прибегать к непопулярным мерам.

Все, у кого была возможность, уезжали в поисках лучшей жизни. Билетов не было ни на суда, ни на самолеты; на все рейсы выстраивались огромные очереди. Доказательств, что девушка уже за границей, у меня не было. Вообще-то представлялось маловероятным, что ей удалось покинуть страну, но, с другой стороны, какие-то шансы, что она могла оказаться на каком-нибудь судне, все-таки оставались.

Порт находился довольно далеко, добираться до него было долго и сложно. Я опаздывал, гнал туда всю ночь и прибыл за час до отплытия. Пассажиры и провожающие уже поднялись на борт и толпились на палубах. Первым долгом следовало поговорить с капитаном. Он оказался раздражающе словоохотлив. Я постепенно терял терпение, а он все продолжал сетовать на власти, на перегрузку судна пассажирами: это-де небезопасно для корабля, несправедливо по отношению к нему, к компании, к самим пассажирам, да и к страховщикам тоже. Это-де его прерогатива. Как только я получил разрешение самостоятельно передвигаться по судну, я предпринял методичный осмотр всех его частей, но не нашел и следа той, которую искал.

В конце концов я сдался и вернулся на палубу. Подавленный и бесконечно усталый я встал у перил, будучи не в состоянии пробиться сквозь толпы суетящихся на палубе людей и испытывая страстное желание бросить всю эту затею. Ведь у меня не было ни одного довода в пользу того, что девушка именно на этом корабле. Продолжать поиски на основании лишь смутной догадки показалось мне вдруг не только бессмысленным, но и безумным; тем более при моем неопределенном отношении к предмету поисков. Я подумал, что настоятельная потребность отыскать ее, словно она была утраченной частью меня самого, больше похоже не на любовь, а скорее на некое умопомрачение, слабость, которую необходимо изжить, вместо того чтобы позволять ей властвовать над собой.

В этот момент мимо меня проплыла большая черноспинная чайка, почти коснувшись кончиком крыла моей щеки, будто нарочно привлекая мое внимание и взгляд на шлюпочную палубу. И тут я увидел ее, она стояла там, где до этого никого не было, и смотрела куда-то в сторону; все, о чем я только что думал, улетучилось из головы, смятенное волной возбуждения, непреодолимая тяга к ней вернулась. Даже не разглядев ее лица, я был уверен, что это она. Ни у одной девушки в мире не было столь ослепительных волос, ни одна не была такой худенькой, что ее хрупкость можно было разглядеть сквозь грубое серое пальто. Я просто должен был до нее добраться, ни о чем другом я думать не мог. Завидуя свободно парящим чайкам, я ринулся в разделявшую нас густую человеческую массу. Времени не оставалось, корабль вот-вот должен был отчалить. Провожающие покидали палубу, пришлось продираться сквозь идущих навстречу людей. Пока не поздно, надо было попасть на шлюпочную палубу. В своем рвении, я, должно быть, страшно толкался. Слышались возмущенные возгласы, кто-то грозил кулаком. Я старался объяснить, что страшно спешу, но меня не слушали. Трое молодых людей угрожающего вида, сцепив руки, грубо преградили мне путь. Я никого не хотел обидеть и едва соображал, что делаю. Я думал только о ней. Неожиданно кто-то из команды прокричал в громкоговоритель: «Всем провожающим сойти на берег. Трап поднимется через две минуты». Воздух прорезал оглушительный гудок. Началась давка. Противостоять рвущимся к трапу людям было практически невозможно. Толпа в паническом бегстве утянула меня с корабля на причал.

Стоя у кромки воды, я увидел ее высоко над собой, но теперь уже значительно дальше. Корабль отчалил и с каждой секундой набирал скорость, а полоса воды, отделявшая меня от него, была уже слишком широкой, чтобы перепрыгнуть. В отчаянии я закричал и замахал руками, стараясь привлечь ее внимание. Безнадежно. Вокруг колыхалось целое море рук, бесчисленные голоса выкрикивали что-то невразумительное. Я видел, как она обернулась сказать что-то человеку, который только что подошел к ней и тут же натянул ей на голову капюшон, чтобы не было видно волос. Сомнения обуревали меня, и чем дольше я смотрел, тем более они крепли. В конце концов, наверное, это просто не та девушка; эта слишком уж владела собой. Но полной уверенности не было.